собираюсь поддерживать средства к существованию?" - "Работая в
посреднической палате ее мужа, - ответил я, - если мне будет предоставлена
подобная возможность". Мои планы не показались ей неразумными, однако она
спросила, обладаю ли я какими-либо профессиональными навыками, чтобы меня
можно было рекомендовать маркизу. На это я ответил, что изучал
законодательство Саллы (не упомянув, насколько незавершенным был курс моих
занятий) и поэтому могу быть полезным при проведении каких-либо операций
палаты в нашей провинции. Я также сказал, что связан узами побратимства с
Сегвордом Хелаламом - верховным судьей порта в Маннеране - и способен
принести пользу в делах, связанных с этим городом. Наконец, я заметил, что
молод, крепок и честолюбив, а посему готов посвятить всего себя делу
процветания посреднической палаты, потому что только такое деяние будет
для всех нас взаимовыгодным. Эти заявления как будто успокоили тетушку, и
она обещала добиться моей встречи лично с маркизом. Покидал я ее дворец
полный радужных надежд.
Через несколько дней в гостиницу пришло уведомление о том, что мне
нужно предстать в конторе посреднической палате, однако не лично перед
маркизом Хаш, а перед одним из его управляющих, неким Сизгаром. Этот
человек был до того скользким, что казался прямо маслянистым. У него не
было ни бороды, ни бровей, а лысина блестела так, как будто была натерта
воском. Сизгар кратко расспросил меня о моей учебе, обнаружив с помощью не
более десятка вопросов ничтожность моих знаний и полное отсутствие опыта.
Однако об этих моих пробелах в образовании он говорил столь учтиво и
дружелюбно, что я уже было решил, что, несмотря на мое невежество,
высокородность и родство с маркизом обеспечат мне какую-нибудь должность.
Увы, какое благодушие. Я уже вынашивал планы, как буду продвигаться к
более высоким постам в этой посреднической палате, когда уловил краем уха
слова Сизгара, обращенные ко мне.
- Времена сейчас трудные, это, конечно, ясно вашей милости. К
сожалению, вы обратились к нам как раз тогда, когда необходимо проводить
сокращение штатов. Предоставление вам работы даст нам немало преимуществ,
но мы теперь столкнулись с чрезвычайными затруднениями. Маркиз желает,
чтобы вы поняли, что ваше предложение служить интересам Глина было принято
с радостью и что он готов принять вас в свою фирму, когда позволит
экономическая конъюнктура.
Часто кланяясь и приятно улыбаясь, он вывел меня из своего кабинета,
и, прежде чем я сообразил, что со мной окончательно разделались, я
оказался уже на улице. Они ничего не смогли дать мне, даже должности
пятого помощника поверенного в какой-нибудь деревенской конторе! Как же
это стало возможным? Я почти что бросился назад, намереваясь закричать:
"Это ошибка, вы все же имеете дело с кузеном вашего септарха и племянником
вашего маркиза!". Но они, разумеется, знали об этом и тем не менее
захлопнули передо мною дверь! Когда я позвонил по телефону тетушке,
намереваясь выразить всю степень своего потрясения случившимся, мне
сказали, что она уехала за границу, чтобы скоротать зиму в теплом
Маннеране.
16
Постепенно то, что произошло, стало мне ясным. Моя тетка говорила обо
мне с маркизом, а тот, наверняка, посовещался с септархом Труисом.
Очевидно, после этого маркиз Хаш и пришел к выводу, что предоставление мне
какой-либо работы может отразиться на его взаимоотношениях со Стирроном,
вернее, на взаимоотношениях между Труисом и Стирроном! Кипя от
негодования, я подумал было о том, чтобы прямо пойти к Труису и выразить
протест, но вскоре осознал увидел всю тщетность этой попытки, а поскольку
моя покровительница Ниолл уехала из Глина именно для того, чтобы избежать
повторной встречи со мной, я понял, что дело мое безнадежное. Я был одинок
в Глейне. Надвигалась зима. У меня не было в этом совершенно чуждом для
меня месте никакого положения. И вся моя высокородность в этом государстве
была совершенно бесполезной.
