том, что я на днях отсюда уеду.
-- Так точно знаете?
-- Да.
-- Вообще, я тоже уеду, ну не так быстро. Не угодил...
-- Так если бы знать, что мы с вами окажемся на одной пересылке --
поговорили бы там, уж там-то время будет. Но тюремная история учит нас ни
одного разговора не откладывать.
-- Да. Я тоже так вывел.
-- Итак, вы сомневаетесь в том, что можно разумно построить общество?
-- Очень сомневаюсь. До полного неверия.
-- А между тем, это совсем несложно. Только строить его -- дело элиты, а
не ослиного скопа. Интеллектуальной, технической элиты. И общество надо
строить не "демократическое", не "социалистическое", это всё признаки не из
того ряда. Общество надо строить интеллектуальное. Оно обязательно и будет
разумным.
-- Ну во-от, -- разочарованно потянул Нержин. -- Вот вы и накидали. Тремя
фразами накидали -- за три вечера не разобраться. Во-первых,
интеллектуальное -- чем отличается от рационального? А его мы уже знаем, нам
французские рационалисты уже одну великую революцию сделали, избавьте.
-- То были -- болтуны, а не рационалисты. Интеллектуалы -- ещё своей
революции не делали.
-- И не сделают. Они -- головастики... Интеллектуальное общество -- это у
вас какое? Это, очевидно, вне-этическое и внерелигиозное?
-- Не обязательно. Это можно предусмотреть.
-- Предусмотреть! Но вот вы же не предусматриваете. Интеллектуальное
общество -- как можно себе представить? Инженеры без священников. Всё очень
хорошо функционирует, разумнейшее хозяйство, каждый у правильного дела -- и
быстрое накопление благ. Но этого мало, поймите! Цели общества не должны
быть материальны!
-- Это -- уже поздняя поправка. А пока что для большинства стран мира...
-- О [пока что я] и разговаривать не хочу! А [потом] поздно будет! Вы же
мне говорите о разумном устройстве!.. Дальше. "Не социалистическое" -- это
мне наплевать, форма собственности имеет значение десятое, и неизвестно,
какая лучше. Но вот "не демократическое" -- это меня пугает. Это -- что
такое? Почему?
Из густой тьмы Герасимович отвечал точными нужными словами, не вставляя
сорных, как пишутся хорошие книги, как бывает, когда обдумано прежде, чем
сказано.
-- Мы изголодались по свободе, и нам кажется: нужна безграничная свобода.
А свобода нужна ограниченная, иначе не будет слаженного общества. Только не
в тех отношениях ограниченная, как зажимают нас. И -- честно предупредить
заранее, не обманывать. Нам демократия кажется солнцем незаходящим. А что
такое демократия? -- угождение грубому большинству. Угождение большинству
означает: равнение на посредственность, равнение по низшему уровню,
отсечение самых тонких высоких стеблей. Сто или тысяча остолопов своим
голосованием указывают путь светлой голове.
-- Хм-м, -- недоуменно мычал Нержин. -- Это для меня ново... Это я -- не
понимаю... не знаю... Думать надо... Я привык -- демократия... А что же
вместо демократии?
-- [Справедливое неравенство]! Неравенство, основанное на истинных
дарованиях, природных и развитых. Хотите -- авторитарное государство, хотите
-- власть духовной элиты. Власть самоотверженных, совершенно бескорыстных и
светоносных людей.
-- Батюшки! Да это в идеале бы -- пожалуйста. Но как эта элита отберётся?
И, главное, как остальных убедить, что это -- та самая элита? Ведь ум на лбу
не написан, честность огнём не светится... Это нам и про социализм обещали,
что только в ангельских одеяниях будут руководить, а -- какие хари
вылезли?.. Тут мно-ого вопросов... А -- с партиями как? Вернее: как бы
совсем без партий -- и старого типа и, упаси Господь, Нового Типа?
Человечество ждёт пророка, кто б научил, как вообще без партий жить! Всякая
партийность -- тоже ведь строжка под большинство, под дисциплину, говори,
что не думаешь. Всякая партия корёжит и личность и справедливость. Лидер
оппозиции критикует правительство не потому что оно действительно ошиблось,
а потому что -- зачем тогда оппозиция?
