зачем ему выходить из теплого дома в сырость и в дождь? Простуженный От-
то имел время подумать об этом в своей постели. Болел неделю. Когда вер-
нулся к жизни и поднялся на порог лучшей школы города, Арон Розенблюм
сказал приятелям, тыча пальцем в его несуразную, тощую фигурку: "А я ду-
мал, что этот хилый господин уже сдох".
К тринадцати годам Отто разучился плакать, полгода проспав на мокрой
подушке. Плакать лучше ночами, а днем опаснее. Но он был единственным в
семье, кто спустя три года не рыдал в день смерти матери. Пригодилось
потом. Он холодными глазами смотрел на то, как с человеческих тел снима-
ют кожу, слабо надеясь на то, что тридцать лет назад школьные товарищи
не станут избивать его линейками после уроков. Они ведь могут, если
вместо Бога поклоняются Розенблюму, а тот презирает слабых.
Сначала он тоже перестал любить слабых, уже в университете. Его тоже
не любили. Особенно девушки. Но плевать. Он тогда впервые убил молодого
человека на дуэли. Не Арона, тот был потерян лет пять назад. Смеяться
перестали. Уважали? Он в этом сомневался. Но тоже плевать.
А в двадцать втором он впервые узнал, что из космоса на Землю снизо-
шел мессия: он говорил об избавлении мира от подлой расы отравивших ко-
лодцы. Немного спустя Отто прочитал знаменитую книгу однофамильца и по-
нял, что на этот раз Розенблюм не уйдет, не отсидится в теплых стенах,
пока маленький продрогший мальчик дожидается его с булыжником в правой
руке. Ему некуда будет уйти, ведь к ногам победителей ляжет весь мир. Но
сначала рай будет восстановлен здесь. Германия без отравителей казалась
прекрасной страной, кусочком раннего детства, о котором он ничего не
помнил, но твердо знал, что когда-то оно было и у него.
Спустя больше десятка лет, пропитанных потом и борьбой, рейхсфюрер СС
сделал ему личное предложение. Это была работа, для которой сгодится
лишь тот, в чью грудь Один вложил безжалостное сердце. Раса. Он понял. И
Отто Розенберг в тот день поблагодарил Генриха за оказанное ему доверие.
Он всегда всматривался в лица приговоренных, и не зря - похожих было
много. Он успокаивался. Говорили, что Розенберг был самым спокойным и
методичным, как вверенный ему механизм.
Однажды, глядя на черный дым из трубы, - банально, но это так! - Отто
понял, что отыгрался. Со всеми и за все. После того, как он понял, Отто
Розенберг перестал ненавидеть и стал любить: себя, свою судьбу, небо над
головой, землю под ногами и людей, которых продолжал убивать. Он полюбил
то, что называется словом жизнь. Но он не спешил. Спешить больше некуда
- он закрыл все счета, предъявленные ему миром.
Говорили, что в Ордене он был самым счастливым. Ошибались? Вряд ли.
Среди начальников лагерей было немало счастливых людей. Его называли
лучшим, и он бы не опроверг.
Когда Отто Розенберг понял, что нашел себя, то вознес Господу самую
странную молитву из всех, когда-либо слышанных небесами. Впрочем, он мо-
лился не христианскому богу...
Возрожденное язычество? Подлинно арийская вера? Он молился и больше
не отыскивал среди обязанных умереть курчавых и тонколицых. Зачем? Отны-
не он был счастливым человеком: твердо знал, что делает великое и нужное
дело, занимает ответственный пост. Офицер. Руководитель. Человек миссии.
И ничто сверхчеловеческое нам не чуждо.
Когда переворачивается большой мир, невероятное становится твоей
явью. Увидев однажды Розенблюма в списке имен, он решил, что пришло вре-
мя второй раз в жизни совершать поступок (первый - вступление в ряды).
Он вызвал заключенного, тот был немолодым мужчиной с выбитой челюстью,
кривыми пальцами, слезящимися глазами, худым, на десяток лет младше по
возрасту, чем по виду, - это надо же, совсем не изменился, мерзавец!
Бывший палач не узнал свою жертву. Стоящий напротив казался заключен-
ному очередным эсэсовцем, просто очередным. Руны, "мертвая голова",
главнее остальных - ну и что? Поэтому он не верил своим глазам.
