тоже - никого.
Я предположил, что Изабель пошла к Моне, и стал смотреть в окно на
машину, которая обогнула скалу и находилась теперь у ее подножия.
Вдруг я заметил какого-то человека, идущего со стороны сарая. Когда
человек этот приблизился, я с изумлением понял, что это - моя жена. Она
надела мою канадку, сапоги и едва продиралась сквозь снежные завалы.
Увидела ли она меня сквозь окно? Гостиная не слишком светлая комната,
а я не зажег света. Не знаю почему, но я предпочел удалиться оттуда до
ее прихода. Этот ее поход в сарай носил какой-то таинственный характер и
имел несомненное отношение к вопросам лейтенанта или к моим ответам на
них.
Я предпочел отступить, вернулся в спальню, потом прошел в ванную
комнату и стал наполнять ванну.
Я надеялся, впрочем, не очень веря в такую возможность, что Изабель
тоже поднимется в спальню. Мне хотелось поскорее увидеть ее и понять, не
переменилось ли в чем-нибудь ее отношение ко мне.
Она услышала, что а наполняю ванну. Наверное, услышала она и то, что
Мона тоже поднялась, потому что, когда я спустился в кухню, я застал
Изабель за приготовлением яичницы с беконом для всех нас - троих. Стол
для завтрака Изабель накрыла в столовой.
- Доброе утро, Мона...
Сегодня на ней было очень облегающее черное платьице, и, возможно,
из-за того, что она нашла себя подурневшей, она накрасилась сегодня куда
сильнее, чем во все предыдущие дни, в особенности сильно подвела глаза,
и поэтому взгляд у нее стал какой-то особенный.
- Доброе утро, Доналд...
Я поцеловал в щеку свою жену.
- Доброе утро, Изабель!
Она не вернула мне поцелуя. Это стало у нас традицией. Не помню, как
и когда она установилась. Мать в детстве тоже никогда меня не целовала,
но машинально подставляла мне для поцелуя щеку или лоб.
Тотчас же я увидел, что Изабель все поняла. Я знал также, еще до
допроса, учиненного лейтенантом Олсеном, какую ошибку я допустил.
Все то время, что я сидел в сарае на красной скамейке, я курил
сигарету за сигаретой, зажигая одну от другой и отшвыривая горящий
окурок на землю, где тотчас же затаптывал его. Так я выкурил по меньшей
мере десять сигарет.
Именно поэтому и пошла Изабель в сарай, воспользовавшись тем, что я
сплю. Она искала доказательств моего сидения в сарае в ту ночь, когда я
выдал свое длительное отсутствие за неудавшиеся поиски Рэя.
Она все знала. Но в ее голубых глазах не прибавилось жесткости, не
прибавилось и осуждения. Всего лишь удивление и любопытство.
Разгадав мой поступок, она смотрела на меня вовсе не отчужденно, но
как бы не совсем узнавая меня, как бы открыв во мне новое существо, о
котором она и не подозревала, хотя знала меня так долго.
Мы позавтракали под шум, производимый людьми и машиной у подножия
скалы. Мона, заинтригованная нашим непонятным молчанием, смотрела на
нас, переводя взгляд с одного на другого, и, возможно, заподозрила, что
моя жена приревновала меня к ней.
Но вслух она только произнесла:
- Мне очень стыдно обременять вас так долго...
- Не сходите с ума, Мона... Вы отлично знаете, что мы всегда
относились и к Рэю, и к вам как к членам нашей семьи...
Я быстро поед, ощущая всевозрастающую неловкость. Вставая из-за
стола, я заявил:
- Пойду взглянуть, нельзя ли привести машину домой...
Я надел канадку, сапоги, меховую шапку. У меня было такое чувство,
что Моне хочется предложить проводить меня, чтобы освежиться, но она не
решается.
Люди там, внизу, работали с большой тщательностью, потому что именно
на том месте было больше всего шансов обнаружить тело.
Я пошел по траншее, дно которой обледенело и стало скользким. На
воздухе я сразу почувствовал себя лучше, да и вид привычной, пусть и
несколько изменившейся окрестности действовал на нервы успокаивающе.
