Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Demon's Souls |#13| Storm King
Demon's Souls |#12| Old Monk & Old Hero
Demon's Souls |#11| Мaneater part 2
Demon's Souls |#10| Мaneater (part 1)

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Солженицын А. Весь текст 1553.78 Kb

В круге первом

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 46 47 48 49 50 51 52  53 54 55 56 57 58 59 ... 133
   Две старших сестры разобрали на себя всю красоту, и Кларе не осталось  ни
красивости, ни даже миловидности. Она надеялась, что это с годами исправится
--  нет,  не  исправилось.  У  неё  было  чистое  прямое  лицо,  но  слишком
мужественное. По углам лба, по углам подбородка сложилась какая-то твёрдость
-- и Клара не могла её изгнать, да уж и не следила за этим,  примирилась.  И
руками она двигала тяжеловато. И смех у неё был какой-то твёрдый. Оттого она
не любила смеяться. И танцевать не любила.
   Клара  кончала  девятый  класс,  когда  посыпались  все  события   сразу:
замужество обеих сестёр, начало войны, отъезд её с  мачехой  в  эвакуацию  в
Ташкент (отец отправил их уже двадцать пятого июня) -- и уход отца  в  армию
прокурором дивизии.
   Три года они прожили в Ташкенте, в  доме  старого  приятеля  их  отца  --
заместителя одного из Главных тамошних прокуроров. В  их  покойную  квартиру
около окружного дома офицеров,  на  втором  этаже,  с  надёжно  зашторенными
окнами, не проникали зной юга и горе  города.  Из  Ташкента  взяли  в  армию
многих мужчин, но вдесятеро наехало их  сюда.  И  хотя  каждый  из  них  мог
убедительными документами доказать, что его место тут, а  не  на  фронте,  у
Клары было неконтролируемое ощущение, будто сток нечистот омывал  её  здесь,
чистота же подвига  и  вершина  духа  --  вся  ушла  за  пять  тысяч  вёрст.
Действовал извечный закон войны: хотя не по волеизъявлению люди  уходили  на
фронт, а всё же все горячие и все лучшие находили дорогу туда, да и там,  по
тому же отбору, их же больше всего и погибало.
   В Ташкенте Клара окончила десятилетку.  Шли  споры,  куда  ей  поступать.
Как-то никуда особенно её не тянуло, ничто не определилось в ней ясно. Но из
такой семьи нельзя же было не поступать! Решила  выбор  Динэра:  она  очень,
очень настаивала в письмах и заезжала проститься  перед  фронтом,  --  чтобы
Кларёныш поступала на литературный.
   Так и пошла, хотя по школе  знала,  что  скучная  эта  литература:  очень
правильный  Горький,   но   какой-то   неувлекательный;   очень   правильный
Маяковский,    но    непроворотливый    какой-то;    очень     прогрессивный
Салтыков-Щедрин, но рот раздерёшь,  пока  дочитаешь;  потом  ограниченный  в
своих  дворянских  идеалах  Тургенев;  связанный  с  нарождающимся   русским
капитализмом  Гончаров;   Лев   Толстой   с   его   переходом   на   позиции
патриархального крестьянства (романов Толстого учительница не советовала  им
читать, так как они очень  длинные  и  только  затемняют  ясные  критические
статьи о нём); и ещё потом скопом делали обзор каких-то уже совсем никому не
известных Степняка-Кравчинского, Достоевского и  Сухово-Кобылина,  правда  у
них и названий запоминать не надо было. Во всём этом многолетнем  ряду  один
разве Пушкин сиял как солнышко.
   И вся-то литература состояла в школе из усиленного изучения,  что  хотели
выразить, на каких позициях стояли и  чей  социальный  заказ  выполняли  все
писатели эти и ещё потом советские русские и братских народов. И  до  самого
конца Кларе и её подругам так и непонятно осталось, за что вообще этим людям
такое внимание: они не были самыми умными (публицисты и критики, и тем более
партийные деятели были все  умнее  их),  они  часто  ошибались,  путались  в
противоречиях, где и школьнику было ясно, попадали под чуждые влияния  --  и
всё-таки именно о них  надо  было  писать  сочинения  и  дрожать  за  каждую
ошибочную букву и ошибочную запятую. И ничего, кроме ненависти, эти  вампиры
молодых душ не могли к себе вызвать.
   Вот у Динэры с литературой получалось как-то всё иначе -- остро,  весело.
