живой легендой нашей профессии, человеком, для которого форма была гораздо
важнее содержания. Он нанял "Кадиллак" с шофером, чтобы тот повозил его по
столице, и когда Хаттон сказал, что в "Пражской весне" самая лучшая
чехословацкая кухня в городе, Тед предложил, чтобы мы поужинали там в
восемь часов вечера.
Мы с Хаттоном приехали в семь, чтобы выпить по аперитиву. Он
рассказал мне, что хозяин ресторана едва спасся, когда русские вторглись в
шестьдесят восьмом, чтобы сбросить правительство Дубчака. Едва мы уселись
недалеко от двери, как подъехал лимузин Теда. Он выглядел весьма
респектабельно: под руку с женой, в черном шерстяном пальто, с шелковым
шарфом и в белых тонких перчатках. Тед вплыл в ресторан в своем обычном
величественном стиле.
"Мистер Йоркский?" - спросил хозяин, встречая его у двери. "Да,
милейший", - ответил Йорк, вероятно, думая, что окончание "-ский" было
прибавлено в соответствии с чехословацкими обычаями.
Вслед за этим хозяин схватил его за шиворот и за заднюю часть брюк и,
с грохотом отворив дверь, вышвырнул Теда на тротуар.
Хаттон сказал владельцу ресторана, чтобы тот ожидал важного гостя:
товарища Тетфорда Йоркского, военного атташе советского посольства.
Копы усмехались, когда Каттер, от которого пахло шампанским, встретил
их. Взгляд у него был такой, словно он боялся, что над ним будут смеяться.
- Вы можете предположить, что было похищено со стола Максвелла? -
спросил де Клерк. - Оно было размером с почтовый конверт.
Оба главных судьи покачали головами.
- Если вы додумаетесь до чего-нибудь, позвоните мне.
Секретарь открыл дверь, чтобы копы смогли выйти. Когда они пересекали
приемную, Каттер произнес им в спину:
- Когда схватите ублюдка, не вздумайте выжимать из него
доказательства. Разбор плохо подготовленного дела может повредить моей
репутации среди адвокатов.
ЭЛЕКТРИЧЕСТВО
6:35 пополудни
Чандлер и Тэйт провели остаток дня, роясь среди материалов Отдела по
борьбе с наркотиками, ища ключ к разгадке в деле Максвелла, связанном с
картелем Медельина. К ужину они вернулись в спецотдел "Х", где Цинка
поприветствовала какая-то женщина, как только они шагнули на порог.
- Кэрол Тэйт. Кэтрин Спанн.
Когда они пожимали руки, Тэйт показалось, что она смотрится в
зеркало. Спанн была такого же роста и имела такое же сложение, что и она.
У обеих женщин были светлые волосы и голубые глаза. Обе заставляли мужчин
оглядываться на них еще раз.
- Великолепная форма, - сказала Тэйт. - Она вам подходит.
- Я имела случай в этом убедиться, - ответила Спанн. Она была одета в
красную тунику и темно-синюю юбку. - Парню, которого я вытолкала вон, не
было от этого никакой пользы. Их начинает тянуть ко мне после того, как
шериф запирает их в камеру. Привет, Цинк. Захвати свою подругу на юбилей.
Спанн протянула ему конверт и повернулась на каблуках.
Кэрол рассматривала ее зад, пока она удалялась.
- Кто ты, дорогой? Охотник за женщинами?
- Кэти? - сказал Цинк, краснея. - Я едва с ней знаком. Она была
ранена несколько лет назад и была в длительном отпуске. Вернулась на
службу только несколько месяцев назад.
- Великолепные ягодицы, - сказала Кэрол.
- Я не заметил.
В конверте было два билета на вечерний концерт группы "AC/DC".
- Ладно? - спросил он.
- А почему нет? - ответила Кэрол.
11:20 пополудни
Лифт остановился на этаже Кэрол. Номер Цинка был тремя этажами выше.
- Увидимся утром.
Они шагнули в прихожую.
- Что? - спросила она, закрывая уши ладонями. - Я ничего не слышу.
Думаю, мой слух надолго поврежден.
Они оба были возбуждены и выбиты из колеи. Парни из Австралии
наэлектризовали их нервы.
