ров и еще несколько волостей.
Все эти князья были довольны; не мог быть доволен один Шемяка. Везде,
в Новгороде и Казани, между князьями удельными и в стенах самой Москвы,
он заводил крамолы, хотел возбудить нерасположение к Василию: он не пе-
реставал сноситься с Новгородом, называя себя великим князем и требуя
помощи от граждан, повторяя старое обвинение Василию, что по его поблаж-
ке Москва в руках татар, не прекратил сношений и с прежним союзником
своим, Иваном можайским: последний не скрывал этого союза от великого
князя, послы его прямо говорили Василию: "Если пожалуешь князя Димитрия
Юрьевича, то все равно, что ты и меня, князь Ивана, пожаловал; если же
не пожалуешь князя Димитрия, то это значит, что и меня ты не пожаловал".
Из этого свидетельства видно, что Шемяка просил у великого князя волос-
тей, потерянных по договору 1447 года, или других каких-либо и не полу-
чал просимого. Отказавшись от всякой власти над Вяткою, Шемяка между тем
посылал подговаривать ее беспокойное народонаселение на Москву; покляв-
шись не сноситься с Ордою, Шемяка держал у себя казанского посла, и лег-
ко было догадаться, какие переговоры вел он с ханом, потому что послед-
ний сковал посла великокняжеского; когда же от хана Большой Орды пришли
послы в Москву и великий князь послал к Шемяке за выходом, то он не дал
ничего, отозвавшись, что хан Большой Орды не имеет никакой власти над
Русью. Поклявшись возвратить все захваченное им в Москве через месяц,
Шемяка не возвращал и по истечении шести месяцев, особенно не возвращал
ярлыков и грамот. Далее, в договоре находилось условие, общее всем кня-
жеским договорам того времени, что бояре, дети боярские и слуги вольные
вольны переходить от одного князя к другому, не лишаясь своих отчин, так
что боярин одного князя, покинув его службу, перейдя к другому, мог
жить, однако, во владениях прежнего князя, и тот обязывался блюсти его,
как своих верных бояр. Но Шемяка не мог смотреть равнодушно, что бояре
его отъезжают в Москву, и вопреки клятве грабил их, отнимал села, дома,
все имущество, находившееся в его владениях. Мы знаем, что младшим сы-
новьям великокняжеским давались части в самом городе Москве, и каждый из
них держал тиуна в своей части: Шемяка, владея в Москве жребием отца
своего Юрия, посылал к тиуну своему Ватазину грамоты, в которых приказы-
вал ему стараться отклонять граждан от великого князя. Эти грамоты были
перехвачены, и Василий отдал дело на суд духовенству.
Если русское духовенство в лице своего представителя, митрополита,
так сильно содействовало возвеличению Москвы, то одинаково могущественно
содействовало и утверждению единовластия, ибо в это время духовенство
сознательнее других сословий могло смотреть на стремление великих князей
московских, вполне оценить это стремление. Проникнутое понятиями о влас-
ти царской, власти, получаемой от бога и не зависящей ни от кого и ни от
чего, духовенство по этому самому должно было находиться постоянно во
враждебном отношении к старому порядку вещей, к родовым отношениям, не
говоря уже о том, что усобицы княжеские находились в прямой противопо-
ложности с духом религии, а без единовластия они не могли прекратиться.
Вот почему, когда московские князья начали стремиться к единовластию, то
стремления их совершенно совпали с стремлениями духовенства; можно ска-
зать, что вместе с мечом светским, великокняжеским, против удельных кня-
зей постоянно был направлен меч духовный. Мы видели, как митрополит Фо-
тий в начала Васильева княжения действовал против замыслов дяди Юрия,
как потом кирилловский игумен Трифон разрешил Василия от клятвы, данной
Шемяке; а теперь, когда Шемяка не соблюл своей клятвы и великий князь
объявил об этом духовенству, то оно вооружилось против Юрьевича и отпра-
вило к нему грозное послание, замечательное по необыкновенному для того
времени искусству, с каким написано, по уменью соединить цели госу-
дарственные с религиозными. Послание написано от лица пяти владык, двух
архимандритов, которые поименованы, и потом от лица всего духовенства.
