весь день помахивать своим хвостом Сэму в лицо".
Кто-то в толпе вопил деду, когда он ехал мимо трибун: "Где ты раздо-
был этого овсового дармоеда, Мэл? Он выглядит так, будто уже бежал!" Дед
молча отмахивался.
Дакар с трудом опередил на пол-головы в первом заезде Вихря Сэма
Кларка.
"Я придерживал его, - сказал мне дед. - Сэму казалось, что я сдаю. Он
думал, что может выиграть, если постарается, но он не думал, что я не
стараюсь. После следующего заезда он уже будет считать денежки". Дед за-
дохнулся приступом своего астматического смеха и поцеловал Дакара в нос.
Дед сказал, что если я хочу увидеть семидесятилетнего опоссума за ра-
ботой, то должен хорошенько проследить за ним во время второго заезда.
Что я и сделал.
После старта дед держался во главе участников. Метеор Джо Кейси шел с
ним бок о бок. Лошадь мэра Флетчера Маленькая Леди была третьей рядом с
Вихрем Сэма Кларка, начавшим рывок. Вихрь настиг Дакара на половине пу-
ти, и всем на свете показалось, будто дед выжимает из гнедого последние
силы, но Сэм Кларк выиграл на финише на голову.
Он одарил деда широкой покровительственной усмешкой, когда поравнялся
с ним, разворачиваясь. "Я дал тебе выиграть первый раз, Вагнер, по доб-
роте души, из уважения к твоим сединам, ну, а теперь лучше ползи назад к
чуркам в этом твоем сарае, а лошаденку эту сдай в мясной магазин Элме-
ра".
Дед выглядел ровно настолько сердитым, сколько требовалось, чтобы тот
лишился остатков благоразумия. "Сэм, - сказал дед, - а ты не хочешь по-
биться об заклад насчет следующего заезда, на твою маленькую упряжку во-
роных?" "Пожалуйста, - сказал Сэм, и на все, что вам угодно еще будет
назвать".
"А как насчет коляски с золотой отделкой?" "Отлично".
"А этих пятидесяти стогов сена с пастбищ Седар-Лейк?" "Подходит. На
что угодно - лишь пусть тот, кому мы оба доверяем, подтвердит, что это
стоит денег".
Дед покачал головой. "Мы не сможем найти кого-то, кому оба доверяли
бы. Я полагаюсь на твое слово".
Один из служащих подслушал разговор. "Стареешь, Мэл", сказал он.
Дед хитро подмигнул мне, проезжая мимо к месту старта на третий и
последний заезд. Теперь оставались только две лошади - Дакар и Вихрь.
Вихрь первым вырвался вперед и развивал свое преимущество. Я начал бес-
покоиться. Я надеялся, что дед не будет притворяться чересчур долго и не
ошибется в дистанции.
Вырвавшись вперед, Сэм Кларк обернулся и помахал деду с оскорби-
тельной усмешкой.
Между ними был разрыв в голову, когда дед издал свой удивительный
клич: "Пошел!"
Дакар пошел. Уши его прижались назад, и случилось что-то необыкновен-
ное - он настиг и обошел Вихря так, будто Вихрь был дулом ружья, а Дакар
- пулей, вылетающей из него. Дакар выиграл без усилия. Он шел впереди на
три корпуса, когда проезжал мимо судейской трибуны. Дед обернулся в по-
возке и потряс кулаком в сторону распорядителей.
"Как вам это нравится, вы, эксперты среднего возраста?" Дакар получил
прекрасный венок из цветов. Дед получил золотую медаль, денежный приз за
первое место и выговор от организаторов. Они сказали, что участвовать в
скачках он больше не сможет.
Дед показал мне медаль. "Может быть, последняя, какую я получил, -
сказал он. - Но это самая большая моя гордость, и я с ней никогда не
расстанусь".
Когда дед уезжал с трека, толпа приветствовала его громоподобными
овациями. Мы не задерживались и подъехали к прилавку с мороженым, где
получили преимущество над Сэмом Кларком в два клубничных пломбира.
О жизни с дедом у меня сохранилось множество волнующих воспоминаний.
Много хороших, но и плохих куча. Если ты проводил с ним больше недели,
то это всегда было необыкновенное время, ты ломал одну-две кости, то и
дело мучился от боли в животе, и удивлялся, неужели он действительно так
стар, как говорят. В тот день, когда мы с дедом делали покупки к Рож-
деству, он заставил меня поверить, что этот поход в город со мной был
самым волнующим событием для него за много лет.
