Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Demon's Souls |#8| Maiden Astraea
Demon's Souls |#7| Dirty Colossus
Demon's Souls |#6| Fool's Idol
Demon's Souls |#5| Leechmonger

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Солженицын А. Весь текст 214.17 Kb

Один день Ивана Денисовича

Следующая страница
 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 19
   А. Солженицын.
   Один день Ивана Денисовича

   Подготовка электронного текста для некоммерческого распространения --  С.
Виницкий.


   Эта редакция является истинной и окончательной.
   Никакие прижизненные издания её не отменяют.

   А. Солженицын

   Апрель 1968 г.


   Один день Ивана Денисовича

   Повесть

   В пять часов утра, как всегда, пробило подъем  --  молотком  об  рельс  у
штабного барака. Перерывистый звон слабо прошел сквозь стекла,  намерзшие  в
два пальца, и скоро затих: холодно было, и надзирателю  неохота  была  долго
рукой махать.
   Звон утих, а за окном все так же, как и среди ночи, когда Шухов вставал к
параше, была тьма и тьма, да попадало в окно три желтых фонаря:  два  --  на
зоне, один -- внутри лагеря.
   И барака что-то не шли отпирать, и  не  слыхать  было,  чтобы  дневальные
брали бочку парашную на палки -- выносить.
   Шухов никогда не просыпал подъема, всегда вставал по нему --  до  развода
было часа полтора времени своего, не казенного, и кто знает лагерную  жизнь,
всегда может подработать: шить кому-нибудь  из  старой  подкладки  чехол  на
рукавички; богатому бригаднику подать сухие валенки прямо на койку, чтоб ему
босиком не топтаться вкруг кучи, не выбирать; или  пробежать  по  каптеркам,
где кому надо  услужить,  подмести  или  поднести  что-нибудь;  или  идти  в
столовую собирать миски со столов и сносить их горками в посудомойку -- тоже
накормят, но там охотников много, отбою нет, а главное -- если в  миске  что
осталось, не удержишься, начнешь миски лизать. А Шухову  крепко  запомнились
слова его первого бригадира Кузёмина -- старый был лагерный  волк,  сидел  к
девятьсот сорок третьему  году  уже  двенадцать  лет  и  своему  пополнению,
привезенному с фронта, как-то на голой просеке у костра сказал:
   -- Здесь, ребята, закон -- тайга. Но люди и здесь живут. В лагере вот кто
подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму *(1) ходит
стучать.
   Насчет кума -- это, конечно, он  загнул.  Те-то  себя  сберегают.  Только
береженье их -- на чужой крови.
   Всегда Шухов по подъему вставал, а сегодня не встал.  Еще  с  вечера  ему
было не по себе, не то знобило, не то ломало. И ночью не угрелся. Сквозь сон
чудилось -- то вроде совсем заболел, то отходил маленько. Все  не  хотелось,
чтобы утро.
   Но утро пришло своим чередом.
   Да и где тут угреешься -- на окне наледи  наметано,  и  на  стенах  вдоль
стыка с потолком по всему бараку -- здоровый барак! -- паутинка белая. Иней.
   Шухов не вставал. Он лежал  на  верху  [вагонки],  с  головой  накрывшись
одеялом и бушлатом, а в телогрейку, в  один  подвернутый  рукав,  сунув  обе
ступни вместе. Он не видел, но по звукам все понимал, что делалось в  бараке
и в их бригадном углу. Вот, тяжело ступая по  коридору,  дневальные  понесли
одну из восьмиведерных параш. Считается, инвалид, легкая  работа,  а  ну-ка,
поди вынеси, не пролья! Вот в 75-й бригаде хлопнули об пол связку валенок из
сушилки. А вот -- и в нашей (и наша была сегодня  очередь  валенки  сушить).
Бригадир и помбригадир обуваются молча, а вагонка  их  скрипит.  Помбригадир
сейчас в хлеборезку пойдет, а бригадир -- в штабной барак, к нарядчикам.
   Да не просто к нарядчикам, как каждый  день  ходит,  --  Шухов  вспомнил:
сегодня судьба решается -- хотят их 104-ю бригаду фугануть со  строительства
мастерских на новый объект "Соцбытгородок".  А  Соцбытгородок  тот  --  поле
голое, в увалах снежных, и прежде чем  что  там  делать,  надо  ямы  копать,
столбы ставить и колючую проволоку от  себя  самих  натягивать  --  чтоб  не
убежать. А потом строить.
   Там, верное дело, месяц погреться негде будет -- ни конурки. И костра  не
разведешь -- чем топить? Вкалывай на совесть -- одно спасение.