-- Ну вот, вы сами идёте от демократии к моей системе.
-- Ещё не иду! Это -- немножко... Насчёт авторитарности? Конечно, нужен
авторитет в государстве, но какой? Этический! Не власть на штыках, а чтоб --
любили и уважали. Чтоб сказал: соотечественники, не надо, это дурно! -- и
все бы сразу прониклись: верно ведь, плохо! отвергнем! не будем! Где вы
такое возьмёте?.. А то говорится "авторитарность", а вылупляется --
тоталитарность. По мне бы, так что-нибудь швейцарское, помните у Герцена?
Тем сильнее власть, чем ниже: самая большая -- сельский сход, самый
бесправный человек в государстве -- президент... Ну, да это смеюсь... Вообще
не рано ли мы с вами занялись? Разумное устройство! Разумней бы толковать --
как из безразумного выбраться? Мы и этого не умеем, хоть и ближе.
-- Это и есть главный предмет нашей беседы, -- раздался спокойный голос
из темноты. И так просто, будто говорилось о замене перегоревшей радиолампы
в схеме:
-- Я думаю, что нам, русским техническим интеллигентам, пришло время
сменить в России образ правления.
Нержин вздрогнул. Впрочем, не от недоверия: он ещё по наружности
чувствовал к Герасимовичу родственность, хотя разговориться им не
приходилось до сих пор.
Тихий ровный голос из темноты говорил сдержанно и чуть торжественно, от
чего Нержин ощутил перебеги ознобца вдоль хребта.
-- Увы, самопроизвольная революция в нашей стране невозможна. Даже в
прежней России, где была почти невозбранная свобода разлагать народ,
понадобилось три года раскачивать войной -- да какой! А у нас анекдот за
чайным столом стоит головы, какая ж революция?
-- Только не "увы"! -- откликнулся Нержин. -- Ну её к чёрту, революцию:
элиту же вашу первую и перережут. Всё образованное и прекрасное выбьют, всё
доброе разорят.
-- Хорошо, не "увы". Но от этого многие из нас стали полагать надежды на
помощь извне. Мне кажется это глубокой и вредной ошибкой. В "Интернационале"
не так глупо сказано: "Никто не даст нам избавленья! добьёмся мы
освобожденья своею собственной рукой!" Надо понять, что чем состоятельней и
привольней живётся на Западе, тем меньше западному человеку хочется воевать
за тех дураков, которые дали сесть себе на шею. И они правы, они не
открывали своих ворот бандитам. Мы заслужили свой режим и своих вождей, нам
и расхлёбывать.
-- Дождутся и они.
-- Конечно, дождутся. В благополучии есть губящая сила. Чтобы продлить
его на год, на день -- человек жертвует не только всем чужим, но всем
святым, но даже простым благоразумием. Так они вскормили Гитлера, так они
вскормили Сталина, отдавали им по пол-Европы, теперь -- Китай. Охотно
отдадут Турцию, если этим хоть на неделю отсрочат всеобщую мобилизацию у
себя. Они -- конечно погибнут. Но мы -- раньше.
-- Раньше.
-- В том беда, что надежда на американцев освобождает нашу совесть и
расслабляет нашу волю: мы получаем право не бороться, подчиняться, жить по
течению и постепенно вырождаться. Я не согласен, будто наш народ с годами в
чём-то там прозревает, что-то в нём назревает... Говорят: целый народ нельзя
подавлять без конца. Ложь! Можно! Мы же видим, как наш народ опустошился,
одичал, и снизошло на него равнодушие уже не только к судьбам страны, уже не
только к судьбе соседа, но даже к собственной судьбе и судьбе детей.
Равнодушие, последняя спасительная реакция организма, стала нашей
определяющей чертой. Оттого и популярность водки -- невиданная даже по
русским масштабам. Это -- страшное равнодушие, когда человек видит свою
жизнь не надколотой, не с отломанным уголком, а так безнадёжно
раздробленной, так вдоль и поперёк изгаженной, что только ради алкогольного
забвения ещё стоит оставаться жить. Вот если бы водку запретили -- тотчас бы
у нас вспыхнула революция. Но беря сорок четыре рубля за литр, обходящийся
десять копеек, коммунистический Шейлок не соблазнится сухим законом.