- У этого парня Джонсона луженая глотка. Как ты думаешь, кто этот
"Джек"?
- Думаю, это была запись.
Кэрол было тесно в четырех стенах, она была сгустком энергии.
- Когда Ангус Янг двинулся в толпу, я думала, все обезумеют.
Интересно, он всегда носит школьную форму?
- Думаю, это его визитная карточка.
- Сколько там было децибел, как ты думаешь?
- Один Бог знает. Должно быть, побольше, чем у "Живущих на Леде".
- Толпа с каждым годом становится все моложе, - сказала Кэрол. Она
порылась в карманах, отыскивая ключ.
- Думаю, время течет иначе, - сказал он. - Мы становимся старше, в то
время как толпа молодеет.
- Я чувствую себя так, словно меня подзарядили, - сказала она,
отпирая дверь.
- Посмотрим, как твоя гудящая голова будет чувствовать себя утром.
Помнишь лимбическую систему?
- Конечно, - сказала она. - Питание, борьба, бегство от опасности и
половое сношение.
- Джо говорит, что мы стареем из-за чувственного мозга. Приятных
снов. - Он повернулся, чтобы уйти.
- Цинк? - позвала она.
Он повернулся.
Кэрол схватила его за отвороты и прижала спиной к стене.
- Самое время для вечеринки. Протряси меня всю ночь.
ВТОРЖЕНИЕ СО ВЗЛОМОМ
6:45 пополудни
Де Клерк провел послеполуденное время в дефектоскопической
лаборатории. Сегодня он был готов убрать поездку Блейка и подвергающиеся
бичеванию "Волынки, кровь и Славу" на четвертый план. Его последние минуты
не показательны потому, что убийца Максвелла наполнил одиннадцать его
внутренних сосудов "мертвым воздухом". Ради своего издателя он обратился к
телефону.
Последний звонок, который он сделал, был в "Л.-А. Таймс". Кирк свел
его с редактором отдела литературы, и Роберт дал ему гарантию того, что
"Журнал Паркера" был подлинным. Настаивая на том, что профессор из Аризоны
был зарезан во время своего путешествия, он сделал для себя пометку, чтобы
не забыть принести книгу в спецотдел "Х". Когда Авакомович вернется из
Колорадо, он обещал провести тесты, чтобы определить время ее написания.
К тому времени, когда де Клерк вернулся домой, он был совершено
разбит. Прошло уже два дня с тех пор, как он спал - всю прошлую ночь он
без перерыва проработал в суде. Держа в руке пальто, он позвонил в
ветлечебницу, чтобы справиться о Наполеоне, который был госпитализирован в
прошлый уик-энд с жестоким расстройством желудка.
- До завтра он не попадет домой, - сказала сестра. - Утром справьтесь
у ветеринара о дате выписки. - Предстояла ночь одиночества без собаки.
По пути домой он вставил в магнитофон одну из кассет Женевьевы.
Проезжая Дундараву вдоль набережной Вэст-Вэн, он слушал "Ол'Мэн-ривер" в
интерпретации Темтейтской капеллы. В конце торгового квартала он
припарковал машину у 29-го пирса, затем пешком направился обратно, чтобы
купить что-нибудь из диетической кухни. Овсяные хлопья были единственным
блюдом, которое он признавал на ночь.
Де Клерк собирался уже войти в магазин, когда закричал ребенок:
"Папа!". Его словно парализовало, перед его внутренним взором промелькнуло
стремительное видение.
В Шекспир-Гарден парка Стэнли стоят два дерева. "Комедия" было
посажено актрисой Евой Мур; "Трагедия" - сэром Джоном Мартином Харви. С
1920 года каждое из деревьев выращивалось в соответствии со своим
названием, "Комедия", такая же буйная, как и любимые вами комедии, и
"Трагедия", такая же мрачная, как "Ричард III".
Между их стволами, раскинув руки, к нему бежит Дженни, ее испуганный
голос отчаянно зовет: "Папа!"
Не имеет значения, как быстро она бежит, все равно она не
приближается к нему.
- Вы в порядке, шеф?
- А?.. Да, Чарли. Просто переутомился, - сказал де Клерк.
