сая дама прижалась к груди героя, не забавая попинывать томного; с отча-
яния тот встал на четвереньки и громко залаял. Все засмеялись. Затем из
поллитрового бокала пили водку по кругу. Затем танцевали. Затем на сцене
появилась вице-президентская харя. Затем Ратоборов отстранил рыжую и
строго направился к мужику в малиновой курточке. Он был один такой мали-
новый, остальные-то в смокингах, - оригинальность выделяла его из толпы.
"А который нынче час?" - жестко спросил Ратоборов, пристально глядя в
глаза малиновой курточке. Мужичок отрывисто сказал, что не знает. Ну ты
и хвостохер, сказал Ратоборов. Я министр финансов в народном прави-
тельстве, уточнил мужичок. Врешь ты все, пустобес. Параш ты немытый, яс-
но? Мужик упирался в него мутным потусторонним взглядом. Министр финан-
сов не мог понять, что молодой человек общается с ним. Ратоборов молча
потянулся к своей ширинке. Малиновый сначала не понял. А потом заорал.
Но вы не будете отрицать, что полсотни часов Иван Ратоборов продер-
жался в национальных героях?
Александр Силаев
Забытое искусство коалы
Леонид Дивнов владел коалой в совершенстве. Первые сведения о ней он
получил в семь лет, когда во дворе появился загадочный пацан, бросавший
таинственный полунамеки. Потом пацан исчез, по слухам его просто убили
весной на острове. Но ему удалось заронить в сознание Дивнова первое по-
дозрение о забытом могуществе. Так начался Путь.
Дальше Дивнов шел сам. Слушал намеки, обрывки, непонятные и таящие
бездну смысла слова - из всего этого он сумел извлечь направление. Коала
превратилась в страсть, требующую забыть все на свете: уже ребенком он
интуитивно чувствовал цену всем вещам на земле и понимал, чего заслужи-
вает коала. Она стоит того, чтобы ей посвятили жизнь, а остальное выбро-
сили как мусор - решил он к восьми годам и с тех пор не изменил первому
детскому фанатизму. С годами молчаливая уверенность в правоте собствен-
ной судьбы росла и крепла, дарила силы, помогала выносить боль и указы-
вала тот путь, на котором его ждало новое о забытой истине. К двадцати
годам он строго сортировал людей, места и события, учитывая одно: кто
мог дать ему хоть крупицу на окольном пути к совершенству коалы?
К двадцати пяти годам он понял, что дальше идти некуда - он достиг.
Господи, неужели? Он плакал и не верил своей душе, но факты убеждали в
невероятном: простой и смертный человек смог постичь коалу, обретя неве-
роятное в своей законченности и красоте... И во власти, ибо дело коалы
давало человеку все.
...Втором учителем коалы стал для него грязный косматый бомж. В во-
семь лет Дивнов уже прекрасно знал, где искать необходимые ему алгоритмы
и соотношения, пацан успел его просветить и на этот счет. Часами Дивнов
слонялся по миллионному городу, выискивая в толпе лицо учителя. Через
три недели он нашел пасмурного вида бабу в поросячьем берете, но через
двадцать минут разочаровался. Она ничего не знала, и лишь по иронии
судьбы обладала шестью из десятка верных примет, безошибочно указующих
носителя мировой коалы. На следующий день он с тоски зашел в центральный
парк, сел на лавку и начал пересчитывать воробьев. С неба закапал мелкий
августовский дождь. Рассеянный взгляд Дивнова прыгал по воробьям, шелес-
тел по листьям, любовался дождем. Случайно он оторвал взгляд от воды и
увидел под тополем человека. Мужчина лет сорока спал, накрыв некрасивое
тело ватной куртяшкой. Его лицо укутывали борода, слипшиеся усы и много
дней незатрагиваемая растительность на щеках. Но Дивнов не замечал неб-
ритость и линялые трико мужика, он видел за оболочкой суть - спящий со-
ответствовал восьми признакам. Второй раз ошибки быть не могло и разбу-
женный мужик ответил на окрик единственным словом, которое мог произнес-
ти адепт.