Здесь прежде всего обращает на себя внимание порядок, в каком следуют
владыки один за другим: они написаны по старшинству городов, и первое
место занимает владыка ростовский. Ростов Великий, давно утративший свое
значение, давно преклонившийся пред пригородами своими, удерживает преж-
нее место относительно церковной иерархии и напоминает, что область, в
которой находится теперь историческая сцена действия, есть древняя об-
ласть Ростовская; за ним следует владыка суздальский, и уже третье место
занимает нареченный митрополит Иона, владыка рязанский, за которым сле-
дуют владыки коломенский и пермский. Второе, что останавливает нас
здесь, - это единство русского духовенства: Иона, епископ рязанский,
ревностно поддерживает государственное стремление московского князя, и
московский князь не медлит дать свое согласие на возведение этого епис-
копа в сан митрополита, зная, что рязанский владыка не принесет в Москву
областных рязанских стремлений.
В первых строках послания духовенство высказывает ясно свою основную
мысль о царственном единодержавии: оно сравнивает грех отца Шемякина,
Юрия, помыслившего беззаконно о великом княжении, с грехом праотца Ада-
ма, которому сатана вложил в сердце желание равнобожества. "Сколько тру-
дов перенес отец твой, - говорит духовенство Шемяке, - сколько истомы
потерпело от него христианство, но великокняжеского стола все не полу-
чил, чего ему богом не дано, ни земскою изначала пошлиною". Последними
словами духовенство объявляет себя прямо на стороне нового порядка прес-
толонаследия, называя его земскою изначала пошлиною. Упомянув о поступ-
ках и неудачах Юрия и Василия Косого, духовенство обращается к поступкам
самого Шемяки; укорив его тем, что он не подавал никогда помощи великому
князю в борьбе его с татарами, переходит к ослеплению Василия: "Когда
великий князь пришел из плена на свое государство, то дьявол вооружил
тебя на него желанием самоначальства: разбойнически, как ночной вор, на-
пал ты на него, будучи в мире, и поступил с ним не лучше того, как пос-
тупили древние братоубийцы Каин и Святополк Окаянный. Но рассуди, какое
добро сделал ты православному христианству или какую пользу получил са-
мому себе, много ли нагосподарствовал, пожил ли в тишине? Не постоянно
ли жил ты в заботах, в переездах с места на место, днем томился тяжелыми
думами, ночью дурными снами? Ища и желая большего, ты погубил и свое
меньшее". Потом приводится последняя договорная грамота Шемяки с великим
князем и показывается, что Юрьевич не соблюл ни одного условия. Духо-
венство отстраняет упрек, делаемый великому князю за то, что он держит в
службе своей татар: "Если татары живут в земле христианской, то это по-
тому, что ты не хочешь соблюдать договора, следовательно, все слезы
христианские, проливаемые от татар, на тебе же. Но как скоро ты с своим
старшим братом, великим князем, управишься во всем чисто, по крестному
целованию, то мы ручаемся, что великий князь сейчас же вышлет татар вон
из земли". Как видно, Шемяка сильно досадовал на духовенство за то, что
оно держало сторону Василия, и выражал на словах свою досаду; духо-
венство пишет: "Ты оскверняешь наши святые епитрахили неподобными своими
богомерзкими речами: это делаешь ты не как христианин, но хуже и пога-
ных, ибо сам знаешь, что святые епитрахили изображают страдание господа
нашего Иисуса Христа: епитрахили наши твоими речами не могут никак оск-
верниться, но только ты сам душу свою губишь". В заключение духовенство
говорит, что оно по своему долгу било челом за Шемяку великому князю,
что тот послушал святительского слова и хочет мира с двоюродным братом,
назначая ему срок для исполнения договора. Если же Шемяка и тут не ис-
полнит условий, в таком случае духовенство отлучает его от бога, от
церкви божией, от православной христианской веры и предает проклятию.
