работы -- голода, битья, бригадной круговой поруки. Даже не разобрался он,
кто в лагере "товарищ", а кто "гражданин". Ухватился же за одно: за
"социальную близость" блатных (это подсказали ему в Управлении канала в
Медвежке, а то еще раньше в Москве Горький) -- и бросился он показывать
[перековку] блатных. И получился пасквиль на блатных, от которого даже мне
хочется их защитить.
Они гораздо умней, чем их изображает Погодин (и Шейнин), и на дешевую
[перековку] их не купишь, просто потому, что мировоззрение их ближе к жизни,
чем у тюремщиков, цельнее и не содержит никаких элементов идеализма! -- а
все заклинания, чтоб голодные люди трудились и умирали в труде -- есть
чистый идеализм. И если в разговоре с гражданином начальником или
корреспондентом из Москвы или на дурацком митинге у них слеза на глазах и
голос дрожит -- то это рассчитанная актёрская игра, чтобы получить льготу
или скидку срока -- а внутри урка смеется в этот момент! Урки прекрасно
понимают забавную шутку (а приехавшие столичные писатели -- не понимают). --
Это невозможно, чтобы [сука] Митя вошел безоружный и без надзирателя в
камеру РУРа, -- а местный пахан Костя уполз бы от него под нары! Костя
конечно приготовил нож, а если его нет -- то бросится Митю душить, и один из
них будет мёртв. Вот тут наоборот -- не шутка, а Погодин лепит пошлую шутку.
-- Ужасающая фальшь с "перевоспитанием" Сони (почему? что заставило её взять
тачку?) -- и через неё Кости?! -- и переход двух воров в стрелки? (это
бытовики могут сделать, но не блатные!). И невозможное для трезвых циничных
урок соревнование между бригадами (разве только для смеха над вольняшками).
И самая раздирающе-фальшивая нота: блатные просят дать им правила создания
коммуны!
Нельзя оглупить и оболгать блатных больше! Блатные просят правил! Блатные
прекрасно знают свои правила -- от первого воровства и до последнего удара
ножом в шею. И когда можно бить лежачего. И когда нападать пятерым на
одного. И когда на спящего. И для коммуны [своей] -- у них есть правила еще
пораньше "Коммунистического манифеста"!
Их коммуна, а точней -- их мир, есть отдельный мир в нашем мире, и
суровые законы, которые столетиями там существуют для крепости того мира,
никак не зависят от нашего "фраерского" законодательства и даже от съездов
Партии. У них свои законы старшинства, по которым их паханы не избираются
вовсе, но входя в камеру или в зону, уже несут на себе державную корону и
сразу признаны за главного. Эти паханы бывают и с сильным интеллектом,
всегда же с ясным пониманием блатняцкого мировоззрения и с довольным
количеством убийств и грабежей за спиной. У блатных свои суды ("прави'лки"),
основанные на кодексе воровской "чести" и традиции. Приговоры судов
беспощадны и проводятся неотклонимо, даже если осужденный недоступен и
совсем в другой зоне. (Виды казни необычны: могут по очереди все прыгать с
верхних нар на лежащего на полу и так разбить ему грудную клетку.)
И что значит само их слово "фраерский"? [фраерский] значит --
общечеловеческий, такой, как у всех нормальных людей. Именно этот
общечеловеческий мир, [наш] мир, с его моралью, привычками жизни и взаимным
обращением, наиболее ненавистен блатным, наиболее высмеивается ими, наиболее
противопоставляется своему антисоциальному антиобщественному [кублу].
Нет, не "перевоспитание" стало ломать хребет блатному миру
("перевоспитание" только помогало им поскорей вернуться к новым грабежам), а
когда в 50-х годах, махнув рукой на классовую теорию и социальную близость,
Сталин велел совать блатных в изоляторы, в одиночные отсадочные камеры и
даже строить для них новые тюрьмы ([крытки] -- назвали их воры).
В этих крытках или закрытках воры быстро никли, хирели и доходили. Потому
что паразит не может жить в одиночестве. Он должен жить [на ком-нибудь],
обвиваясь.
1. В последовательной борьбе против отдельности человека сперва отняли у
него одного друга -- лошадь, взамен обещая трактор. (Как будто лошадь -- это
только тяга плуга, не живой твой друг в беде и в радости, не член твоей
семьи, не часть твоей души!) Вскоре же и неотступно стали преследовать
второго друга -- собаку. Их брали на учёт, свозили на живодёрню, а чаще
особыми командами от местных советов застреливали каждую встречную. И на то
были не санитарные и не скупостные экономические соображения, основание
глубже: ведь собака не слушает радио, не читает газет, это как бы не
контролируемый государственный гражданин, и физически сильный, но сила идёт
не для государства, а для защиты хозяина как [[личности]], независимо от
того, какое состоится о нём постановление в местном совете и с каким ордером
к нему придут ночью. В Болгарии в 1960 году было не шутя предложено
гражданам [[вместо]] собак выкармливать... свиней! Свинья не имеет
принципов, она растит своё мясо для каждого, у кого есть нож.
Впрочем гонение против собак никогда не распространялось на
государственно-полезных оперативных и охранных овчарок.
2. Как прокурор Голушко, "Известия" 27.2.64.
3. "Известия" 11.12.59 и апреля 60 г.
4. "Известия" 30.1.60.
5. [[Завязать]] (воровское) -- с согласия воровского мира порвать с ним,
уйти во фраерскую жизнь.
6. 29.11.62.
7. Привычку жить за счёт чужого [[кубажа]] вор сохраняет и после
освобождения, хотя на первый взгляд это и противоречит его врастанию в
социализм. В 1951 году на Ой-Мяконе (Усть-Нера) освободился вор Крохалёв и
поступил забойщиком на ту же шахту. Он и молотка в руки не брал, горный же
мастер начислял ему рекордную выработку за счёт заключённых. Крохалёв
получал в месяц 8-9 тысяч, на тысячу приносил заключённым [[пожрать]], те
были и этому очень рады и молчали. Бригадир заключённый Милючихин попробовал
в 1953 году этот порядок сломать. Вольные воры его порезали, его же обвинили
в грабеже, он был судим и обновил свои 20 лет.
Это примечание да не будет понято в поправку марксистского положения, что
люмпен -- не собственник. Конечно, не собственник! На свои 8 тысяч Крохалёв
же не строил особняка: он их проигрывал в карты, пропивал и тратил на баб.
8. Люди образованного круга, но кто сам не встречался с блатными на узкой
тропке, возражают против такой беспощадной оценки воровского мира: не тайная
ли любовь к собственности движет теми, кого воры так раздражают? Я настаиваю
на своём выражении: вурдалаки, сосущие твоё сердце. Они оскверняют всё
кряду, что для нас -- естественный круг человечности. -- Но неужели это так
безнадежно? Ведь не прирожденные же это свойства воров! А где -- добрые
стороны их души? -- Не знаю. Вероятно, убиты, угнетены воровским
[[законом]], по которому мы, все остальные -- не люди. Мы уже писали выше о
пороге злодейства. Очевидно, пропитавшись воровским законом, блатной
необратимо переходит некий нравственный порог. Еще возражают: да ведь вы
видели только ворячью мелкоту. Главные-то подлинные воры, головка воровского
мира, все расстреляны в 37 году. Действительно, воров 20-х годов я не видел.
Но не хватает у меня воображения представить их нравственными личностями.
9. Ширмач -- карманщик.
Глава 17. Малолетки
Много оскалов у Архипелага, много харь. Ни с какой стороны, подъезжая к
нему, не залюбуешься. Но может быть мерзее всего он с той пасти, с которой
заглатывает [малолеток].
Малолетки -- это совсем не те беспризорники в серых лохмотьях, снующие,
ворующие и греющиеся у котлов, без которых представить себе нельзя городскую
жизнь 20-х годов. В колонии несовершеннолетних преступников (при Наркомпросе
такая была уже в 1920 году; интересно бы узнать, как с несовершеннолетними
преступниками обстояло до революции), в труддома для несовершеннолетних
(существовали с 1921 по 1930, имели решетки, запоры и надзор, так что в
истрепанной буржуазной терминологии их можно было бы назвать и тюрьмами), а
еще в "трудкоммуны ОГПУ" с 1924 года -- беспризорников брали с улиц, не от
семей. Их осиротила гражданская война, голод её, неустройство, расстрелы
родителей, гибель их на фронтах, и тогда юстиция действительно пыталась
вернуть этих детей в общую жизнь, оторвав от воровского уличного обучения. В
трудкоммунах начато было обучение фабрично-заводское, по условиям тех
безработных лет это было льготное устройство, и многие парни учились охотно.
С 1930 года в системе Наркомюста были созданы школы ФЗУ особого типа -- для
несовершеннолетних, отбывающих срок. Юные преступники должны были работать
от 4 до 6 часов в день, получать за это зарплату по всесоюзному КЗОТу, а
остальное время дня учиться и веселиться. Может быть на этом пути дело бы и
наладилось.
А откуда взялись юные преступники? От статьи 12 Уголовного Кодекса 1926
года, разрешавшей за кражу, насилие, увечья и убийства судить детей с
ДВЕНАДЦАТИЛЕТНЕГО возраста (58-я статья при этом тоже подразумевалась), но
судить умеренно, не "на всю катушку", как взрослых. Это уже была первая
лазейка на Архипелаг для будущих малолеток -- но еще не ворота.
Не пропустим такой интересной цифры: в 1927 г. заключённых в возрасте от
16 (а уж более молодых и не считают) до 24 лет было 48% от всех заключённых.
*(1) Это так можно понять: что почти [половину] всего Архипелага в 1927 году
составляла молодежь, которую Октябрьская революция застала в возрасте от
[шести] до [четырнадцати] лет. Эти-то мальчики и девочки через десять лет
победившей революции оказались в тюрьме, да еще составив половину её
населения! Это плохо согласуется с борьбой против пережитков буржуазного
сознания, доставшихся нам от старого общества, но цифры есть цифры. Они
показывают, что Архипелаг никогда не был беден юностью.
Но [насколько] быть ему юным -- решилось в 1935-м году. В том году на
податливой глине Истории еще раз вмял и отпечатал свой палец Великий Злодей.
Среди таких своих деяний, как разгром Ленинграда и разгром собственной
партии, он не упустил вспомнить о детях -- о детях, которых он так любил,
Лучшим Другом которых был и потому с ними фотографировался. Не видя как
иначе обуздать этих злокозненных озорников, этих кухаркиных детей, всё гуще
роящихся в стране, всё наглей нарушающих социалистическую законность,
испомыслил он за благо: этих детей с двенадцатилетнего возраста (уже и его
любимая дочь подходила к тому рубежу, и он осязаемо мог видеть этот возраст)
судить НА ВСЮ КАТУШКУ кодекса! То есть, "с применением всех мер наказания"
пояснил Указ ЦИК и СНК от 7.4.35. (То есть, и расстрела тоже.)
Неграмотные, мы мало вникали тогда в Указы. Мы всё больше смотрели на
портреты Сталина с черноволосой девочкой на руках... Тем меньше читали их
сами двенадцатилетние ребятишки. А Указы шли своей чередой. 10.12.40 --
судить с 12-летнего возраста так же и за "подкладывание на рельсы разных
предметов" (ну, тренировка молодых диверсантов). Указ 31.5.41 -- за все
остальные виды преступлений, не вошедшие в статью 12 -- судить с 14 лет!
А тут небольшая помеха: началась Отечественная война. Но Закон есть
Закон! И 7 июля 1941 года -- через четыре дня после панической речи Сталина,
в дни, когда немецкие танки рвались к Ленинграду, Смоленску и Киеву --
состоялся еще один Указ Президиума Верховного Совета, трудно сказать чем для
нас сейчас более интересный: бестрепетным ли своим академизмом,
показывающим, какие важные вопросы решала власть в те пылающие дни, или
самим содержанием. Дело в том, что прокурор СССР (Вышинский?) пожаловался
Верховному Совету на Верховный суд (а значит, и Милостивец с этим делом