Затем последовали еще более суровые удары судьбы.
Придя как-то утром в Договорный банк Глина взять немного денег на
текущие расходы, я узнал, что на мой вклад наложен запрет по требованию
главного казначея Саллы, который доказал незаконность перевода капитала в
Глин. Потрясая своим царственным паспортом, мне удалось все же выклянчить
денег, которых едва хватило на покрытие расходов за проживание здесь в
течение семи дней. Оставшаяся часть моих средств была для меня потерянной,
и у меня не хватило духа мольбами и увещеваниями вернуть их.
В гостинице меня посетил дипломат из Саллы, мелкий секретаришка,
который, то и дело преклоняя передо мною колени и всячески выказывая
почтение, напомнил о скорой свадьбе моего брата и сообщил о его желании
видеть меня на ней в качестве шафера. Окажись я снова в руках Стиррона,
мне больше уже никогда не покинуть Саллу. Я отговорился якобы
неотложностью дел, требующих моего пребывания в Глейне как раз в то время,
когда в Салле будет свадьба, и попросил передать септарху мои поздравления
и глубочайшее сожаление по поводу вынужденного отсутствия. Секретаришка
выслушал все это с профессиональным почтением, но я без труда заметил, как
сияет он от удовольствия под личиной внешней учтивости. "Я нажил себе
неприятности, - как бы говорил он сам себе. - Но он сам охотно помогает
мне выпутаться из них".
На четвертый день после этого хозяин гостиницы зашел ко мне и
предупредил, что я не могу оставаться в его доме, поскольку мой паспорт
аннулирован и я не имею больше в Глине официального статуса.
Это было невероятно. Королевский паспорт, такой, какой был у меня, на
всю жизнь и действителен в любой провинции материка Велада, если только
нет войны. Сейчас же между Саллой и Глином не происходило вооруженного
конфликта.
Хозяин в ответ на мои слова только пожал плечами. Он показал бумагу
из полиции с приказом выселить проживающего у него нелегально чужеземца.
Через мгновение, словно сжалившись надо мной, он посоветовал обратиться в
соответствующее Бюро гражданской службы Глина. Я счел неразумной апелляцию
к властям. Мое выселение вовсе не было делом случая, и, появись я в
каком-нибудь правительственном учреждении, весьма возможно, что меня
арестуют и препроводят через Хаш прямо в объятия Стиррона.
Предвидя такой поворот дела, я не на шутку задумался над тем, как
уклониться от правительственных агентов. Теперь я с горечью ощущал
отсутствие своих названых брата и сестры. К кому же еще я мог обратиться
за помощью и советом? Нигде в Глине не было хоть кого-нибудь, кому я мог
бы сказать: "Нависла смертельная опасность и нужна ваша помощь!" Здесь все
души были окружены каменными стенами неприступных обычаев. Во всем мире
существовали только двое, кому я мог открыться, но они были далеки сейчас
от меня. Поэтому я должен сам отыскать способ своего спасения.
"Нужно скрыться", - решил я. Хозяин гостиницы дал мне на сборы
несколько часов, после чего я обязан покинуть его дом.
Для начала я сбрил бороду, обменял у одного постояльцев свой
королевский плащ на какое-то рубище и заложил доставшееся в наследство от
отца кольцо, чтобы иметь хоть немного денег. Оставшиеся пожитки я поместил
у себя на спине в виде горба и, вдвое скрючившись, проковылял прочь от
гостиницы, прикрыв повязкой один глаз и искривив на сторону рот. Могла ли
эта маскировка кого-либо провести, сказать трудно, однако меня никто не
арестовал. И, таким образом обезобразив себя, я поплелся из Глейна под
холодным моросящим дождем, который вскоре превратился в снег.
