Саша Соколов.
Между собакой и волком===--
-------------------------------------------------------------------------------
( 1980 by Ardis Publishers
Отсканировано с издания: Саша Соколов. Школа для дураков. Между собакой и
волком. М., "Огонек-Вариант", 1990.
Scanning: Oct 1998 by Serge Zhandarov (kum_serge@geocities.com).
-------------------------------------------------------------------------------
-==ПРИЯТЕЛЯМ ПО РАССЕЯНЬЮ==-
Люблю я дружеские враки
И дружеский бокал вина
Порою той, что названа
Пора меж волка и собаки
*Пушкин*
Молодой человек был охотник
*Пастернак*
-==1. ЗАИТИЛЬЩИНА==-
Месяц ясен, за числами не уследишь, год нынешний. Гражданину Сидор
Фомичу Пожилых с уважением Зынзырэлы Ильи Петрикеича Заитилыцина. Разрешите
уже, приступаю. Гражданин Пожилых. Я, хоть Вы меня, вероятно, и не
признаете, гражданин, тоже самое, пожилой и для данных мест сравнительно
посторонний, но поскольку точильщик, постольку точу ножи-ножницы, и с
панталыку меня вряд ли, пожалуй, сбить, пусть я с первого взгляда и
совершенный культяп. Точу и косы, и топоры, и другой хозтовар, но такие
подробности только усугубили бы речь. По реченной причине опускаю и события
отзвонивших-и-с-колокольни-долой лет, лишь настаиваю, что до сего дня вплоть
в судимые не попал, даром что обитал в значительных городах. Куковал где
поселят и запросто, за семью по-настоящему не болел, а зарабатывал, прося у
публики вспомоществовать по мере сил и возможностей. В чем и раскаиваюсь,
избрав для этого артель индивидов имени Д. Заточника. Вы меня извините,
конечно, а контора самостоятельная и прейскурант имеется налицо. В теплоту
-- все те же ножи: ходим вокруг да около и отходим в отхожие промысла.
Наоборот, в морозы обслуживаем население по точке и клепке, поелику с ноября
по апрель, ежедневно, без выходных, бобылье и уроды наподобие Вашенского
корреспондента звенят и крутятся на зеркале вод, а как смеркнется -- так Вы
приветствуете их в трехэтажной тошниловке, прозванной с чьей-то заезжей руки
кубарэ; но Илью среди них не обрящете. Вам взгрустнется: что он за мымра
такой, почему не сообразит себе пару точеных, как у людей, неужель презирает
пошаркать на острых по гладкому, ужели гребует кружечкой
полезно-общественного пивка? Заблуждение, от свойственного ни в чем да не
отрекусь, и не из тех я точильщиков, которые не востры суть. Пара, правда,
нам ни к чему, но один снегурок на блезире всегда висит. Что мне за
важность, что очутился, к сожалению, ущерблен, ежели по натуре кремнист:
полюбил раскатиться -- и не уймешь, было б чем отпихнуться -- дзынь раза,
гражданин Пожилых, дзынь раза, и подъелдыкивай, брюзжи себе под дугою хоть
до Валдай-пристани -- литье бубенчиков, печенье баранок, отпуск пеньки -- и
никто тебе по Итилю не указ. Разрешите продлить? А вот именно и оно, что
отпихнуться в последнее время нечем как есть. Декабря в четвертый четверг,
читай в Канун, шел я из-за реки, выдвигаясь от некоторого вряд ли Вам
знакомого погребалыцика. Провожали одного одинокого, отбросившего коньки
через собственный горделивый азарт. Жил он в Мыло, можно сказать,
Мукомолове, но на отшибе, в ужовниках с примесью ветляка, был охотник,
держал неизменно бормотов, довольно-таки мохноногих, да сомневаюсь, чтоб
состоял в переписке с кем-либо: сомнительно. Сам, однако, сновал сухощавый,
как то мочало в жары, а звали его -- я не припомню как. Гурий -- так и звали
его, если на то пошло. Из развлечений означенного Гурия укажу на следующее:
вот кто обожал пошаркать и раскатиться по гладкому на точеных, которые и
стали причиной того, что мы клиента утратили, а погребалыцики клиента же
обрели. Рядом с этим поставлю в известность. В стрелецкие числа, чтобы
опасней, зато бодрей, бобыли обоих мелкоплесовских берегов обустраивают
состязания на слабеющем льду. Происходит в кромешной темени, предумышленно
без небесных светил, и народ фигуряет кто мудреней и суетится в горелки и
взапуски, не зря промоин и трещин. Что чревовато. Прикурить насчет
покрутиться всем давал такой Николай, парень из утильной, в конечном итоге,
артели. По фамильярному прозванью Угодник, выступал он по миру как искренний
незадачник, и отдельные шутники из завистников ехидствовали над ним, говоря,
что затейливо столь выдрючивается оттого, что притерся мыкаться по темным
углам, ему, мол, в обычину. Хроника его невезухи, если не возражаете,
какова? Он, во-первых, изведал семейную матату, но супруга поладила с
волкобоем и сжила Угодника долой со двора, во-вторых. И тогда постучался в
городнищенский приют для неслышащих, но последние дали от ворот поворот:
учрежденье у нас лишь для глухарей, а ты, как видишь, еще и слепак, так что
сам понимаешь. Потому этот малый посунулся в незрячий приют: ничего
подобного, переполнен лимит койко-мест, то ли случай, когда б фисгармоника
собственная была, ошивался б по дебаркадерам и выручку знай сдавал бы в
общий котел, и мы бы тебя за это держали. Николай Угодников, он восстал
перед ними во весь свой скрюченный рост и, сердито плача горючими бельмами,
закричал: стручки вы заморские, да случись у меня мусикия своя -- разве
спрашивал бы я у вас, как же быть. И следующим этапом явился-не запылился в
дом заезжих бездомных, но те вошли в его шкуру любезно, плеснув от души. И
соблазняли: живи-ка, брат, вечно. А наведалась к кому-то из них эта дама и
замечает Угодника среди прочих убогих, в кругу их: что это там у вас между
вами невзрачный какой на катке? Не беспокойся, это просто Николка у нас
между нами катается себе на катке. Вероятно, не так уж худо его
обстоятельство, говорит, если он лихо так оборачивается. Нет, сказали, оно у
него не ахти, табак его обстоятельство, только и остается утех, что мыслете
выделывать. Дама же: нет уж, вы уж лучше не позволяйте ему здесь чудить, ну
его, неказистого. И богаделы просили Угодника: сделай нам одолжение, не
живи-ка, брат, вечно, а то нарекания. Ничего не ответил, ведь слыл ко всему
и немым, и он отправился из заведения вдаль и даже не обернулся. И его
пригрела артель по сбору всевозможного утиля. Известили, что излишней
выслугой лет у них не блеснул, но что по-пьяному маленько погорячился и
куда-то такое пропал, да и вряд ли, пожалуй, объявится. Такова, если не
возражаете, эта хроника. Возникает: точил ли я ему неточеные? А оказывается,
только я один из всего коллектива ему и точил, а остальные сотрудники,
брезгуя, воротили нос, несмотря что и сами пачули не первой свежести. Точил
я и Гурию, и Крылобылу, и Зимарь-Человеку точил, я всему Итилю, понимаете
ли, точил. А вот Гурий-Охотник, он по беговой части карьеру жал. Хлебом,
бывало, его не корми -- дай разлететься по скользкому. Разлетится он в
артельную мастерскую некоторый раз, перепадет, словно бы долгожданный в
засуху дождь, забежит, подустал, и что нам прикажете делать -- мы
сбрасываемся по рублю. И считаться. Вышел Гурий из тумана, вынул ножик из
кармана, стану я тот нож точить, а тебе -- вина тащить. Если мне -- я с
печалью, но я готов. Раз хотел уже приторочить к чеботу снегурок, но в это
мгновение замечаю, что скучает по рашпилю. Хвать -- а рашпиль запропастился
совсем, либо коллеги его заиграли. Гурий задумался благородно и говорит: что
ты ищешь, скажи. Я сказал. Он сказал им: эй вы, механики, верните струмент,
кто заиграл, корешок обыскался а то. Но артель отвечала: отзынь, на болт нам
долбаный рашпиль его. И еще: что он, на рашпиле, что ли, в Слободу попылит?
Да и вы, наверно, засомневаетесь, разумно ли, базируясь под боком у кубарэ,
в Слободу семь верст киселя хлебать-- на рашпиле там или на дурашпиле. Не
сомневайтесь, ибо ведь жертва жребия спешит не пустой, он таранит в торбе на
мощном горбу стеклотару, купно собранную при долинах и взгорьях. И -- Вы,
может, еще совершенно не в курсе -- стремлюсь предуведомить. В кубарэ из
какой-то ложной гордыни посуду не принимают во вниманье отнюдь и на вынос
торгуют с большими скандалами, чем с человеческой точки зрения дают
коммерческий мах. И другая картина рисуется в забегаловке на протоке, за
грядой кудреватых, но с виду незначительных островов. Там твое заберут по
справедливой цене, без капризов, а оплаченное имеешь право употребить как в
помещении, так и вне. И Гурий точильщикам напрямик: а хотя б и на рашпиле. И
затем он же им же: Илие, вероятно, на рашпиле не с руки, ну, а я бы,
разумеется, очаровательно б смог. Они его тогда ну подначивать, гражданин
Пожилых. Верим-верим, ты у нас марафонить известный мастак, вон мослы-то
себе отрастил -- первый сорт, и сухие и долгие, нам ли с нашими бестолковыми
моськами в калашный ряд, а тем паче Илье-Безобразнику. Не сокрою, случаются
фотокарточки хуже, но реже. Так, докладывал егерь Манул, ходивший по
щепетильным нуждам в Иные Места, что встречал там страшилищей и почище.
Значит, не все потеряно, дорогой, и покуда держу я кой-как клепало и брус, к
бесталанным себя не причислю, и отчаянья в Илье не ищи. Обнаруживаю я
рашпиль, заусенец смахнул, и выдвигаюсь, груженный, на реку. Я беру
направление наискосяк, под градусом, и поелику тонок лед, вся она подо мной,
как открытая. Достигаю протоки. По ней, в затишке поддав, заруливаю под
самую Слободу. Тары-бары я там особенно не рассусоливаю, недосуг. Совершаю
законную куплю-продажу, разворачиваюсь и дую домой, а сумерки так и вьются
над глупой моей башкой, и Даниилы мои издали освещают мне ледяной путь мой
коптилкою штормовой, чтобы не проскочил я, паче чаяния, мимо цехов. Приняли
мы тогда. Нас ты, горемык, обойдешь как стоячих, артель подначивала, с
тобою, Гурий, гоняться мы пасы. Так, механики, так, я меж всеми тут есть
настоящий сухой бегун. Поглядите, он им сказал, поглядите во все наши дали
заиндевелые, нет эдакого, которого бы я не обшаркал -- где юноша сей?
Воскурили, заспорили и вышли на холод перекурить. Стали мы на пригорке; за
нами град деревянен, велик, там мужик брандахлыстничает вовсю, а внизу,
перед нами, плес -- как на ладошке застыл. Оглянитесь, Гурий мастерам
заявил, там, на правой руке, будет у нас селение Малокулебяково. Ну и кто же
у нас там живет? Мало ли в Кулебякове кто живет, артельщики сказали
уклончиво. Например, существует там известный мельник-толстяк, которого
земля едва носит, не то, что лед, а на мельнице у мельника чурка есть,
Алладин, но с ним, понимаем, гоняться тебе не в честь. И находится в
Кулебякове егерь еще, который, по слухам, в сухой колодец упал. Он кричит, а
его не слышно, а супруга его знает, где он, но безинтересно ей его
доставать, потому что с соседом фигли-мигли у ней -- тоже с егерем, но
молодей: задурил-таки тот ей голову. Словом, заняты тут егеря, не до гонок.
А больше в селе и нет никого. А во Плосках из более или менее бегунов
обретается юноша Николай, у которого имени собственного не было никогда,
верней было, но слишком давно. И когда Николаю Угоднику вышло преображение и
он улетел, этот имя его себе урвал -- не дал, называется, добру пропасть.
Гурий же: а то, что он рыбку потаскивает -- и вообще не беда, и зря на него
рыбари обижаются и желали бы погубить. Подумаешь -- рыб человек у людей
немножко крадет, выискали тоже зацепку человека снедать. Так, Гурий, так,
твари на воле, в тенетах ли -- равно ничьи, а если и чьи -- то известно Чьи,
но тогда все ловцы здесь, выходит, сильнеющие браконьеры перед лицом Его. И
напрасно, напрасно они Николу порешили некогда. Вот он, кстати сказать, улов
их как раз из вентерей их подледных за островами берет. Завязал мешок -- на