Шемяка не послушался увещаний духовенства, и в 1448 году великий
князь выступил в поход. Тогда Юрьевич, не пугавшийся церковного прокля-
тия, испугался полков Васильевых и послал просить мира к великому князю,
который остановился в Костроме. Мир был заключен, как видно, на прежних
условиях, и Шемяка дал на себя проклятые грамоты. Иона, посвященный в
декабре 1448 года в митрополиты, уведомляя об этом посвящении своем кня-
зей, панов, бояр, наместников, воевод и все христоименитое господне
людство, пишет: "Знаете, дети, какое зло и запустение земля наша потер-
пела от князя Дмитрия Юрьевича, сколько крови христианской пролилось;
потом князь Дмитрий добил челом старшему брату своему, великому князю, и
честный крест целовал, и не однажды, но все изменял; наконец, написал на
себя грамоту, что если вооружится опять на великого князя, то не будь на
нем милости божией, пречистой богоматери, великого чудотворца Николы,
св. чудотворцев Петра и Леонтия, преподобных Сергия и Кирилла, благосло-
вения всех владык и всего духовенства ни в сей век, ни в будущий; поэто-
му, продолжает Иона, пишу к вам, чтобы вы пощадили себя, не только те-
лесно, но особенно духовно, посылали бить челом к своему господарю вели-
кому князю о жалованье, как ему бог положит на сердце. Если же не стане-
те бить челом своему господарю и прольется от того кровь христианская,
то вся эта кровь взыщется от бога на вас, за ваше окаменение и неразу-
мие; будете чужды милости божией, своего христианства, благословения и
молитвы нашего смирения, да и всего великого священства божия благосло-
вения не будет на вас; в земле вашей никто не будет больше называться
христианином, ни один священник не будет священствовать, но все божнп
церкви затворятся от нашего смирения".
В конце 1448 года уведомлял митрополит о мире великого князя с Шемя-
кою, а весною следующего 1449 года Шемяка уже нарушил крестное целова-
ние, свои проклятые грамоты и в самое Светлое воскресенье осадил Костро-
му, бился долго под городом, но взять его не мог, потому что в нем была
сильная застава (гарнизон) великокняжеская под начальством князя Ивана
Стриги и Федора Басенка. Скоро и сам великий князь выступил с полками
против Шемяки, с которым опять заодно действовал Иван можайский, а с ве-
ликим князем шли вместе также могущественные союзники - митрополит и
епископы. На Волге, в селе Рудине, близ Ярославля, встретились неприяте-
ли, но битвы не было, потому что Можайский оставил Шемяку и помирился с
Василием, который придал ему Бежецкий Верх. Мы видели, что Бежецкий Верх
был отдан Ивану гораздо прежде, в 1447 году, но это нисколько не может
заставить нас заподозрить приведенное летописное известие, потому что до
нас не дошло никаких известий о причинах, которые побуждали Шемяку и Мо-
жайского восставать на великого князя; очень может быть, что у Можайско-
го почему-нибудь было отнято пожалование 1447 года; мы знаем, что еще в
феврале 1448 года Можайский чрез посредство тестя своего князя Федора
Воротынского вошел в сношения с великим князем литовским Казимиром, тре-
буя помощи последнего для овладения столом Московским, за что обязывался
писаться всегда Казимиру братом младшим, уступить Литве Ржеву, Медынь,
не вступаться в Козельск и помогать во всех войнах, особенно против та-
тар. Под 1450 годом встречаем новое известие о походе великого князя на
Шемяку, к Галичу: 27 января великокняжеский воевода князь Василий Ивано-
вич Оболенский напал на Шемяку, который стоял под городом со всею своею
силою; Шемяка потерпел страшное поражение и едва мог спастись бегством;
Галич сдался великому князю, который посадил здесь своих наместников.
Лишенный удела, Шемяка скрылся сначала в Новгороде, но потом, собрав-
шись с силами, захватил Устюг; земли он не воевал, говорит летописец, но