   Бригадир   озабочен,   уладить   идет.   Какую-нибудь   другую   бригаду,
нерасторопную, заместо себя туда толкануть. Конечно,  с  пустыми  руками  не
договоришься. Полкило сала старшему нарядчику понести. А то и килограмм.
   Испыток не убыток, не попробовать ли в санчасти [косануть], от работы  на
денек освободиться? Ну прямо все тело разнимает.
   И еще -- кто из надзирателей сегодня дежурит?
   Дежурит -- вспомнил: Полтора Ивана, худой да  долгий  сержант  черноокий.
Первый раз глянешь -- прямо страшно, а узнали  его  --  из  всех  дежурняков
покладистей: ни в карцер не сажает, ни к начальнику режима не  таскает.  Так
что полежать можно, аж пока в столовую девятый барак.
   Вагонка затряслась и закачалась. Вставали сразу двое:  наверху  --  сосед
Шухова баптист Алешка, а внизу -- Буйновский, капитан второго ранга  бывший,
кавторанг.
   Старики  дневальные,  вынеся  обе  параши,  забранились,  кому  идти   за
кипятком. Бранились привязчиво, как бабы.  Электросварщик  из  20-й  бригады
рявкнул:
   -- Эй, [фитили']! -- и запустил в них валенком. -- Помирю!
   Валенок глухо стукнулся об столб. Замолчали.
   В соседней бригаде чуть буркотел помбригадир:
   -- Василь  Федорыч!  В  продстоле  передернули,  гады:  было  девятисоток
четыре, а стало три только. Кому ж недодать?
   Он тихо это сказал, но уж, конечно, вся та бригада слышала  и  затаилась:
от кого-то вечером кусочек отрежут.
   А Шухов лежал и лежал на спрессовавшихся опилках своего  матрасика.  Хотя
бы уж одна сторона брала -- или забило бы в ознобе, или ломота прошла. А  то
ни то ни сё.
   Пока баптист шептал молитвы, с  ветерка  вернулся  Буйновский  и  объявил
никому, но как бы злорадно:
   -- Ну, держись, краснофлотцы! Тридцать градусов верных!
   И Шухов решился -- идти в санчасть.
   И тут же чья-то имеющая власть рука сдернула с него телогрейку и  одеяло.
Шухов скинул бушлат с лица, приподнялся. Под ним, равняясь головой с верхней
нарой вагонки, стоял худой Татарин.
   Значит, дежурил не в очередь он и прокрался тихо.
   -- Ще -- восемьсот пятьдесят четыре! -- прочел Татарин с белой  латки  на
спине черного бушлата. -- [Трое суток кондея с выводом]!
   И  едва  только  раздался  его  особый  сдавленный  голос,  как  во  всем
полутемном бараке, где лампочка горела не каждая, где на полусотне  клопяных
вагонок спало двести человек, сразу заворочались и стали поспешно  одеваться
все, кто еще не встал.
   -- За что, гражданин начальник? -- придавая своему голосу больше жалости,
чем испытывал, спросил Шухов.
   С  выводом  на  работу  --  это  еще  полкарцера,  и  горячее  дадут,   и
задумываться некогда. Полный карцер -- это когда [без вывода].
   -- По подъему не встал? Пошли в комендатуру, -- пояснил  Татарин  лениво,
потому что и ему, и Шухову, и всем было понятно, за что кондей.
   На безволосом мятом лице Татарина ничего не выражалось. Он обернулся, ища
второго кого бы, но все уже, кто в полутьме, кто под  лампочкой,  на  первом
этаже вагонок и на  втором,  проталкивали  ноги  в  черные  ватные  брюки  с
номерами на левом колене или, уже одетые, запахивались и спешили к выходу --
переждать Татарина на дворе.
   Если б Шухову дали карцер за что другое, где б он заслужил -- не  так  бы
было обидно. То  и  обидно  было,  что  всегда  он  вставал  из  первых.  Но
отпроситься у Татарина было нельзя,  он  знал.  И,  продолжая  отпрашиваться
просто для порядка, Шухов, как был  в  ватных  брюках,  не  снятых  на  ночь
(повыше левого колена их тоже был пришит затасканный, погрязневший лоскут, и
на нем выведен черной, уже поблекшей краской номер Щ-854), надел  телогрейку
(на ней таких номера было два -- на груди один и один на спине), выбрал свои
валенки из кучи на полу, шапку надел (с таким же лоскутом и номером спереди)
и вышел вслед за Татарином.
   Вся 104-я бригада видела, как уводили Шухова, но никто слова  не  сказал:
ни к чему, да и что скажешь? Бригадир бы мог маленько вступиться, да уж  его
не было. И Шухов тоже никому ни слова не сказал, Татарина не стал  дразнить.
Приберегут завтрак, догадаются.
   Так и вышли вдвоем.
   Мороз был со мглой, прихватывающей дыхание. Два больших  прожектора  били
