левать. И понял, что пережил. Не разлюбил сразу, но вернулся в себя.
Второй раз его убивали. Подошли темными силуэтами в десяти метрах от
заснеженного февральского скверика и стали бить. Без слов. Сначала рука-
ми. Когда упал, начали пинать. Их стояло трое, каждый бурил его ма-
ленькими глазками на помятом плоском лице. Любое из них отливало красным
и носило оттенок дурковатости, которая дается только от Бога.
Дивнов никого не бил. Слез, боли и синяков то ли было, то ли ус-
кользнули от чувств. Сумел подняться. Его хотели повалить, но один при-
дурок истерично сказал: не-а, не трогай, я сам... и достал нож. Ты труп,
сообщил он Дивнову. Двое отошли.
По-человечески ему не отбиться. С детства он не ставил удар и не от-
водил время на тренировки: смешно тратить часы на тело, когда в мире
прячется то, что открылось ему. С коалой хватало секунды. Он мог не при-
касаться к троим, стирая их тела особым желанием. Прием безумно простой.
Он рассмеялся.
Дивнов понял, что свободно выбирает смерть. Ну убей, сказал он спо-
койно, его тон родил бешенство: дурковатый ударил раз, еще и еще. Дивнов
потерял сознание. Мертвяк, сказал кто-то, пошли, Жека, не хер мертвяка
колотить.
Занудный протокол насчитал потом тринадцать ножевых ран. Вы даже не
пробовали бежать, пенял спасенному поджарый капитан милиции Стукарев.
Дивнов из вежливости держал очередной хохот внутри: как бежать, если
познал коалу? как применишь, если познал до конца? как объяснишь людям
такую простую вещь?
Через пять лет он снова оказался в больнице, и тогда предал. Ему вы-
пал рак. В третий раз он задумался о коале. Опять смеялся, выбирая преж-
нее. Он верил, что не сломается в третий раз.
Решение пришло, когда Дивнов умирал. Колебался всерьез, поэтому хотел
уйти поскорее. Процесс затянулся, сомнение росло. Однажды он вдруг по-
чувствовал, что вечера уже не увидит, обрадовался, а потом колебнулся, а
потом предал. Шевельнул сознанием. Стал бессмертным и обрел то, чем рас-
полагает Бог.
От нас он ушел по вполне понятным причинам.
2
Александр Силаев
Мастер Макс
Его звали Максимилиан. Если сокращенно, то Макс. Некоторые называли
его Максвеллом. А некоторые Максимом. Но это не главное. Главное в том,
что на земле когда-то жил человек, который все делал правильно. И не по-
тому, что он был сынон Зевса или девы Марии. Просто вместе с первым сво-
им младенческим криком он понял, что все в этой жизни нужно делать иде-
ально - а иначе и жить вроде бы не стоит. Решил он в своем младенческом
возрасте. И с тех пор только так и делал.
Даже соску он сосал целеустремленнее, чем другие младенцы. Прохожие
оглядывались на него и шептали: генералом будет... Генералом он не стал,
потому что время выдалось почти мирное и генералы не пользовались в нем
большим уважением.
Покажите человека, который находил бы кашу симпатичной в своем ма-
леньком возрасте. В детстве он тоже почитал ее за полусъедобную вещь. Но
однажды родители хитро пошутили, сказав ему, что все крутые в его воз-
расте питались злополучной кашей, отчего, мол, и стали впоследствии та-
кими крутыми. С того дня еще глупый и доверчивый к чужим словам Макс
сьедал не меньше трех тарелок за раз.
Безукоризненность его натуры проявилась уже в школьные годы. Он учил-
ся на одни пятерки, разбил носы всем окрестным мальчикам, соблазнил всех
окрестных девочек, получая одинаковое наслаждение от пятерок, разбиваний
и соблазнений. Преподаватели не могли на него нарадоваться и ласково
глаили его по аккуратной светловолосой голове (он давил отвращение при
этом поглаживании), мальчики очень уважали его за разбитые носы, а де-
вочки влюблялись в него, но, как правило, несчастной любовью. Все три
проявления были составляющими частями Совершенства, но окружающие пока
не очень хорошо это понимали.