Они отодвинули мою машину к обледеневшей ограде, и она все еще была
вся засыпана снегом. С ветрового стекла пришлось сколоть обледеневший
снег. Я не представлял себе, заведется ли мотор. Мне казалось, что
прошло уже так много времени и в машине должны были произойти какие-то
необратимые нарушения.
Но "Крайслер" завелся как ни в чем ни бывало, и с предосторожностями
мне удалось довести его до гаража, маленького деревянного строения,
покрашенного в белый цвет и стоявшего напротив сарая.
Мне пришлось отгребать лопатой снег от ворот гаража, открыв которые я
сразу увидел спортивный "Линкольн", на котором Рэй и Мона приехали в
прошлую субботу из Канады.
Поставив свою машину в гараж, я направился в сарай, огромная дверь
которого окончательно повалилась внутрь. В сарай набилось много снега,
но он не достигал до скамейки. Я посмотрел на землю.
Окурки исчезли.
Вернувшись домой, я первым долгом хотел взглянуть в глаза жене, и она
не отвернулась от меня, а спокойно встретила мой ищущий взгляд. Но что
мог я прочитать в ее глазах?
- Да!.. Я знаю!.. Я подозревала это... Когда ты отвечал Олеену на его
вопрос о сарае, я все поняла...
Я пошла туда и приняла меры, чтобы другие удостоверились...
Чтобы они не удостоверились в моей подлости? Думает ли она, что я -
из позорной трусости укрылся в сарае, испугавшись возможности
заблудиться в пурге?
Почему же в таком случае не читаю я презрения в ее взгляде? Но и
жалости в нем нет. Гнева тоже. Ничего.
Нет! Есть в ее взгляде любопытство.
Она едва выговорила:
- С машиной не было затруднений?
- Нет...
- Ты не поедешь в контору?
- Я позвоню Элен, чтобы она забрала на почте корреспонденцию...
Впрочем, вряд ли почтовые машины могли нормально циркулировать...
Мы говорили обо всем этом для отвода глаз. Она видела, что я ходил в
сарай. Значит, мне уже известно, что она убрала оттуда окурки.
Посуда была уже вымыта. Все трое, мы смотрели друг на друга, не зная,
куда себя девать и чем заняться. Мона чувствовала, что между нами что-то
происходит, и смущенно сказала:
- Пойду уберу свою комнату...
Приходящая работница не явилась. Она жила за холмом, а дорога в ее
поселок проходит лесом, вероятно, ее еще не расчистили.
- В конце концов, почему бы мне не съездить в контору?..
Было совершенно невыносимо сидеть взаперти и ждать, пока люди там,
внизу, обнаружат тело. Я вывел машину, которую только что поставил на
место.
Выехав со своего участка, я обнаружил, что дорога довольно хорошо
расчищена, и заметил следы многих, уже проехавших по ней машин. Главная
дорога выглядела почти нормально, за исключением высоченных валов снега
по обочинам.
Торговцы, вооружившись лопатами, проделывали в снегу траншеи к входам
в свои магазины. Почта была открыта, и я вошел туда, приветствуя
привратника обычным жестом, как будто ничего особенного за это время и
не произошло.
В нашем почтовом ящике я нашел всего несколько писем и пачку
проспектов. Потом я направился в свою контору.
Там тоже ничего не изменилось. Хиггинс сидел в своем кабинете и
удивленно уставился на меня.
- Значит, его наконец нашли?
Я нахмурил брови.
- Я говорю о вашем друге Сэндерсе... Они все еще прочесывают снег?..
Пять лет назад мы построили на месте старой конторы кокетливое здание
из розового кирпича с окнами, облицованными белым камнем. Дверь тоже
выкрасили в белый цвет. Здание окружал хорошо содержащийся газон,
которого сейчас, разумеется, не было видно, но который ежегодно зеленел
пои первых теплых лучах в середине или конце марта.
Элен, наша секретарша, стучала на машинке и, не отрываясь от работы,
поздоровалась со мной.
Все было спокойно, размеренно, мои книги по юриспруденции стояли на
своих местах в шкафу красного дерева. Стрелки электрических часов
скользили бесшумно.
Я уселся в кресло и стал один за другим вскрывать конверты.
- Элен...
- Да, господин Додд...