по  зоне  наперекрест  с  дальних  угловых  вышек.  Светили  фонари  зоны  и
внутренние фонари. Так много их было натыкано,  что  они  совсем  засветляли
звезды.
   Скрипя валенками по снегу, быстро пробегали зэки по своим делам -- кто  в
уборную, кто в каптерку, иной -- на склад  посылок,  тот  крупу  сдавать  на
индивидуальную кухню. У всех у них голова ушла в плечи, бушлаты запахнуты, и
всем им холодно не так от мороза, как от думки, что и  день  целый  на  этом
морозе пробыть.
   А Татарин в своей старой шинели с  замусленными  голубыми  петлицами  шел
ровно, и мороз как будто совсем его не брал.
   Они прошли мимо высокого дощаного заплота вкруг  БУРа  *(2)  --  каменной
внутрилагерной  тюрьмы;  мимо  колючки,  охранявшей  лагерную   пекарню   от
заключенных;  мимо   угла   штабного   барака,   где,   толстой   проволокою
подхваченный, висел на столбе обындевевший рельс; мимо другого столба, где в
затишке, чтоб не показывал  слишком  низко,  весь  обметанный  инеем,  висел
термометр. Шухов с надеждой покосился на его молочно-белую трубочку: если  б
он показал сорок один, не должны бы выгонять на работу. Только никак сегодня
не натягивало на сорок.
   Вошли в штабной барак и сразу же -- в надзирательскую. Там  разъяснилось,
как Шухов уже смекнул и по дороге: никакого карцера ему не  было,  а  просто
пол в надзирательской не мыт. Теперь Татарин объявил, что прощает Шухова,  и
велел ему вымыть пол.
   Мыть пол в надзирательской  было  дело  специального  зэка,  которого  не
выводили за зону, -- дневального по штабному бараку прямое дело. Но, давно в
штабном бараке обжившись, он доступ имел в  кабинеты  майора,  и  начальника
режима,  и  кума,  услуживал  им,  порой  слышал  такое,  чего  не  знали  и
надзиратели,  и  с  некоторых  пор  посчитал,  что  мыть  полы  для  простых
надзирателей ему приходится как  бы  низко.  Те  позвали  его  раз,  другой,
поняли, в чем дело, и стали [дергать] на полы из работяг.
   В  надзирательской  яро  топилась  печь.  Раздевшись  до  грязных   своих
гимнастерок, двое  надзирателей  играли  в  шашки,  а  третий,  как  был,  в
перепоясанном тулупе и валенках, спал на узкой лавке. В углу стояло ведро  с
тряпкой.
   Шухов обрадовался и сказал Татарину за прощение:
   -- Спасибо, гражданин начальник! Теперь никогда не буду залеживаться.
   Закон здесь был простой: кончишь -- уйдешь.  Теперь,  когда  Шухову  дали
работу, вроде и ломать перестало. Он взял ведро и  без  рукавичек  (наскорях
забыл их под подушкой) пошел к колодцу.
   Бригадиры,  ходившие  в  ППЧ  --   планово-производственную   часть,   --
столпились несколько у столба, а один,  помоложе,  бывший  Герой  Советского
Союза, взлез на столб и протирал термометр.
   Снизу советовали:
   -- Ты только в сторону дыши, а то поднимется.
   -- Фуимется! -- поднимется!... не влияет.
   Тюрина, шуховского бригадира, меж них не было. Поставив  ведро  и  сплетя
руки в рукава, Шухов с любопытством наблюдал. А тот хрипло сказал со столба:
   -- Двадцать семь с половиной, хреновина.
   И, еще доглядев для верности, спрыгнул.
   -- Да  он  неправильный,  всегда  брешет,  --  сказал  кто-то.  --  Разве
правильный в зоне повесят?
   Бригадиры разошлись. Шухов побежал  к  колодцу.  Под  спущенными,  но  не
завязанными наушниками поламывало уши морозом.
   Сруб колодца был в толстой обледи, так что едва пролезало в дыру ведро. И
веревка стояла коло'м.
   Рук не чувствуя, с дымящимся ведром Шухов вернулся  в  надзирательскую  и
сунул руки в колодезную воду. Потеплело.
   Татарина не было, а надзирателей сбилось четверо, они  покинули  шашки  и
сон и спорили, по скольку им дадут в январе пшена (в  поселке  с  продуктами
было  плохо,  и  надзирателям,  хоть  карточки  давно  кончились,  продавали
кой-какие продукты отдельно от поселковых, со скидкой).
   -- Дверь-то притягивай, ты, падло! Дует! -- отвлекся один из них.
   Никак не годилось с утра мочить валенки. А и переобуться не во что,  хоть
и в барак побеги. Разных порядков с обувью нагляделся Шухов  за  восемь  лет
Следующая страница
 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 19
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (2)

Реклама