Обучение шло в подвале. Бомж располагал немногим, хотя действительно
родился на свет адептом. Впрочем, и пацан, намеками приобщивший его к
тайне мира, был отнюдь не носителем законченных концепта. Так себе, об-
рывки, урывки, пара символов и описание мельком виденного когда-то. Но
даже неполноценное знание лучше серой утомительности обыкновенных людей.
Днями и вечерами Дивнов пропадал в подвале, жадно поглощая корявые лек-
ции, пересыпанные матом и дурной лексикой (коала не влияет на культуру и
мораль, превосходя в своих сферах то и другое).
Лохматый и немолодой бич казался вдобавок идеальной сволочью. Он тре-
бовал водки и теплых вещей на зиму. Второклассник не знал, что такое
водка, но без необходимого подношения подвальный гуру отказывался учить.
За показ чудом сохранившихся чертежей он потребовал неимоверной дани в
десять бутылок. Маленький Дивнов плакал и умолял, однако наставник
только хмыкал в ответ. Школьник клялся, что не держал в руках таких де-
нег, а бомж отвечал матом и дурной лексикой, на сей раз без намека на
лекционность... Укради, посоветовал он.
Дивнов стащил в школе чью-то мохнатую шапку, отдал учителю. Тот пос-
мотрел на нее, подержал в руке, нежно поглаживая невинный мех... и полез
в деревянный ящик за пятью подробными, но рваными чертежами. Я продам
ее, весело сказал он, и мне хватит. Школьник не жалел, понимал: неизмен-
но наступает этап, на котором знакомство с чертежами коалы становится
поворотом, и бомж был нежаден. Подлинная ценность каждого не измерялась
в деньгах, но при желании содержимое деревянного ящика продавалось за
миллиард (если, конечно, объяснить людям, что такое коала).
Что он мог совершить за пять схем первого лекциона? Убил бы? Дивнов
уже в те годы имел смелость ответить рубленым <да> на этот вопрос - он
знал себя и на три процента знал о коале, чтобы не сомневаться. Убил бы
любого, кроме, наверное, матери. А если бы отмаялся без схем год, то
убил и ее. Чем угодно. Хоть дачным топориком, если у ребенка хватит сил
нанести удар.
Бомж рассказал ему все, Дивнов подозревал утайку. Мальчику исполни-
лось двенадцать лет, и он научился не верить людям. Подвальный наставник
перешел на такие выражения, как честное слово, а подросший Дивнов хохо-
тал. Однажды он пришел и застал мужика вдребезги пьяным. Улыбнувшись
случаю, он стянул учителю конечности припасенной веревкой, а затем наб-
росил петлю на шею и примотал конец к водопроводной трубе. Бессозна-
тельный не возразил, а спокойный мальчик сел напротив в ожидании трез-
вости. К вечеру поговорили.
Бродяга вернулся в себя, говорил складно, но по-прежнему клялся, что
отдал все. Хорошо, сказал шестиклассник и достал бритву. Наставник зао-
рал, и он пожалел, что не соорудил осторожный кляп из подручной дряни.
Ну что ж, если услышат, я погиб, согласился он. И начал резать лицо.
Главное прояснилось быстро: адепт не врал.
Нельзя подозревать мальчика в зверстве, речь не о том. Это рассказ о
страсти к вещам, которые заслуживают страсть, и только так можно пони-
мать человека пути. Леня был правдив, сентиментален и склонен к любви,
но есть вещи, перед которыми трудно устоять и не отбросить другое как
шелуху - речь о них.
...Дивнова не интересовали окровавленное лицо и сам человек. Убивать
его было лень, оставлять в живых казалось неверным. Нехотя он взял же-
лезную палку и начал колошматить по черепу. Треснула кость, кровь смеша-
лась с вытекшим мозгом. Тело не двигалось. Наверное, все, решил Дивнов и
побрел к выходу, на всякий случай избавив все предметы от следов своих
тонких и сильных пальцев.
Он искал коалу везде, он чувствовал, как искать. Он полюбил старые
книги, в которых между строк можно было уловить ее дух. Он магнитом тя-
нулся в точки, где о коале можно было почерпнуть хоть грамм нового. В
случае неслыханного везения он даже рассчитывал встретить более квалифи-
цированного учителя.
Самое главное - он думал, непрестанно гоняя мысль по уже знакомому
пространству в надежде вытянуть на свет неизвестное. Понимал, что этот
труднейший метод скоро станет единственным; манило только совершество, а
такому вряд ли научат.