17
Как только я оказался за северо-западными воротами (а именно туда
привели меня ноги), рядом прогрохотал тяжелый грузовик. Его колеса
прокатились по полузамерзшей луже, щедро обдав меня грязной водой. Я
остановился, чтобы смахнуть холодные брызги со штанин. Грузовик тоже
остановился, из него вылез водитель и, поклонившись, сказал:
- Извините за столь непреднамеренный оборот дела.
Подобная вежливость настолько изумила меня, что я выпрямился во весь
рост и перестал кривить черты своего лица. Очевидно, водитель посчитал
меня покалеченным согбенным стариком, так как очень удивился такому моему
превращению. В ответ на его смех я не знал, что сказать. Тогда он
предложил:
- Обогрейтесь! В кабине есть еще одно место. А может, если вам нужно
ехать?..
В моем сознании тут же вспыхнула яркая фантазия: он довезет меня до
побережья, где я могу попасть на борт какого-нибудь торгового судна,
следующего в Маннеран. В этой счастливой тропической стране я бы с
радостью сдался на милость отца своей названой сестры...
- Куда вы направляетесь? - спросил я.
- На запад, в горы.
Вот тебе и Маннеран! Но я все равно согласился. Он не предложил мне
никакого контракта, и я не потребовал от него того же. Несколько минут мы
оба молчали. Я был поглощен тем, как плюхаются колеса грузовика в
незаметные глазу заснеженные выбоины, и думал о поминутно возрастающем
расстоянии между мной и полицией Глина.
- Вы - чужеземец? - наконец нарушил тишину водитель.
- Да, - односложно ответил я, опасаясь того, что уже объявлена
тревога и ведется розыск принца из Саллы. Если водитель решит продолжить
разговор, я воспользуюсь плавным неразборчивым говором южан, которому в
свое время выучился от Халум. Надеюсь, водитель забыл уже о том, что
сначала я говорил с акцентом, характерным для жителей Саллы. - Вы едете с
уроженцем Маннерана, который находит вашу зиму очень необычным и тяжелым
бременем.
- Что же тогда привело этого человека на наш север? - спросил
водитель.
- Улаживание дел об имуществе матери. Она была уроженкой Глейна.
- Адвокаты хорошо обошлись с вами, а?
- Ее деньги растаяли в их руках. У меня же ничего не осталось.
- О, это обычная история. Так вы сейчас на мели?
- Ни гроша в кармане!
- Не отчаивайтесь! Ваше положение легко понять. Мне приходилось
бывать в вашей шкуре. Надо подумать, что можно сделать для вас.
Судя потому, что водитель не пользовался столь употребляемым в Глине
страдательным залогом, он, должно быть, тоже чужеземец. Повернувшись,
чтобы взглянуть на его лицо, я сказал:
- Кажется, вы тоже не из здешних мест?
- Правда.
- У вас необычный акцент, - настойчиво продолжал я. - Вы из какой-то
западной провинции?
- О, нет-нет.
- И не из Саллы?.. Так откуда же?
- Из Маннерана, - сказал он и искренне рассмеялся. Я же весь покрылся
краской стыда и смущения, когда он сказал: - Вы хорошо подделали акцент,
друг. Но вам нет нужды стараться обмануть меня.
- В вашей речи совсем не чувствуется маннеранский акцент, - только и
мог вымолвить я.
- Очень долго пришлось жить в Глине, вот поэтому в речи все
перемешалось.
Я понял, что ни на мгновение мне не удалось его одурачить, но он не
делал никаких попыток выяснить, кто же я на самом деле. Казалось, ему было
все равно, кто я и откуда родом.
Мы легко разговорились. Он рассказал мне, что является владельцем
лесопилки в западной части Глина, в отрогах Хаштора, где растут высокие
медовые сосны с желтыми иглами. Вскоре он предложил мне работу лесоруба на
его участке. "Плата низкая, - заметил он, - зато очень чистый воздух,
никогда не бывает правительственных чиновников, и такие вещи, как паспорт
или сертификат, не имеют там никакого значения".
Конечно же, я согласился. Его лесопилка расположена в очень