Нержин не отзывался и не шевелился. Герасимовичу было чуть видимо его
лицо в слабом неясном отсвете от фонарей зоны и потом, наверно, от потолка.
Совсем не зная этого человека, решился Илларион выговорить ему такое, чего и
друзья закадычные шёпотом на ухо не осмеливались в этой стране.
-- Испортить народ -- довольно было тридцати лет. Исправить его --
удастся ли за триста? Поэтому надо спешить. Ввиду несбыточности всенародной
революции и вредности надежд на помощь извне, выход остаётся один:
обыкновеннейший дворцовый переворот. Как говорил Ленин: дайте нам
организацию революционеров -- и мы перевернём Россию! Они сбили организацию
-- и перевернули Россию!
-- О, не дай Бог!
-- Я думаю, нет затруднений создать подобную организацию при нашем
арестантском знании людей и умении со взгляда отметать предателей -- вот как
мы сейчас друг Другу доверяем, с первого разговора. Нужно всего от трёх до
пяти тысяч отважных, инициативных и умеющих владеть оружием людей, плюс --
кому-нибудь из технических интеллигентов...
-- Которые атомную бомбу делают?
-- ... установить связь с военными верхами...
-- То есть, со шкурами барабанными!
-- ... чтоб обеспечить их благожелательный нейтралитет. Да и убрать-то
надо только: Сталина, Молотова, Берию, ещё нескольких человек. И тут же по
радио объявить, что вся высшая, средняя и низшая прослойка остаётся на
местах.
-- Остаётся?! И это -- ваша элита?..
-- Пока! Пока. В этом особенность тоталитарных стран: трудно в них
переворот совершить, но управлять после переворота ничего не стоит.
Макиавелли говорил, что, согнав султана, можно завтра во всех мечетях
славить Христа.
-- Ой, не прошибитесь! Ещё неизвестно, кто кого ведёт: султан ли -- их,
или они -- его, только сами не сознают. И потом: этот нейтралитет
генерал-кабанов, которые целые дивизии толпами гнали на минные поля, чтоб
только самих себя сберечь от штрафняка? Да они в клочья разорвут всякого за
свой свинарник!.. И потом же -- Сталин от вас уйдёт подземным ходом!.. И
потом ваших инициативных пять тысяч, если не возьмут сексотами, так --
пулемётами, из секретов... И потом, -- волновался Нержин, -- пяти тысяч
таких, как вы -- в России нет! И потом -- только в тюрьме, а не на семейной
[воле], мужчина так свободен в мыслях, не связан в поступках и готов к
жертвам! -- а из тюрьмы-то как раз ничего и не сделаешь!.. Вы хотели, чтоб я
искал недочётов в вашем проекте? Да он из одних недочётов и состоит!! Это --
урок нашему физико-математическому надмению: что общественная деятельность
-- тоже специальность, да какая! Бесселевой функцией её не опишешь! Но даже
не в этом! даже не в этом! -- он уже слишком громко говорил для чёрной тихой
лестницы. -- Вы имели несчастье искать советчика во мне! -- а я вообще не
верю, что на Земле можно устроить что-нибудь доброе и прочное. Как же я
возьмусь советовать, если я сам не выдеру ног из сомнений?
С ледяною ровностью Герасимович напомнил:
-- Перед самым тем, как был изобретен спектральный анализ, Огюст Конт
утверждал, что человечество никогда не узнает химического состава звёзд. И
тут же -- узнали! Когда вы на прогулке шагаете, развевая фронтовой шинелью
-- вы кажетесь другим.
Нержин запнулся. Он вспомнил вчерашнее спиридоново "волкодав прав, а
людоед нет" и как Спиридон просил у самолёта атомной бомбы на себя. Эта
простота могла захватно овладеть сердцем, но Нержин отбивался, сколько мог:
-- Да, я иногда увлекаюсь. Но ваш проект слишком серьёзен, чтобы
разрешить высказаться сердцу. А вы не помните той франсовской старухи в