Ей двадцать пять лет, и она довольно хороша собой. Это дочь одного из
наших клиентов, подрядчика по строительству каменных домов, полгода
назад она вышла замуж.
Будет ли Элен продолжать работать у нас, если у нее появится ребенок?
Она уверяла, что будет продолжать, Я в этом не столь уверен и предвидел,
что придется искать ей замену.
Продиктовал три малозначительных письма.
- Остальная корреспонденция для Хиггинса...
Потрясло ли открытие Изабель? Изменит ли это нашу жизнь? Я задавал
себе вопросы, сам не зная, чего же я хочу. Возбуждение, охватившее меня
той ночью, в сарае, поутихло, но какая-то доля его все еще оставалась.
Жена имела все основания смотреть на меня с любопытством. Я уже был
не тем человеком, что прежде. Хиггинс этого не заметил. Моя секретарша
тоже, но рано или поздно все обнаружат произошедшую во мне перемену.
Я посматривал на часы так, как если бы у меня было назначено
свидание. Да так оно и было в действительности. Мне не терпелось, чтобы
поскорее нашли наконец тело Рэя, Мне не терпелось отделаться от него.
Что произойдет, когда его наконец найдут? Меня это уже не касается.
Это дело Моны. А она сейчас застилает постель и прибирает комнату.
Газет не было. Поезд не пришел из Нью-Йорка. Куда скорее, чем я
ожидал, Элен принесла мне на подпись три продиктованных мною письма.
- Я еду к себе. Если понадоблюсь, позвоните мне...
Зашел в кабинет к Хиггинсу, чтобы на прощание пожать ему руку.
Выйдя из конторы, я подумал, что Не мешает купить мяса, и зашел в
большой магазин.
- Нашли вашего друга, господин Додд?
- Нет еще...
- Подумать только, что подобное происходит рядом с нами, когда мы
даже и понятия ни о чем не имеем... У вас много повреждений?
- Только дверь сорвало с сарая.
- В Крестхилле снесло целый дом. Прямо чудо, что никого при этом не
убило...
Как раз в Крестхилле жила наша приходящая прислуга.
Хоть я и говорил и поступал как обычно, меня неотвязно преследовала
мысль:
"Что думает Изабель? "
Насколько я ее знал, она не заговорит со мной об этом. Жизнь пойдет
по привычному руслу. Время от времени я буду ощущать устремленный на
меня взгляд, и, возможно, в нем так и останется изумление.
Повернув налево при въезде на нашу дорогу, я обнаружил, что машины
прекратили работу, а еще через некоторое время я увидел закутанных в
канадки, надевших сапоги женщин, выходивших из дома. Внизу, под скалой,
группа мужчин стояла возле распростертого тела.
Рэя нашли. Я поставил машину в гараж. Я был совершенно спокоен.
Никаких угрызений совести я не испытывал. Наоборот, чувствовал огромное
облегчение.
Женщины поджидали меня возле начала спуска. Я взял обеих под руки,
что не помешало нам, всем троим, поскользнуться и упасть, так что
спасателям пришлось поднимать нас.
Волосы Рэя и лицо, на котором как бы застыла улыбка, все еще были
припорошены снегом. Правая его нога была подогнута, и один из мужчин,
стоявших возле, объяснил нам, что она сломана.
Я думал, как поведет себя Мона. Она не бросилась к телу. Может быть,
это и было первым ее побуждением, потому что она сделала несколько шагов
вперед. Потом остановилась и, содрогаясь, смотрела на труп. Изабель
стояла справа от нее, я слева.
Мона придвинулась ко мне, явно ища моей поддержки. Тогда я обнял ее
за плечи и привлек к себе.
- Мужайтесь, Мона...
Жест мой был вполне естественным. Разве Мона не жена моего лучшего
друга? Окружающие явно не увидели в этом ничего предосудительного. Тем
более сама Мона, которая все крепче прижималась к мне.
Но я-то сам посмотрел на Изабель с вызовом.
Начинался новый этап, словно этим, с виду таким естественным и
невинным жестом, я объявлял Изабель о своей независимости.
Она не подала никакого вида и, повернувшись, скрестив руки,
уставилась на Рэя так, как смотрят, когда гроб опускается в могилу на
