футах от Блейка.
Железное Дитя, подумал конный, доверяясь инстинкту.
Юношу, пробирающегося по снегу, едва ли можно было назвать мужчиной.
Он был одет в зимнюю одежду своего племени, которая давала слабую защиту
от холода. Куртка из буйволовой кожи, соскользнувшая с его плеча, была
надета на голое тело. Кожаные штаны, свисавшие с его талии, дополнялись
гамашами, закрывающими его ноги от щиколоток до паха. Его мокасины для
дополнительного утепления были обернуты травой, рогатую шапку украшали
шкурки ласок. Двумя руками он держал свой "Винчестер", словно дубину. Он
выбился из сил, подумал Блейк.
Порция адреналина впрыснулась в кровь белого. Именно в такие моменты
он жил наиболее полнокровной жизнью и наиболее ясно осознавал это. Подняв
"Энфилд", Блейк прицелился в Железное Дитя. Но когда он нажал на курок,
револьвер не подчинился. То ли механизм замерз, то ли его заело.
Боевой клич разнесся в студеном горном воздухе. Вырвавшись из кустов
в сорока футах к западу, кри прокладывал себе путь среди сугробов.
Тридцать футов... двадцать... он сокращал разделяющий их промежуток.
Схватив рукавицу зубами, Блейк стащил ее с руки. Нажимая на курок, он
обхватил "Энфилд" двумя руками. Дерево рукоятки было холодным на ощупь,
металл же обжигал, как кусок льда.
Железное Дитя, сорвав свою куртку, остался обнаженным по пояс. Он
спотыкался и падал, его дыхание клубилось вокруг него белыми облачками.
Винтовка, зажатая в обеих руках, была поднята высоко над головой, но когда
он увидел, что "Энфилд" дернулся, то упал на колени.
Дуло вспыхнуло желтым, затем раздался ошеломляющий выстрел. Револьвер
дернулся в руках Блейка, из него вырвался сноп огня. Горное эхо
многократно повторило звук выстрела. Плохо нацеленная пуля промазала. Она
пролетела над головой кри и ударила в приклад его винтовки, расщепив его
на несколько осколков. Один из осколков оцарапал висок юноши, распорол
щеку и вонзился ему в плечо так, что его рука онемела. Энергия от удара
пули в винтовку швырнула его на спину. Нога Железного Дитяти хрустнула.
Затем он потерял сознание.
Кри, оправившись от шока своих ран, обнаружил, что на него смотрит
ствол револьвера.
- Эй, - сказал Блейк по-английски. - Я вижу, ты жив. Тебе больно,
парень?
Конный стоял между Железным Дитятей и пламенеющим шаром солнца,
сияние славы окружало его словно аура. Его рука машинально почесывала
висок, струпья на лбу были ободраны до крови. Теперь ему было шестьдесят,
его усы, волосы и брови были белыми, бледные глаза - холодными, словно
зимний пейзаж.
- Некоторые не дерутся, когда есть надежда на выигрыш, парень.
Гораздо лучше драться тогда, когда от того нет никакой пользы. Сирано де
Бержерак. Может, эт' и твоя философия?
Железное Дитя не понимал слов, произносимых Блейком. Чувствуя, что
было бы самоубийством издать хоть один звук, он следил за конным,
покачивающимся на каблуках, за стволом "Энфилда" в четырех футах от его
головы.
- Ты не п'нимаешь английского? Или, может, он слишком сложен для
твоих мозгов? Н'да мне эт' не важно, парень, потому что мы должны
поговорить наедине, пока у нас есть время.
Один из псов подбежал, чтобы обнюхать лицо кри, его язык слизнул
кровь, стекающую по его щеке.
Поскольку онемение сковало его мышцы, индеец лежал неподвижно.
Солнце, отражаясь от снега, нагрело воздух, поэтому Блейк - продолжая
потирать висок - распахнул свою бизонью куртку. В V-образном вырезе под
горлом Железное Дитя мельком разглядел алую форму.
- Я выслеживал тебя долгое время, парень, поэтому хочу, чтобы ты
узнал о беспокойстве, что причинили ты и твой краснокожий брат Всемогущий
Голос. Вы действительно причинили некоторое беспокойство.
Теперь я могу понять, почему вы, кри из резервации вождя Одна Стрела,
не хотели быть запертыми на площади в шестнадцать квадратных миль. Конечно
нет, раз раньше у вас были тысячи миль прерий для кочевья. Но, парень, эт'
та цена, которую вы платите за выступление в Рьеле против правительства.
Вы не можете остановить поселенцев.
Этот Так-Сказать-Мужчина, этот Всемогущий Голос, он был обоссаным
лидером, чтобы следовать за ним в вашем предприятии. Что вы, трое молодых
кри, себе думали? Чт' он прогонит белых с вашей земли? Теперь это наша
земля, парень. Урок, который вы должны запомнить.
Железное Дитя вздрогнул, кости его сломанной ноги задели одна за
другую. Боль, холод и потеря крови обессилили его. Слушая бессмысленные
слова, срывающиеся с языка шотландца, он был загипнотизирован громыханием
гэльской речи.
- Я не говорю, что сержант Колбрук был лучшим из офицеров. Его личное
дело небезупречно, ему случалось нарушать дисциплину. Но когда он
наткнулся на Всемогущий Голос, когда тот разбил лагерь, Колбрук не стал
палить в него из своего револьвера. Саскачеван - это не Томбстион или
Додж-Сити, парень, и конные - это не варвары-янки. Так скажи мне, почему
т'ой приятель-язычник пристрелил Колбрука выстрелом в горло из двустволки?
Вопрос повис в воздухе, в то время как Блейк ковырял струпья на
виске. Стволом револьвера он почесал бровь.
- Эй, да ведь это мелодия славы, парень. Как здорово Мунро играет.
Без всякого предупреждения он сорвал рогатую шапку с головы кри.
Запачкав ладонь в крови, он облизал ее. В глазах у него все расплылось.
- Верно, публика давила на нас, как вы и рассчитывали. Но настоящее
давление, оказывается, изнутри. Совсем другое дело, кри, когда краснокожий
- или белый, неважно, - убивает одного из наших.
Его язык слизнул последнюю каплю крови с усов.
- Не такой уж большой трофей твоя башка. То ли дело, если б тебе
достался мой скальп. Небось тебе был б' почет среди ваших, принеси ты
седоволосый скальп?
Размахнувшись своим "Энфилдом", Блейк ударил кри по губам. С
приглушенным хрустом зубы его сломались. Крик юноши от нестерпимой боли
разнесся над долиной. Схватив за волосы, Блейк рванул его голову с земли,
чтобы заглянуть в глаза.
- Твоей ошибкой было не убийство Колбрука, как и не убийство других.
Твоей бедой стало, что Херчмер поручил мне сесть тебе на хвост. Некоторые
говорят, что я неистовый, но это вовсе не пятно для моего личного дела.
Дело в том, парень, что конная полиция нуждается во мне больше, чем я в
ней. Когда имеетс' работенка по выслеживанию кого-т', они обращаются ко
мне. Я тот, кто достанет для них именно того, кто им нужен. Легенда
рождается, когда человек сражается с превратностями жизни. Так что, кри,
достояние этих Сил будет и моим достоянием!
Отпустив его волосы, Блейк швырнул индейца обратно на землю. Железное
Дитя услышал клацанье, когда "Энфилд" был взведен. Стоя над ним, белый
опускал револьвер, пока его дуло не уставилось в лицо пленнику. Вдоль
ствола танцевали солнечные блики.
- Живой или мертвый, - сказал шотландец. - Им эт' все равно. Но,
говорю тебе, парень, эт' не все равно для меня.
Блейк выстрелил Железному Дитяте между глаз.
После того как выстрел "Энфилда" породил салют величественному
рассвету, конный поднес дуло к ноздрям, чтобы понюхать запах дыма.
Призрачная волынка продолжала играть.
Блейк отвернулся от тела и потащился к распряженной упряжке, чтобы
достать еды. Порывшись в своих истощившихся припасах, он нашел пакет с
едой, затем развел костер, набрал в котелок снега и вскипятил немного чая.
Пока он поедал сухари и пеммикан, собаки ели вяленную лосятину. Закурив
трубку, он ожидал, что гудение волынки у него в голове прекратится.
В течение многих лет волынка терзала его, когда он один был на охоте
- но только если его дичью были не белые. Стоило ею оказаться белым - и
павшие Парни покоились с миром, но как только дело касалось цветных, они
тут же вылезали из земли. Это была страшная месть погибших в колониальных
войнах и напоминание о том, что полковая "коллекция трофеев" должна быть
пополнена. Снова и снова будет играть волынка, до тех пор, пока язычник не
окажется мертв; затем, призванные к высшему служению, Парни вернутся в
землю.
Железное Дитя был мертв.
Так почему же волынка продолжает играть?
Закрыв лицо рукой, Блейк стиснул голову ладонью другой. Вцепившись в
виски, он сдирал кожу с костей. Пронзительный вой волынки проникал в его
разум, словно пика, вонзающаяся в мозг. Мелодия не прекращалась. Что-то
было не так.
Охваченный мгновенным безумием, он пинком разбросал костер. Угли
разлетелись по подтаявшему снегу. Свист заставил псов броситься к упряжке,
прыгая друг на дружку, играя. Пока он запрягал их в постромки, одевал на
них спинные ремни и застегивал ошейники, Сервола и Спанкер подрались за
то, кому бежать впереди.
Покидая место своей стоянки, Блейк подъехал к телу. Пуля разбрызгала
красное пятно вокруг головы кри. Схватив его за косички на голове, Блейк
затащил тело в сани, привязав его к волокуше поперечными ремнями. Затем
вскочил на правый полоз и хлестнул собак кнутом. Рванувшись, упряжка
двинулась с места.
Уже несколько часов бежали псы, таща тяжелый груз, хватая пастью
снег, чтобы утолить жажду. Сквозь завывание ветра среди вздымающихся над
головой вершин, под хруст ледяного наста, ломающегося под весом упряжки,
Блейк слышал волынку, зовущую его.
Изредка боковым зрением он замечал какие-то неподвижные объекты, но
когда он поворачивался к ним лицом, оставалась только реальность.
Изогнутые сосны не подстерегали его; у расщелин не было зубов; откосы
обрывов не следили за ним безжалостными глазами.
В полдень толстый слой облаков затянул горы. Когда позже, после
полудня, туман начал испаряться, он обнаружил, что находится у отрогов
Скалистых гор.
Это было оно. Он достиг его. "Моста Мира" индейцев. Того рубежа, где
Великий Раздел отгораживал тысячи миль прерий.
Натянув постромки упряжки, он остановил сани.
За гребнем туман рассеялся, открывая взору такое обширное и сияющее
пространство, что все холмы и низины, казалось, сливались в одну
нескончаемую равнину. Поблескивая там и сям в бесконечных просторах
снегов, голубоватые озерца тянулись до самого горизонта.
Длинным пологим склоном упряжка спускалась с горы. Везде, куда бы он
ни посмотрел, он не видел ничего, кроме снега.
Снег был на подножиях холмов и отрогах гор. Снег был на вершинах
позади него. Снег на деревьях вокруг и на равнинах, раскинувшихся впереди.
Затем он услышал шипение мехов, нагнетающих воздух, вслед за чем
послышалась мелодия "Поразительная грация". Один за другим Павшие Парни
поднимались из снега.
- Чт' там у нас, Блейк? - раздался голос Макгрегора.
- Один из цветных язычников? - проскрипел Кэмпбелл.
- Не наметил ли ты приберечь его только для себя, лишая нас
небольшого развлечения?
Блейк почесал висок.
Он покачал головой.
- Эй, - сказал он, останавливая собак.
Они казались замороженными зомби, поднимающимися из земли,
прокапывающими себе путь из снега пальцами, такими же белыми, как кости.
Они проламывались сквозь ледяной наст в своих истлевших одеждах из
шотландки, глядя на Блейка застывшими, словно кристаллы льда, глазами.
Сосульки, похожие на клинки кинжалов, свисали с их волос и бород;
единственным, что выделялось на них своим цветом, были их кроваво-красные
раны.
- Покружи его, Вилф, - сказал Стюарт. - Словно человека-юлу.
- Как ветряк, - сказал Макнахтен. - Подвесь его к дереву.
- Эй, ну-ка послушаем эту языческую музыку, - засмеялся Грант.
В последний раз Блейк пускал волчком цветного во время войны с
