что не заснул еще.
Цезарь высунул руку наверх и положил ему два печенья, два кусочка сахару
и один круглый ломтик колбасы.
-- Спасибо, Цезарь Маркович, -- нагнулся Шухов вниз, в проход. -- А
ну-ка, мешочек ваш дайте мне наверх под голову для безопаски. (Сверху на
ходу не стяпнешь так быстро, да и кто у Шухова искать станет?)
Цезарь передал Шухову наверх свой белый завязанный мешок. Шухов подвалил
его под матрас и еще ждал, пока выгонят больше, чтобы в коридоре на полу
босиком меньше стоять.
Но надзиратель оскалился:
-- А ну, там! в углу!
И Шухов мягко спрыгнул босиком на пол (уж так хорошо его валенки с
портянками на печке стояли -- жалко было их снимать!). Сколько он тапочек
перешил -- все другим, себе не оставил. Да он привычен, дело недолгое.
Тапочки тоже отбирают, у кого найдут днем.
И какие бригады валенки сдали на сушку -- тоже теперь хорошо, кто в
тапочках, а то в портянках одних подвязанных или босиком.
-- Ну! ну! -- рычал надзиратель.
-- Вам дрына, падлы? -- старший барака тут же.
Выперли всех в ту половину барака, последних -- в коридор. Шухов тут и
стал у стеночки, около парашной. Под ногами его пол был мокроват, и ледяно
тянуло низом из сеней.
Выгнали всех -- и еще раз пошел надзиратель и старший барака смотреть --
не спрятался ли кто, не приткнулся ли кто в затемке и спит. Потому что
недосчитаешь -- беда, и пересчитаешь -- беда, опять перепроверка. Обошли,
обошли, вернулись к дверям.
-- Первый, второй, третий, четвертый... -- уж теперь быстро по одному
запускают. Восемнадцатым и Шухов втиснулся. Да бегом к своей вагонке, да на
подпорочку ногу закинул -- шасть! -- и уж наверху.
Ладно. Ноги опять в рукав телогрейки, сверху одеяло, сверху бушлат, спим!
Будут теперь всю ту вторую половину барака в нашу половину перепускать, да
нам-то горюшка нет.
Цезарь вернулся. Спустил ему Шухов мешок.
Алешка вернулся. Неумелец он, всем угождает, а заработать не может.
-- На, Алешка! -- и печенье одно ему отдал. Улыбится Алешка.
-- Спасибо! У вас у самих нет!
-- Е-ешь!
У нас нет, так мы всегда заработаем.
А сам колбасы кусочек -- в рот! Зубами ее! Зубами! Дух мясной! И сок
мясной, настоящий. Туда, в живот, пошел.
И -- нету колбасы.
Остальное, рассудил Шухов, перед разводом.
И укрылся с головой одеяльцем, тонким, немытеньким, уже не прислушиваясь,
как меж вагонок набилось из той половины зэков: ждут, когда их половину
проверят.
Засыпал Шухов, вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много
удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он
закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с
ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И
не заболел, перемогся.
Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый.
Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот
пятьдесят три.
Из-за високосных годов -- три дня лишних набавлялось...
1. Кум -- по-лагерному -- оперуполномоченный.
2. БУР -- барак усиленного режима.
3. КВЧ -- культурно-воспитательная часть.