Уверяла Динэра, что в институте  такая  и  будет  литература.  Но  Кларе  не
оказалось веселей и в университете. На лекциях пошли юсы  малые  и  большие,
монашеские сказания, школы мифологическая, сравнительно-историческая  и  всё
это вроде бы пальцами по воде, а на  кружках  толковали  о  Луи  Арагоне,  о
Говарде Фасте и опять же о Горьком в  связи  с  его  влиянием  на  узбекскую
литературу. Сидя на лекциях и сперва ходя на эти кружки,  Клара  всё  ждала,
что ей скажут что-то очень главное о жизни, вот об  этом  тыловом  Ташкенте,
например.
   Брата Клариной соученицы по десятому классу зарезало трамвайной развозкой
с хлебом, когда он с друзьями хотел  стащить  на  ходу  ящик...  В  коридоре
университета Клара как-то выбросила  в  урну  недоеденный  ею  бутерброд.  И
тотчас же, неумело маскируясь, подошёл студент её же курса и этого же самого
арагоновского кружка, вынул бутерброд из мусора и положил себе  в  карман...
Одна студентка водила Клару советоваться о  покупке  на  знаменитый  Тезиков
базар -- первую толкучку Средней Азии или даже всего Союза. За два  квартала
там толпился народ и особенно много  было  калек,  уже  этой  войны  --  они
хромали на  костылях,  размахивали  обрубками  рук,  ползали,  безногие,  на
дощечках, они продавали, гадали, просили, требовали -- и Клара раздавала  им
что --то, и сердце её разрывалось. Самый страшный инвалид был [самовар], как
его там звали: без обеих рук и без обеих ног,  жена-пропойца  носила  его  в
корзине за спиной, и туда ему бросали деньги. Набрав,  они  покупали  водку,
пили и громко поносили всё, что есть в государстве. К центру базара -- гуще,
не пробиться плечом через наглых бронированных спекулянтов и спекулянток.  И
никого не удивляли, всем были понятны и всеми приняты тысячные  цены  здесь,
никак не соразмерные с зарплатами. Пусты были магазины города, но всё  можно
было достать здесь, всё, что можно проглотить, что можно надеть  на  верхнюю
или  нижнюю  часть  тела,  всё,  что  можно  изобрести  --  до  американской
жевательной резинки, до пистолетов, до учебников чёрной и белой магии.
   Но нет, об этой жизни на литфаке не говорили  и  как  бы  даже  не  знали
ничего. Литературу такую изучали там, будто всё было на земле,  кроме  того,
что видишь вокруг собственными глазами.
   И с тоской поняв, что через пять лет это кончится тем,  что  и  сама  она
пойдёт в школу и будет задавать девчёнкам нелюбимые сочинения  и  педантично
выискивать в них запятые и буквы, --  Клара  стала  больше  всего  играть  в
теннис: в городе были хорошие корты, а у неё развился верный сильный удар.
   Теннис оказался для неё счастливым занятием: он приносил радость движения
телу; уверенность удара отдавалась уверенностью и других  поступков;  теннис
отвлёк её и от всех этих институтских разочарований и тыловых  запутанностей
-- ясные границы корта, ясный полёт мяча.
   Но ещё важнее -- теннис принёс ей радость внимания и  похвал  окружающих,
которые  совершенно  необходимы  девушке,  особенно  некрасивой.   У   тебя,
оказывается, есть ловкость! реакция! глазомер! У  тебя  многое  есть,  а  ты
думала -- нет ничего. Часами можно прыгать по  корту  неутомимо,  если  хоть
несколько зрителей сидят и смотрят за твоими движениями. И  белый  теннисный
костюм с короткой юбочкой наверняка Кларе шёл.
   Вообще это в страдание для неё превратилось: что надевать? Несколько  раз
в день приходится переодеваться и каждый раз  мучительная  головоломка:  что
надеть на твои крупные ноги? и какая шляпка тебе не смешна?  и  какие  цвета
тебе идут? и какой  рисунок  ткани?  и  какой  воротник  к  твоему  твёрдому
подбородку? Клара была обделена способностью  это  знать,  и  при  средствах
одеваться -- всегда была одета дурно.
   Вообще: как это -- нравятся? как  это  --  нравиться?  почему  ты  --  не
нравишься? Ведь с ума сойдёшь, никто тебе не поможет и не выручит  никто.  В
чём это ты не такая? Что это в тебе не то?  Один,  два,  три  эпизода  можно
объяснять случайностями, несовпадениями, неопытностью  --  но  наконец  этот
невидимый горький стебель всё время попадается тебе между зубами,  в  каждом
глотке. Как побороть эту несправедливость? Ты  же  не  виновата,  что  такая
уродилась!
   А тут ещё эта литературная трепотня так надоела Кларе, что на втором году
Клара забросила литфак, просто перестала ходить.