"Посмотри на эти снежинки, мальчик, - сказал он мне. - Понюхай этот
морозный воздух. Бери от этого все, что сумеешь".
Потом дед вдохнул с такой силой, что кончики его усов изогнулись пря-
мо к носу.
Набрав достаточно воздуха, он шумно хлопнул меня по спине, таким об-
разом освобождая меня от всего, что я накопил.
"Твой старый дед определенно счастлив, что на Рождество ты здесь, с
ним. Пусть все будет как можно лучше!" Потом он пощекотал Бьюти под
хвостом кнутом, и она рванула, как скачущая лягушка, отбросив меня назад
в коляске. Мы пели на два голоса мелодию "пирога в небе", пока дед не
расстроился. Это из-за вывесок в витринах магазинов. Дед не любил выве-
сок, где было написано "Хмас".
* Сокращение от Christmas, "Рождество", где вместо имени Христа
вставлен крест.
[Назад к тексту] "Крестом отмечено место, куда они отправили Христа
после Рождества", - ворчал он. Не нравились ему также цены. Он утверж-
дал, что чем добрее и деликатнее становится народ, тем выше лезут цены.
Ему не нравилось, что Рождественские гимны гремят из граммофонов. "Им
надо изменить слова на: "Приходите все бандиты,
- сказал он. - Я так же религиозен, как и любой другой, но мне не
нравится, когда меня на улице шарахают по башке "Маленьким городком Виф-
леемом", да еще за двойную плату".
Что нужно миру, сказал дед, так это пятьдесят недель настоящего Рож-
дественского настроения и две недели всего остального. "Взгляни на сен-
тиментальную улыбку на лице мэра Флетчера, - сказал он. - Второго января
его сердце будет так же холодно, как глаза окружного прокурора".
"Почему так? - спросил я его. - Почему люди бывают добрыми так недол-
го? Почему они не могут быть хорошими весь год?" Рождественский гимн та-
ял вдали, пока Бьюти бежала по мягкому нетронутому снегу Мэйпл-Стрит.
Дед обнял меня.
"Уж таковы люди, сынок, - объяснил он. - Когда их души обращены к ма-
териальным предметам этого мира - они темны. В их лицах нет света. Но
когда они обращаются к Богу и забывают земное, они становятся светлыми и
озаряются изнутри. На Рождество они ближе к Богу и его посланцу Христу,
чем в любое другое время года, поэтому в мире появляется новое настрое-
ние, и на время жизнь становится прекрасней".
Я поглядел на деда с восторгом. "Тебе бы быть священником или минист-
ром".
Дед приложил палец к моим губам. Он засмеялся.
"Осторожнее, - предупредил он. - Мы говорим только о Боге. И ничего о
церкви".
Г Л А В А 7. КАТАНИЕ НА КОНЬКАХ В КУХНЕ Мы задержались у деда на пять
лишних дней из-за снежной бури. Она не прекращалась целую неделю. Дед
сказал, что она сильнее бурана 88 года. В разгар метели мать вдруг сооб-
щила нам, что забыла завернуть воду, когда мы уезжали из дома. Отец
странно засмеялся. Было что-то в тоне его голоса такое, что заставило
меня и трех моих сестер прекратить обсуждение, какой потешный был Санта
Клаус, заявившийся в квартиру на костылях, совсем как дедушка.
"Я спрашивал тебя на вокзале, выключила ли ты воду, - мягко сказал
отец. - Ты сказала, что выключила".
"Я так и думала тогда, - ответила мать бесстрастно. - Теперь я так не
думаю".
Мы приехали домой, когда стемнело. Ветер все еще гнал снег вдоль
улиц. Нам надо было еще пройти от вокзала девять кварталов, и отец был
довольно хмур.
Я прятал руки за воротник пальто и, шагая по тротуару, залетел в суг-
роб. "Фрэнк,
- позвала мать. - Уильям попал в сугроб".
Отец даже не обернулся. Он бросил через плечо: "Надеюсь, весной тело
найдется".
В итоге, когда отпирали входную дверь, мы были уже здорово уставшими.
Пол нашей кухни на ступеньку ниже жилой комнаты. По крайней мере, всегда
так было. Однако теперь их уровни сравнялись. Мысль матери была верна:
она не завернула воду.
Трубы лопнули, кухню затопило, и вода намертво замерзла вплоть до
дверей. Когда мы входили, никто из нас не знал, что наша кухня преврати-
лась в городской каток.