Например, он дрался так, что не пропускал ни одного удара. Физически
крепким он не казался. Но Макс бил, а его не били - отсюда уважение к
нему со стороны разбитых носов.
Влюблялись в него девочки несчастной любовью лишь оттого, что вокруг
Макса их прыгало слишком много. А он все-таки один. Он, как легко дога-
даться, любил их всех. А девочки этого просто не понимали.
Впервые о некоторой странности Максвелла заговорили после того, как в
школьном дворе он убил и расчленил котенка. Учителя не понимали и зада-
вались вопросом: зачем? Не поняв сути, они решили, что мальчик просто
потенциальный маньяк и со временем станет расчленять людей, потому что
ему это нравится. Но психиатры, тоже, кстати, не поняв сути, опровергли
мнение любителей элементарных решений, доказав отсутствие у подростка
каких-либо патологий. Нет, он не получил удовольствия от убийства пушис-
того Васи. Это они знали совершенно точно, невзирая на то, что сам он
отвечал двусмысленно: удовольствия не получил, но саму работу сделал
неплохо, что, естественно, не может не радоать. Стоп, говорили ему. Зна-
чит, тебе понравилось убивать котенка? Нет, возмущенно отвечал он, мне
вообще не нравится убивать. Нисколько не нравится. Но посмотрите, как
хорошо я это сделал...
Дело обьяснялось тем, что у Макса был одноклассник Андрей. Незадолго
перед тем Андрей на глазах способного одноклассника лишил жизни щенка,
но, на взгляд Макса, сделал это недостаточно профессионально, грубо и
неудачно, без легкости и быстроты. То есть Макс просто показывал садисту
Андрею, как это правильно делать. Он и решения задачек всегда Андрею по-
казывал, если тот их не знал. Дело здесь, конечно, не в дружбе, потому
что ее не было. Смысл в чем-то другом. Психиатры его так и не нашли, по-
чему-то признав Макса совершенно нормальным. По привычке они считали
нормальными людьми всех, у кого не находили болезней.
А здоровье Макса по всем параметрам не требовало к себе сострадания.
Преподаватели физкультуры с любовью смотрели на мальчика, резво ска-
чущего и мимоходом бьющего им любые рекорды. Но после случайной травмы
он стал упорно прогуливать уроки физической культуры, потому что рекор-
дов больше не бил, а бегать и прыгать просто так начало казаться ему
слегка идиотским.
После окончания школы, он, естественно, стал продолжать обучение. В
высшем учебном заведении ситуация была та же: относительно мальчиков,
девочек и учителей. Правда, потом у него все-таки появились друзья. Же-
ниться он упорно отказывался.
Преподаватели ожидали, что он станет профессором. Но подумав, он пос-
лал их на перемноженный интеграл. Крупная внешнеторговая фирма без проб-
лем нашла ему кабинет. Правда, на первое время без прыткой девушки сек-
ретарши.
На свадьбе Максимилиана сотня сотня человек пьянствовала два дня. Че-
рез полгода бывшая призерка конкурсов красоты, ставшая почему-то его
супругой, потребовала развод. Он не рыдал, на колени ни вставал и ничего
особенного не думал. Ничего искреннего и задушевного не произнес. Женщин
глупо удерживать. Он пожал плечами и согласился. Все имущество осталось
ему, потому что любимая умудрилась утопиться до начала суда. Макс счи-
тал, что разводиться правильнее всего именно так...
"Людей надо ставить в патовые положения, чтобы они не ходили по тебе,
как по ровному месту", - любил повторять он, что в итоге закончилось
увольнением с фирмы. Подчиненные шарахались от него в стороны, а на-
чальство не пришло в восторг от патовых положений. Хотя дирекции он по-
мог, невзирая на честь и достоинство - когда-то.
Иногда он играл в казино. Однажды он спустил тридцать тысяч долларов,
после чего еще немного подумал и до утра успел проиграть стоимость своей
квартиры и автомобиля. Он знал, что проигрывать полагается только так. А
ведь хорошее дело казино, подумал он, как следует проигравшись. Просто
замечательное, несмотря на всю свою тупую бесхитростность Через месяц
купил его.
Денег все равно не хватало. Интересно, что он не изводил их на жен-
щин. Он считал это пустым занятием и брал иногда - ради смеха, конечно -
с профессиональных проституток деньги за удовольствие спать с собой.
Проститутки безропотно платили. А он хохотал. А денег все равно не хва-
тало.
Максвелла начали одолевать тяжелые мысли. С горя он написал книгу.
Издатели отказывались ее печатать, находя излишне заумной. Нам бы чего
попроще, вздыхали они сиротливо. Ладно, примирился он, стать Борхесом с
первой попыткт не суждено. А быть кем-то, вечно подающим надежды, каза-
лось ему скучным, странным и малозабавным.
Тогда Максимилиан задумал настоящее Дело. Он сделал все правильно. На
взятки потратил полтора миллиона долларов. Вопросы решал на уровне ви-
це-премьеров. Никто не возражал, и он сам удивлялся, до чего просто уст-
роен мир.
Максвелл должен был взять сумму, равную бюджету нескольких областей.
Максвелла взяли на месяц раньше. Он подумал, имеет ли смысл садиться в
тюрьму. Решил, что не стоит. И он опять выбрал самое простое: Максу пе-
редали пистолет, он убил пятерых человек и вышел.
Далеко не ушел. Менты окружили квартиру и предложила выбросиь писто-
лет в окно. Он еще раз подумал. Кивнул своему отражению в зеркале, мыс-
ленно соглашаясь с тем, что жил единственно правильным образом. В жизни
нужно делать как можно больше дел - это первое. Любое дело нужно делать
мастерски или не делать вообще - это второе. Он мастерски приставил
ствол к виску и выстрелил. Ему казалось, что мастеру затруднительно су-
ществовать у параши.
Александр Силаев
Школьный учитель
Позднее, после войны, когда Розенберг пытался подробно вспомнить пер-
вые два десятилетия своей жизни, то с горечью убеждался, что у него не
все получается. Не получалось вспомнить именно подробно, все сразу, в
последовательности и в деталях, отдельные же события из памяти иногда
выплывали, разрывая ее своими открытыми краями - чем больнее и неприят-
нее было само событие, тем, как ни странно, приятнее было о нем вспоми-
нать. Например, как его избивали трое ребят во дворе гимназии - это уни-
зительное и самое яркое из унизительных происшествий было любимым в его
серой колоде ученических воспоминаний.
Больнее всех бил Розенблюм, Арон Розенблюм. Как всегда. Чего от него
еще ожидать? Враг номер один. Все малолетние мерзавцы квартала считали
за честь избить малолетнего белокурого Отто. Его сюртук в грязи - лучшее
развлечение. А Арон придумал плеваться. Надо же придумать! Это пытка:
Отто Розенберг сидит перед учителем, а мерзавец притаился сзади, и когда
грузная фигура у географической карты поворачивается лицом к океанам и
континентам, сразу начинаешь бояться за свою спину. Негодяй может не
плюнуть ни разу, но это ничего не меняет, поскольку пытка в самой ожида-
нии подлости. А если обернешься, тебя унизят с учительской стороны. Дит-
рих Юнген любил, чтобы дети сидели смирно.
Зато теперь есть что вспомнить. Но неужели нечего, кроме кучерявого
мучителя и его друзей, друг врага - мой враг? Неужели? Ведь не учебу.
Маленький и повзрослевший Отто учился хорошо, давя тошноту. Латынь,
умерший еще до его рождения язык. География. Плевки. Абсурд: на уроке
закона Божьего они слушали про шесть дней, а спустя час на естествозна-
нии им рассказали теорию обезьян. Если это смешно, то он не смеялся,
быть может, единственный, кто видел страшную несуразность. Как и
единственный, кто ходил в этой гимназии оплеванный. Даже собаки лаяли на
него более злобно, чем на заурядных учеников, даже погода недолюбливала
его.
Однажды он хотел убить Розенблюма, это было всерьез. С огромным бу-
лыжником он несколько осенних вечеров стоял перед его домом, упорный и
без усталости. Было темно, и он мог успеть убежать неузнанным, когда
прохожие услышат крик. Отто десять тысяч раз воображал себе этот послед-
ний крик - теплая мысль в холоде нескольких лет. Арон так и не вышел,