Сумасшедший офицер встал на колени.
- Зло есть лучшая сила человека - воистину так. Злой всегда победит.
Ребенком я не знал этого и беспомощным входил в мир. Благодаря тебе я
узнал правду и благодаря тебе я стал сильным, таким, как сейчас.
Воткнув свой взгляд в уставшие глаза Розенблюма, он продолжал:
- Я не могу убить своего учителя. Ты должен жить, потому что ты нау-
чил меня жить. Я покажу тебе, как выйти отсюда. Не бойся, не обману.
Отто не обманул еврея, предложив тому лучший способ.
Но Арона Розенблюма все-таки пристрелила охрана. Пуля в голову без
предупреждения, попытка к бегству не удалась.
...После войны, неузнанный союзниками и трибуналом, Отто Розенберг
сидел на веранде своего дома. Он пытался вспомнить детские годы как луч-
шее время жизни. Но память старика была слабой, и многое вспомнить прос-
то не удавалось. Как жаль.
Александр Силаев
Правда о невинно убиенных
Мальчик карабкался вверх по зеленому склону, наплевав на расцарапан-
ные коленки. Мальчик был в белой футболке, грязных шортах и без страха
носил братовы сандалии на босых пятках. Где-то здесь, как ему рассказы-
вали, жил старик-лесник, потрепанный и уставший, щетинисто-бородатый, но
много знавший, в том числе и правду о невинно убиенных. Мальчик лез к
нему, уже с детства зная в себе любовь к крутой и бесповоротной правде,
равнодушный к расцарапанной коже и прочим последствиям. Он улыбался -
неужели ему так весело узнавать новое?
Солнце прицельно било в макушку. Как жарко, подумал он, и хочется
пить. Но у лесника, кроме горькой тепловатой водки, должна быть вода.
Пенсионер ушел в лесники, выбрав себе место подальше от шума. Теперь
он жил среди зеленого цвета, тишины и невнятных слухов, самым знаменитым
из них слыло предание о невинно убиенных.
В двух шагах поднимались вверх склоны гор. Он не обращал внимания:
жил как жил, охотился на лесных зверей и раз в месяц выезжал в город за
газетой, патронами и ящиком водки. Старик был худой и высокий, с мерзким
голосом и добрыми полуслепыми глазами. Дети его боялись, а собаки уважа-
ли, приветствуя подергиванием хвоста-бублика и заливистым лаем. Окрест-
ные старухи в платочках считали его видным мужчином, но сходились в мне-
нии, что он психически нездоров.
Старик сидел у костра, напряженно обнюхивая ближийший воздух. Тушка
поджаривалась. В одной руке лесник держал нож, а другой поглаживал кни-
гу, нерусскую и неновую, с зелеными пятнами на обложке и готически непо-
нятными буквами: .
Мальчик подошел со спины.
- А книжка с картинками? - спросил он, замирая от своей наглости.
- Да мне по хрену, - честно ответил тот. - Я все равно читать не
умею. А книжку немец забыл. Сам подох как миленький, а книжка осталась.
Но у меня быстро в дело пойдет: кончатся дровишки, займемся чтением.
Старик захихикал.
- Скажите пожалуйста, - обратился он, - а правда, что здесь убивали
людей?
- Чистая правда, - с удовольствием ответил дед.
- А как их убивали?
Шумно вдыхая воздух, старик объяснил:
- Сначала их лупили по башке и они теряли сознание. Но это только
сначала, а дальше шла такая забава, что тебя сейчас вырвет. Бедолаг свя-
зывали и раздевали. Одежку, сам понимаешь, зашвыривали в огонь: как ни-
как, улика, да и положено. На алтаре им сперва вырезали знак Стервы, ее
еще называли лунной богиней - как положено, его резали на груди. Затем
по очереди отрубали все пальцы: мизинец, безымянный и что там дальше.
После того как все двадцать пальцев были оттяпаны, их кастрировали и
раздирали ноздри. Вот такие дела, брат, все по правилам. Не бай бог чего
перепутать. Тем же ножом отсекали уши. Как водится, вырезали глаза. Тебе
нравится мой рассказ?
- Да, - восхищенно ответил мальчик. - То, что надо.
- Слушай дальше, сынок, - предложил лесник. - Все отрезанное сжига-
лось в особом огне. Затем, вволю помолившись, разрезали живот. Так, дес-
кать, просила лунная богиня. Те, кому надо, вынимали кишки. Ну там рас-
секали грудь, сердце доставали и так далее. Тоже все сжигали, разумеет-
ся. Обычно бедолаги по ходу дела околевали от боли.
- А как к этому относились местные жители?
- Хрен их знает, местных никто не трогал.
- А кого трогали? - спросил мальчик.
- Обычно они сами приходили. Приходили и начинали расспрашивать о не-
винно убиенных. Кого, мол, здесь убивали, да почему... Обычно им сначала
объясняли, а потом самих. Слушай, я могу тебе показать ту пещеру. Хо-
чешь?
- Конечно! - воскликнул обрадованный парнишка.
Они пришли минут через пять. Вход был завлекательно широк, а дальше
был надо было спуститься вниз и свернуть налево.
- Пошли, пошли, - старик подтолкнул гостя к пещере.
В окрестной траве лесник нашарил факел. Достал из кармана штанов за-
жигалку, чиркнул.
Через пятьдесят шагов они стояли напротив ниши. Старик обошел вокруг
мальчика, заливая светом пещерную тишину, - теперь тот падал из пяти то-
чек, где вздрагивал зажженый огонь.
- Вот алтарь, вот богиня, - показал он.
Алтарь был вырублен из массивного камня, а изображение богини, ловко
исполненное на деревянном щите, висело чуть слева.
- Она красивая, - сказал мальчик.
- Стерва всегда была того... сексуальной, - засмеялся дед. - К тому
же она богиня, а не хухры-мухры. Чего гляделками лупаешь? Не смотри на
нее слишком долго. Не зли луну. Один балбес, помнится, так засмотрелся,
что захотел переспать со Стервой. И что ты думаешь? В лунную ночь свер-
нул себе шею. На нее не положено так любоваться, это не девка тебе.
Здесь поклоняться надо.
- А зачем?
Старик снова захихикал.
- Не задавай смешные вопросы, - попросил он.
Малбчик молчал и пристально смотрел на алтарь.
- Вот в эту ямку стекала кровь, - пенсионер оказался толковым экскур-
соводом. - А в углу обычно горел особый огонь. Можно даже его зажечь,
чтоб ты лучше себе представил.
В самодельной печурке весело заплясало пламя, питаясь припасенными
ветками.
- А чем он особый?
- Да не знаю, чем, - вздохнул дед. - Просто его так принято называть.
Веками так говорили, а почему - хрен поймешь. Может быть, он волшебный.
- Ну понятно, - сказал мальчик.
- А делалось все вот этим ножом, - старик выставил перед ним лезвие,
с которым сидел над тушкою зайца. - Это старый нож, но с последнего раза
хорошо сохранился.
После короткого молчания мальчик спросил:
- А когда был последний раз?
- Я точно не помню, - ответил лесник. - Но года два-то уже прошло.
- А зачем их все-таки убивали?
- Видишь ли, это продлевает жизнь. Ну чего лыбишься? Я и сам сначала
не верил, а потом оказалось: вот те на, действительно продлевает.
- И сколько ж вам лет?
- Да восемьсот стукнуло при Андропове, - рассмеялся он. - А дальше
сбился.
- Тогда все понятно, - сказал мальчик.
Старик улыбался, в смущении поглаживая седую клочковатые волосы.
- В ритуале есть какой-то порядок?
- Ясно дело, сынок. Во-первых, дождаться ночи и делать все перед
Стервой. Отрезать строго по порядку и не дурить. А вон видишь веревки у
стены? Не сгнили. Раньше делать умели, не то что сейчас, сейчас-то бар-
дак один...
- Это хорошо, - сказал мальчик, - что не сгнили.
- Тебе-то какая разница? - удивился старик.
...Он пришел в себя, чувствуя острую боль в затылке. Связанные ноги
не могли подняться, а связханные руки не могли им помочь.
- До ночи еще далеко, - сказал мальчик, играя со старым ножом. - Но
мы подождем.
Александр Силаев
Братья во Христе
Община Христовых Братьев жила в Курултайском краю три с половиной го-
да. И прекратила свое существование, как это иногда случается, по вине
женщины.
Возникновение Христовых Братьев видится ясно. Сначала они были зау-