Было очень темно. Мать кувыркнулась первой. Ее занесло под кухонный
стол. Едва успев включить свет, поскользнулся отец. Он пробежал нес-
колько шагов на месте, прежде чем полетел головой в кухонную плиту - он
врезался в железную ножку. Все три моих сестры вопили не своими голоса-
ми. Мэри и Фрэнсис отбыли в том же направлении, что и матушка, и присое-
динившись к ней под столом, откуда и выглядывали, как три эскимоса из
иглу. Элла ухватилась за кухонные занавески, завертелась на середине
кухни и рухнула вместе с ними. Я входил последним. Я нес коробку с пер-
сиковым вареньем в стеклянных банках, который намдала бабушка.
"Где все?" спросил я, сходя вниз, на кухню. Только никакого "низа" не
оказалось.
Где все, я обнаружил немедленно. Ящик с банками взлетел в воздух пер-
вым, но опустились мы вместе. Когда мы приземлились, у нас было много
персикового варенья, но без стеклянных банок. Я прокатился мимо матери,
мимо сестер и отца и ткнулся в противоположную стену.
Никто серьезно не пострадал, но все были оскорблены. Мать разрыда-
лась. В тот день перед отъездом она на коленях выскоблила пол. "Мои по-
лы! - плакала она, - мои замечательные полы!" "Ради Бога", откликнулся
из-под плиты отец. "Закрой свой водопровод, а то ты опять затопишь все
вокруг".
Мы подобрали осколки и принялись подметать полы, превратившиеся в
сплошной прекрасный бутерброд с персиками. Отец вышел в дровяной сарай
взять топор, чтобы отбивать лед. Он оставил открытой заднюю дверь. Бед-
ная матушка, которая возвращалась из гостиной слишком быстро, заскользи-
ла по льду прямо в открытую дверь. Она звала на помощь, но никто не ус-
певал помочь ей. На лице ее была решительная улыбка, а пальцы подергива-
лись, словно бы в нервном прощальном жесте, когда она скользила по льду
прямо и неуклонно из дома в ночь.
"Мы должны были хотя бы попрощаться с ней", - сказал я Элле.
Элла добралась до двери первой. Мы услышали, как мать заплакала, при-
землившись.
Элла счастливо воскликнула: "Мама превратилась в прекрасного снежного
ангела!" Я первым встал на коньки и проделал несколько кругов по кухон-
ному катку. Мэри присоединилась ко мне, и, взяв на роль ищейки нашего
пса Спорта, мы поиграли в хижину дяди Тома и Лизу, бегущую по льду.
Отец прекратил это, погрозив нам топором. Мать хотела, чтобы он сна-
чала отколол лед вокруг плиты - она могла бы начать готовить ужин. А он
хотел вырубить свои лучшие туфли, которые оставил под кухонным столом.
Когда я поднялся по лестнице в спальню, то обнаружил, что новый лино-
леум не был постелен. Он был еще скатан и стоял у стены в комнате. У ме-
ня была большая картонная труба, в которой его принесли - я хранил ее в
своей комнате и использовал для экспериментов по вызыванию духов. Я
приспособил ее, чтобы пугать Эллу. Однажды я снял вентилятор, соединяв-
ший наши комнаты. Я поместил длинную трубу под свою кровать и протолкнул
ее через отверстие прямиком под кровать Эллы. Потом, когда она читала
свои молитвы, я заговорил с ней жутким, потусторонним голосом. Она никак
не могла понять, откуда голос исходит.
И в эту ночь я заполз под кровать и дождался, пока Элла зайдет в свою
комнату.
Когда она опустилась на колени, чтобы помолиться, я тихо заговорил
через длинную трубу высоким монотонным голосом:
"Элла Сирс! Элла Сирс! Слышишь меня?" Она слышала. Она замерла на се-
редине молитвы. Наступила долгая тишина. Элла начала молитву снова - ти-
хо и неуверенно.
"Элла Сирс!" Она замолчала.
"Ты слышишь меня?" Ее голос был робким писком. "Да-а-а".
"Я слежу за тобой! Мои глаза смотрят сквозь потолок. С небес. Ты хо-
рошая девочка?" Она отвечала так, словно собиралась заплакать. "Я, я не
знаю".
"Если нет - я приду, чтобы забрать тебя".
Для Эллы это было чересчур. Если бы кто-то появился, она бы не хотела