Мужчина рядом подхватил на руки маленькую девочку, занося ребенка в
магазин.
- Стал слишком стар, чтобы проводить ночь без сна, - сказал де Клерк.
- Можете мне об этом не рассказывать. - Чарли потер руки. - Я бы
отдал правую руку, чтобы поваляться на Гавайях.
Чарли был ветераном войны, потерявшим обе ноги в Нормандии. Всегда,
сколько де Клерк его помнил, семидесяти летний калека продавал здесь
лотерейные билеты. Лил ли дождь, ярко ли светило солнце, он сидел в своей
будке у дверей магазина, коротая дневное время с прохожими. Де Клерк
всегда покупал один-два билетика, чтобы Чарли мог получить комиссионные. И
ни разу не проверил, не выиграл ли он.
- Вытащите мне выигрышный, Чарли.
- Входите, шеф.
Де Клерк заплатил за билет и засунул его в свой бумажник.
- Вам лучше немного поспать, шеф, - сказал старик. - Когда сны
появляются днем, это тревожный признак.
- Я так и сделаю, Чарли. Желаю, чтобы вам приснились те островные
девочки.
Возле Лайтхауз-парк он запарковал свой "Пежо", съехав с Марин-драйв,
затем спустился по дорожке к своему дому. Позади дома вечный океан лизал
берег, пока, чувствуя ломоту во всех костях, он отпирал парадную дверь.
Стакан вина, Диетическая Кухня, "Кармен" и постель - или, по крайней
мере, достаточно и оперы, чтобы послушать голос хабанеры.
Шагнув в прихожую, он зажег свет.
Черт побери! - подумал он.
Кто бы ни посетил его дом, он проделал огромную работу.
Пустые ящики.
Перевернутая мебель.
Все его книги вытащены.
Спустя полчаса приехали вэст-вэнские копы. К тому времени он уже
знал, что взломщик похитил "Журнал Паркера" и его заметки о Блейке.
ВОЛЫНКИ, КРОВЬ И СЛАВА
Озеро Медсин, Альберта. Четверг, 9 декабря 1897 года, рассвет.
Он проснулся сразу.
Его мышцы напряглись.
Мозг работал напряженно.
Нервы были натянуты, словно тетива лука.
Под накидкой, которую Блейк использовал в качестве подушки, его рука
нащупала рукоятку "Энфилда", и большой палец взвел курок. Послышалось
звяканье, когда револьвер был взведен, но звук был приглушенным и
затерялся под накидкой. Вытянув револьвер из-под головы на пронизывающий
холод, он остался неподвижно лежать в своей куртке из буйволовой кожи. Не
издавая ни звука. Прислушиваясь. Выжидая.
Ночь была холодной и безлунной. Предрассветный северный ветер веял
над ландшафтом, меняя свое направление с тем таинственным непостоянством,
о котором индейцы говорили "Танец душ умерших". Над его головой в черном
небе мерцали бесчисленные звезды, а на востоке, на открытом пространстве,
розоватый след от метеора указывал на первые, еще слабые признаки
рассвета. Было 6:00 утра.
За те часы, что Блейк спал, арктическая буря покрыла долину слоем
снега.
Теперь же мороз опустился с сурового неба, укрыв место его стоянки
ледяным саваном, и, казалось, весь мир спал в первозданной уединенности.
Но всем нутром, первобытным инстинктом, он чувствовал, что рядом что-то
есть.
"Энфилд" в руке.
Дыхание затаено.
Он медленно поднялся с земли.
Блейк раскинул лагерь в нескольких сотнях футов от берега озера
Медсин. Здесь, пока рассвет начинал обрисовывать зазубренные пики на
востоке, он притаился под защитой группы сосен, прислушиваясь к тишине.
Издалека через неравные интервалы доносился одинокий крик совы.
Воды озера плескали о льдины, отрывающиеся от берега.
Налетающий бриз свистел в ветвях елей, наводя на мысль о
заговорщиках.
Затем - как это часто случается в горах - ветер сменил направление.
Задул южный ветер, едва ли достаточно сильный, чтобы вызвать туман или
разогнать перистые облака на западе. Собаки тут же проснулись и
повернулись в том направлении. Псы закружили возле упряжки в пятидесяти