   А  со  следующей  весны  фронт  пошёл  уже  в  Белоруссию,  все  покидали
эвакуацию. И они тоже вернулись в Москву.
   Но и тут не сумела Клара верно решить,  в  какой  же  ей  институт  идти.
Искала она, где меньше говорят, а больше делают, значит --  технический.  Но
чтобы не с тяжёлыми грязными машинами. И так  попала  в  институт  инженеров
связи.
   Никем не руководимая, она опять совершила ошибку, но в этой ошибке никому
не призналась, упрямо решив доучиться и  работать,  как  придётся.  Впрочем,
среди однокурсниц (мальчиков было мало) не одна она оказалась случайная, век
такой начинался: ловили синюю птицу высшего образования,  и  не  попавшие  в
авиационный институт переносили документы в  ветеринарный,  забракованные  в
химико-технологическом становились палеонтологами.
   В конце войны у отца Клары было  много  работы  в  Восточной  Европе.  Он
демобилизовался осенью сорок пятого и сразу получил квартиру  в  новом  доме
МВД на Калужской заставе. В один из первых дней возвращения он повёз жену  и
дочь смотреть квартиру.
   Автомобиль  прокатил  их  мимо  последней  решётки  Нескучного   сада   и
остановился,  не  доезжая  моста  через  окружную  железную   дорогу.   Было
предполуденное время тёплого октябрьского дня, затянувшегося бабьего лета. И
мать и  дочь  были  в  лёгких  плащах,  отец  --  в  генеральской  шинели  с
распахнутой грудью, с орденами и медалями.
   Дом строился полукруглый на Калужскую заставу, с двумя крылами:  одно  --
по Большой Калужской, другое  --  вдоль  окружной.  Всё  делалось  в  восемь
этажей, и ещё предполагалась шестнадцатиэтажная башня с солярием на крыше  и
с фигурой колхозницы в дюжину метров  высотой.  Дом  был  ещё  в  лесах,  со
стороны улицы и площади не кончен даже  каменной  кладкой.  Однако,  уступая
нетерпеливости заказчика (Госбезопасности), строительная контора скороспешно
сдавала со стороны окружной уже вторую отделанную секцию, то есть лестницу с
прилегающими квартирами.
   Строительство было обнесено, как это  всегда  бывает  на  людных  улицах,
сплошным деревянным забором, а что сверх забора была ещё колючая проволока в
несколько  рядов  и  кое-где  высились  безобразные   охранные   вышки,   из
проносившихся машин замечать не успевали, а жившим через улицу было привычно
и тоже как будто незаметно.
   Семья  прокурора  обошла  забор  вокруг.  Там  уже  снята  была   колючая
проволока, и сдаваемая секция выгорожена из строительства. Внизу, у входа  в
парадное, их встретил любезный прораб, и ещё стоял солдат, которому Клара не
придала внимания. Всё уже было окончено: высохла краска на перилах, начищены
дверные ручки, прибиты номера квартир, протёрты  оконные  стёкла,  и  только
грязно одетая женщина, наклонённого лица которой не было видно, мыла ступени
лестницы.
   -- Э! Алё! -- коротко окликнул прораб, --  и  женщина  перестала  мыть  и
посторонилась, давая дорогу на одного и не поднимая лица от ведра с тряпкой.
   Прошёл прокурор.
   Прошёл прораб.
   Шелестя  многоскладчатой  надушенной  юбкой,  почти   обдавая   ею   лицо
поломойки, прошла жена прокурора.
   И женщина, не выдержав ли этого шёлка и этих духов,  --  оставаясь  низко
склонённой, подняла голову посмотреть, много ли [их] ещё.
   Её жгучий презирающий взгляд опалил Клару. Обданное брызгами мутной воды,
это было выразительное интеллигентное лицо.
   Не только стыд за себя, который всегда ощущаешь, обходя  женщину,  моющую
пол, -- но перед этой юбкой в лохмотьях, перед этой телогрейкой  с  вылезшей
ватой Клара испытала какой-то ещё высший стыд и страх! --  и  замерла  --  и
открыла сумочку -- и хотела вывернуть её всю, отдать этой женщине  --  и  не
посмела.
   -- Ну, проходите же! -- зло сказала женщина. И придерживая  подол  своего
модного платья, и край бордового плаща, почти притиснувшись к перилам, Клара
трусливо пробежала наверх.
   В квартире не мыли полов -- там был паркет.
   Квартира понравилась. Мачеха Клары дала прорабу указания  по  доделкам  и
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 46 47 48 49 50 51 52  53 54 55 56 57 58 59 ... 133
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама