(Ныроблаг): "Лейтенант Самутин -- узкоплечий, долговязый, голова
приплюснутая с висков. Напоминает змею. Белый, почти безбровый. Знаем, что
прежде он самолично расстреливал. Сейчас на политзанятиях читает монотонно:
"Враги народа, которых вы охраняете -- это те же фашисты, нечисть. Мы
осуществляем силу и карающий меч Родины и должны быть твёрдыми. Никаких
сантиментов, никакой жалости".
И вот так-то формируются мальчики, которые упавшего беглеца стараются
бить ногой непременно в голову. Те, кто у седого старика в наручниках
выбивают ногою хлеб изо рта. Те, кто равнодушно смотрят как бьётся
закованный беглец о занозистые доски кузова -- ему лицо кровянит, ему голову
разбивает, они смотрят равнодушно. Ведь они -- карающий меч Родины, а он,
говорят, -- американский полковник.
Уже после смерти Сталина, уже вечно-ссыльный, я лежал в обычной [вольной]
ташкентской клинике. Вдруг слышу: молодой узбек, больной, рассказывает
соседям о своей службе в [армии]. Их часть охраняла палачей и зверей. Узбек
признался, что конвоиры тоже были не вполне сыты, и их зло брало, что
заключённые, как шахтёры, получают пайку (это за 120%, конечно), немного
лишь меньшую их честной солдатской. И еще их злило, что им, конвоирам,
приходится на вышках мёрзнуть зимой (правда в тулупах до пят), а враги
народа, войдя в рабочую зону, будто на весь день рассыпаются по обогревалкам
(он и с вышки мог бы видеть, что это не так) и там целый день спят (он
серьёзно представлял, что государство благодетельствует своих врагов).
Интересный вышел случай! -- посмотреть на Особлаг глазами конвоира! Я
стал спрашивать, что ж это были за гады и разговаривал ли с ними мой узбек
лично. И вот тут он мне рассказал, что всё это узнал от политруков, что даже
"дела" им зачитывали на политбеседах. И эта неразборчивая его злоба, что
заключённые целый день спят, тоже конечно, утвердилась в нём не без того,
чтобы офицеры кивали согласительно.
О, вы, соблазнившие малых сих!.. Лучше бы вам и не родиться!..
Рассказал узбек и о том, что рядовой солдат МВД получает 230 рублей в
месяц (в 12 раз больше, чем армейский! Откуда такая щедрость? Может быть,
служба его в 12 раз трудней?), а в Заполярьи даже и 400 рублей -- это на
срочной службе и на всём готовом.
И еще рассказывал случаи разные. Например, товарищ его шёл в оцеплении и
померещилось ему, что из колонны кто-то [хочет] выбежать. Он нажал спуск и
одной очередью убил [пятерых] заключённых. Так как потом все конвоиры
показали, что колонна шла спокойно, то солдат понёс строгое наказание: за
пять смертей дали ему пятнадцать суток ареста (на тёплой гауптвахте,
конечно).
А уж этих-то случаев кто не знает, кто не расскажет из туземцев
Архипелага!.. Сколько мы знали их в ИТЛ: на работах, где зоны нет, а есть
невидимая черта оцепления -- раздаётся выстрел, и заключённый падает мёртв:
он переступил черту, говорят. Может быть вовсе не переступил -- ведь линия
невидимая, а никто второй не подойдёт сейчас её проверить, чтобы не лечь
рядом. И комиссия тоже не придёт проверять, где лежат ноги убитого. А может
быть он и переступил -- ведь это конвоир может следить за невидимой чертой,
а заключённый работает. Тот-то зэк и получает эту пулю, кто увлеченней и
честней работает. На станции Новочунка (Озерлаг) на сенокосе -- видит в
двух-трёх шагах еще сенцо, а сердце хозяйское, дай подгребу в копёнку --
пуля! И солдату -- месяц отпуска!
А еще бывает, что именно этот охранник именно на этого заключённого зол
(не выполнил тот заказа, просьбы), -- и тогда выстрел есть месть. Иногда с
коварством: конвоир же и велит заключённому что-то взять и принести из-за
черты. И когда тот доверчиво идёт -- стреляет. Можно папиросу ему туда
бросить -- на, закури! Заключённый пойдет и за папиросой, он такой,
презренное существо.
Зачем стреляют? -- это не всегда поймёшь. Вот в Кенгире, в устроенной
зоне, днём, где никаким побегам не пахнет, девушка Лида, западная украинка,
управилась между работой постирать чулки и повесила их сушить на откосах
предзонника. Приложился с вышки -- и убил её наповал. (Смутно рассказывали,
что потом и сам хотел с собой кончить.)
Зачем! Человек с ружьём! Бесконтрольная власть одного человека -- убить
или не убить другого!
А тут еще -- выгодно! Начальство всегда на твоей стороне. За убийство
никогда не накажут. Напротив, похвалят, наградят, и чем раньше ты его
угрохал, еще на половине первого шага -- тем выше твоя бдительность, тем
выше награда! Месячный оклад. Месячный отпуск. (Да станьте же в положение
Командования: если дивизион не имеет на счету случаев проявленной
бдительности, -- то что это за дивизион? что у него за командиры? или такие
зэки смирные, что надо сократить охрану? Однажды созданная охранная система
[требует смертей!])
И между стрелками охраны возникает даже дух соревнования: ты убил и на
премию купил сливочного масла. Так и я убью и тоже куплю сливочного масла.
Надо к себе домой съездить, девку свою полапать? -- подстрели одно это серое
существо и езжай на месяц.
Все эти случаи хорошо мы знали в ИТЛ. Но в Особлагах появились вот такие
новинки: стрелять прямо в строй, как товарищ этого узбека. Как в Озерлаге на
вахте 8 сентября 1952 года. Или с вышек по зоне.
Значит -- так их готовили. Это -- работа политруков.
В мае 1953 года в Кенгире эти сынки с автоматами дали внезапную и ничем
не вызванную очередь по колонне, уже пришедшей к лагерю и ожидающей входного
обыска. Было 16 раненых -- но если бы просто раненых! Стреляли разрывными
пулями, давно запрещенными всеми конвенциями капиталистов и социалистов.
Пули выходили из тел воро'нками -- разворачивали внутренности, челюсти,
дробили конечности.
Почему именно [разрывными] пулями вооружён конвой Особлагов? [Кто] это
утвердил? Мы никогда этого не узнаем...
Однако, ка'к обиделся мир охраны, прочтя в моей повести, что заключённые
зовут их "попками", и вот теперь это повторено для всего света. Нет,
заключённые должны были их любить и звать ангелами-хранителями!
А один из этих сынков -- правда, из лучших, не обиделся, но хочет
отстоять истину -- Владилен Задорный, 1933 года, служивший в ВСО
(Военизированной стрелковой охране) МВД в Ныроблаге от своих восемнадцати до
своих двадцати лет. Он написал мне несколько писем:
"Мальчишки не сами же шли туда -- их призывал военкомат. Военкомат
передавал их МВД. Мальчишек учили стрелять и стоять на посту. Мальчишки
мёрзли и плакали по ночам -- на кой им чёрт нужны были Ныроблаги со всем их
содержимым! Ребят не нужно винить -- они были солдатами, они несли службу
Родине и, хотя в этой нелепой и страшной службе не всё было понятно (а [что'
-- было] понятно?.. Или всё или ничего, -- А. С.), -- но они приняли
присягу, их служба не была лёгкой".
Искренне, правдиво. Задумаешься. Огородили этих мальцов кольями --
присяга! служба Родине! вы -- солдаты!
Но и -- слаба ж была в них, значит, общечеловеческая закладка, да никакой
просто, -- если не устояла она против присяги и политбесед. Не изо всех
поколений и не всех народов можно вылепить таких мальчиков.
Не главный ли это вопрос XX века: допустимо ли исполнять приказы,
передоверив совесть свою -- другим? Можно ли не иметь своих представлений о
дурном и хорошем и черпать их из печатных инструкций и устных указаний
начальников? Присяга! Эти торжественные заклинания, произносимые с дрожью в
голосе и по смыслу направленные для защиты народа от злодеев -- ведь вот как
легко направить их на службу злодеям и против народа!
Вспомним, что' собирался Василий Власов сказать своему палачу еще в
1937-м: ты один! -- [ты один] виноват, что убивают людей! На тебе [одном]
моя смерть, и с этим живи! Не было бы палачей -- не было бы казней!
Не было бы конвойных войск -- не было бы и лагерей!
Конечно, ни современники, ни история не упустят иерархии виновности.
Конечно, всем ясно, что их офицеры виноваты больше; их оперуполномоченные --
еще больше; писавшие инструкции и приказы -- еще больше; а дававшие указание
их писать -- больше всех. *(1)
Но стреляли, но охраняли, но автоматы держали наперевес всё-таки не те, а
-- мальчики! Но лежащих били сапогами по голове -- всё-таки мальчики!.. Еще
пишет Владилен:
"Нам внедряли в головы, нас заставляли зубрить УСО-43 сс -- устав
стрелковой охраны 43 года совершенно секретный *(2), жестокий и грозный
устав. Да присяга. Да наблюдение оперов и замполитов. Наушничество, доносы.
На самих стрелков заводимые [дела]... Разделённые частоколом и колючей
проволокой, люди в бушлатах и люди в шинелях были равно заключёнными -- одни
на двадцать пять лет, другие на три года". Это -- выражено сильно, что
стрелки тоже как бы [посажены], только не военным трибуналом, а военным
комиссариатом. Но [ра'вно]-то, равно-то нет! -- потому что люди в шинелях
отлично секли автоматами по людям в бушлатах, и даже по толпам, как мы
увидим скоро.
Разъясняет еще Владилен:
"Ребята были разные. Были ограниченные служаки, слепо ненавидевшие зэ-ка.
Кстати, очень ревностными были новобранцы из национальных меньшинств --
башкиры, буряты, якуты. Потом были равнодушные -- этих больше всего. Несли
службу тихо и безропотно. Больше всего любили отрывной календарь и час,
когда привозят почту. И наконец, были хорошие хлопцы, сочувствующие зэ-ка,
как людям, попавшим в беду. И большинство нас понимало, что служба наша в
народе непопулярна. Когда ездили в отпуск -- формы не носили".
А лучше всего свою мысль Владилен защитит собственной историей. Хотя уж
таких-то, как он, и вовсе были единицы.
Его пропустили в конвойные войска по недосмотру ленивой спецчасти. Его
отчим, старый профсоюзный работник Войнино, был арестован в 37-м году, мать
за это исключена из партии. Отец же, комбриг ВЧК, член партии с 17-го года,
поспешил отречься и от бывшей жены и заодно от сына (он сохранил так
партбилет, но ромб НКВД всё-таки потерял. *(3) Мать смывала свою
запятнанность донорской кровью во время войны. (Ничего, кровь её брали и
партийные, и беспартийные.) Мальчик "синие фуражки ненавидел с детства, а
тут самому надели на голову... Слишком ярко врезалась в младенческую память
страшная ночь, когда люди в отцовской форме бесцеремонно рылись в моей
детской кровати".
"Я не был хорошим конвойным: вступал в беседы с зэками, исполнял их
поручения. Оставлял винтовку у костра, ходил купить им в ларьке или бросить
письма. Думаю, что на ОЛПах Промежуточная, Мысакорт, Парма еще вспоминали
стрелка Володю. Бригадир зэ-ка как-то сказал мне: "Смотри на людей, слушай
их горе, тогда поймёшь..." А я и так в каждом из политических видел деда,
дядю, тётю... Командиров своих я просто ненавидел. Роптал, возмущался,
говорил стрелкам -"вот настоящие враги народа!" За это, за прямое
неподчинение ("саботаж"), за связь с зэ-ка меня отдали под следствие...
Долговязый Самутин... хлестал меня по щекам, бил пресс-папье по пальцам --
за то, что я не подписывал признания о письмах зэ-ка. Быть бы этой глисте в
жмуриках, у меня второй разряд по боксу, я крестился двухпудовой гирей -- но
два надзирателя повисли на руках... Однако следствию было не до меня: такое
шатание-топтание пошло в 53-м году по МВД. Срока мне не дали, дали волчий
билет -- статья 47-Г: "уволен из органов МВД за крайнюю
недисциплинированность и грубые нарушения устава МВД". И с гауптвахты
дивизиона -- избитого, измороженного, выбросили ехать домой...