Обыденная жизнь катилась своим колесом: он закончил школу, открутился
от армии, поступил в университет. Он не разговаривл с людьми, не зубрил
уроков, по-прежнему уединяясь в своем.
В городской библиотеке ему попался роман третьесортного советского
автора, он никогда бы не взял в руки такую книгу, если бы не фантасти-
ческое чутье. О Господи! Чутье привело его к нежданному пику, между
строк в смутной книжонке вычитывалось буквально все, и навсегда для Див-
нова остался нерешенным вопрос, откуда наш третьесортный писатель обла-
дал Знанием, откуда и зачем вошел в круг? Как бы то ни было, серый дожд-
ливый день, проведенный в библиотеке, поднял его на тысячу ступеней
вверх. Дальше, как он понимал, оставалось идти самому, вряд ли хоть один
человек в мире познал коалу правильнее, чем он к двадцати годам.
Дивнова мало занимала жизнь, но он не избегал ситуаций: пил водку,
сидел с друзьями, не ночевал дома. Начал зарабатывать деньги, раз уж по-
явилась работа. Случайно переспал с женщиной - ну не отказываться же?
Перед лицом судьбы ему было наплевать: ну женщина, ну работа, ну водочка
с задушевными разговорами... Вряд ли он маскировался, ведя жизнь обыкно-
венного человека - легко понять, что познавшему коалу плевать на все, в
том числе и на маскировку. Он жил так, чтобы выплескивать в мир поменьше
энергии, хотя один носил в себе потенциал миллиона гениев: ну и хрен,
думал он, каола все равно больше.
Он помнил, что ломался только два раза. Не до той степени, чтобы вы-
нести в мир коалу, но достаточно, чтобы представить себе такое - а это
уже безумие, ведь он знал, чем кончивается касание вселенной и алгорит-
мов коалы, единственной вещи, по силе превосходящей мир. Кстати, это по-
нимали и дворовой пацан, и взъерошенный бомж - они, разумеется, ни разу
не применили коалу в жизни, потому что презирали жизнь и знали коалу. А
он в отличие от них знал ее в совершенстве, но два раза представил, что
мог бы сделать.
Ее звали Наташей. Он любил, наверное, впервые. Она сидела под лампой
в мягком зеленом кресле, Дивнов неумело пробовал ее целовать, шепча без-
винную баламуть: моя милая, любимая... слышишь? Я ведь люблю тебя, бор-
мотал Дивнов, неожиданно почувствовав жизнь, а Наташа морщилась, крива-
лась и посылала его во все доступные направления. Наташенька, сказал
Дивнов. Она засмеялась, врял ли издевательски, скорее просто печально и
отстраненно. Разумеется, они жили в разных мирах. Он смотрел на ее кра-
сивое лицо, сидел напротив, молчал. Прошло, наверное, минут пять. Наташ,
сказал он робко. Может, хватит? - попросила она.
Конечно, хватит! - мысленно заорал Дивнов, вслух сказал бесцветную
фразу и вышел вон. Лифт шумел безобразным скрипом. Он бродил по осенним
улицам до двух ночи, а потом упал под вялый кустик неизвестной породы и
хохотал. О Господи, мастер коалы равен Тебе, а на свете происходит та-
кое: он видел лицо Наташи, мечтал о нежности, а потом опять заходился
хохотом - неужели не стыдно так полюбить? Понятно, что алгоритмы коалы
давали все, перестраивая тонкий мир и даруя власть. Дивнов не хотел все-
мирного господства и был прав - коала больше. Намного больше Земли. Див-
нов хотел Наташу, и был неправ, и понимал, что неправ, но ничего не мог
сделать - человеческое давало знать, хоть он и сознавал в хохоте всю не-
лепость, как создавал очевидное: Наташа отдалась бы в тот вечер, примени
он хоть крупицу коалы, но как применишь то, что больше Земли?
Возможно, я покончу с собой, спокойно решил Дивнов. Когда пойму, что
так жить нельзя. Способов много, из них половина просты и для него без-
болезненны. Проще уйти из мира коалой, но так нельзя. Решил и расхохо-
тался снова - смерть у людей почитается самым худшим, а на нее-то и нап-
