нятно, Леш?
- Вроде да, - без зазрения совести соврал Смурнов.
- И то ладно, - улыбнулся болтливый. - Кофе вызвать?
- Вызовите, - согласился он.
Добромут вынул из кармана телефон, кинул в него два слова и упрятал
во внутренний карман пиджака.
Через минуту появилась бесшумная.
- Здравствуйте, - неожиданно сказала она, хотя вряд ли обращалась к
Смурнову.
Он посмотрел на нее, отмечая уже знакомое: немалые глаза, длинные
притягивающие ноги, суженное лицо, ироничный и одновременно ласковый
взгляд... Улыбка, столь же добрая, но одновременно и чуть насмешливая.
Легкие тапочки, обтягивающий свитер. Это - видел он. Разумеется, он мог
и придумать, мало ли как люди сочиняют других людей? Впрочем, глаза, но-
ги и лицо были фактом, а вот насчет взгляда можно и пофантазировать. Де-
вушка исчезла, поставив две чашки на стол рядом с разговорчивыми мужчи-
нами.
Клетчатый строил косые рожицы. Молчал выжидательно. Наконец умори-
тельно закатил глаза и спросил Смурнова заурядно-человеческим голосом:
- Она тебе нравится, Леша?
- Ну, допустим, - осторожно ответил тот.
- Ох, батенька, не о том думаете, - подытожил банальный. - Я ведь
сказал уже, о чем думать надобно. Крути мир на кончике мысли, пока не
выпустим. Мы ведь тебя так просто не выгоним, так что время есть. Или не
крутится у тебя вселенная?
- Когда вы прекратите издеваться? - спросил он.
Ответа не услышал.
15
Однако первенство держал другой том, льющий рассказы об истории чело-
вечества, закономерно оборванной на 1914-1918 годах: Великий Октябрь и
вторая мировая были вынесены за желтые корочки в куда менее интересную
книгу.
Феодализм быстро превратился в любимое слово. Самыми обожаемыми от-
резками тысячелетней нити казались пунические конфликты, история Жанны
д'Арк, карта походов Бонапарта, запечатленная на бумагу колониальность,
сведения об абсолютизме и среневековые описания, вроде того, сколько
стоило снаряжение рыцаря-феодала. Правда приводилась по десятому веку, а
единицей измерения служила корова, что таило в себе кристально чистое
удовольствие. Самые нужные вещи вроде меча, щита, копья и доспехов стои-
ли недешево. Каждому атрибуту рыцаря соответствовали то две, то семь, а
то и десять коров, одним словом, на обмундирование уходило целое стадо,
было написано: стадо коров за полное снаряжение, поэтому синьоры сильно
угнетали крестьян. Картинки подавали синьоров во всей красе.
Кроме того, рассказывали, как устроен правильный рыцарский замок. Ка-
жется, он строился только на холмах, имел ров, две крепостных стены и
башню донжон: неизвестно, как в настоящей жизни, но в теории полагалось
именно так. Памятными местами тома было упоминание о том, что легион -
это пять тысяч человек, иллюстрация поджигаемой Жанны, цифра три-пять
тысяч как население средневекового города, стрелочки движений Наполеона,
подробный рассказ о колониальном начале англичан, излишне внимательное
повествование о битве при Косово, долговязый Петр Первый, 473 год, воп-
лотивший для него последний вздох разрушаемого Рима: провал Древнего ми-
ра казался Леше ярко-цветным в своей бетонной законченности.
Скучно было описание "никогда не существовавшего" Иисуса. По неведо-
мой причине история России также будила меньше эмоций, чем события в
других уголках, не любых, впрочем: Китай совершенно не удостаивался вни-
мания, а "культура африканских народов" настолько несла ненужностью, что
с презрением не перечитывалась и даже не переглядывалась, а возможно, не
прочитывалось и в первый раз - что поделаешь, если скучно? Впрочем, сот-
ни страниц и без того были выдержаны в добротном духе европоцентризма.
Обычно главка посвящалась Событию, например, битва при Косово - вот и
главка, пожалуйста. Иногда главы охватывали общее, скажем, средневековый
город, закабаление крепостных, двор Людовика. Попадались и вершины охва-
та: европейское искусство Нового Времени. А вот и совсем птичий полет,
когда в одну главку с лихвой умещались перепитии средневекового Китая
или всех скопом африканских цивилизаций. Главки сбивались в разделы, це-
ликом вбиравшие в себя русскую социальную канитель от 1861 года до крей-
серского бабаха, античность мира или Европу от Хлодвига до нидерландской
революции, как известно, первой из буржуазных.
Начиналось Египтом. То есть, начиналось, конечно, мамонтами, но пер-
вобытное бытие все равно читалось как предисловие. А может, и не Егип-
том: на территории книги наличествовали Хаммурапи, Ашурбанипал, ловкая
клинопись и висячие сады неизвестной Семирамиды. Можно додуматься до бе-
зумия, отчаянно выясняя первородство разливистого Нила или вавилонских
табличек, - понятно, что история наверняка разобралась с очередностью
цивилизаций, но Смурнов не мог вспомнить их последовательность в желтой
книге своего детства.
При этом поступь прогресса занимала ничтожно малое место в его созна-
нии, хотя уже тогда он слыл советским ребенком, верным общественником и
потенциальным членом КПСС. Но какое дело до пролетарских мук, когда меч
оценивается в семеро средневековых коров? А легион состоит из десяти ко-
горт, и этот факт перевешивает отчаянный подвиг народноников. Компанел-
ла, безусловно, наш человек, но почему он не участвовал в Столетней вой-
не, не бился при Кресси и Азинкуре, занимался неизвестно чем, когда Блю-
хер подтягивал помощь Веллингтону и не смог спасти Карфаген?
Болеть за проигравших было давней и странной привыкой, объявившейся с
тех времен. Наполеон беспроигрышно рубился двадцать лет, но закончил
свой путь на острове, и поэтому Леша был за него. Он был за него в реша-
ющей компании 1812 года, ему казалось ненавистной предзаданность пути
Бонапарта - раз пошел на наших, то проиграл. Нам же все проигрывают:
тевтоны, хан Мамай, шведы. Император переправлял свое воинство через
летний Неман, а нам уже очевидно, что этот мифический человек проиграл.
Как же так? Нелюбовь к фатальной победности своей страны нашла себя в
попытках переиграть прошлое, он брал себе 1812 год и делал с ним что хо-
тел. Любопытно, что цель была не в конечной победе Наполеона, а в жела-
нии подольше подержать французские шансы. Он начинал свою удивительную
игру с переправы через Неман и тянул все так, что Наполеон сражался до
1818 года...
Забава имела свой антураж. Во-первых, Леша тасовал в уме информацию,
неведомую обыкновенным и взрослым людям. Он знал все европейские страны
той поры, политику любой из них, состав наполеоновской армии, а также
численность русских и способность любой страны выставить дополнительное
число солдат вместе с перспективой того, на чьей стороне они будут гиб-
нуть. Кроме того, он знал десятка два наполеоновских генералов, нес-
кольких полководцев России и других стран.
На зависть самому себе Леша владел картами, самолично изготовленными
посредством атласа, кальки, цветных ручек и карандаша. Одна изображала
плацдарм насущных боевых действий, показывая наши западные губернии, а
вторая заключала в себе Европу, по его сценарию боевые действия рано или
поздно откатывались туда. Набор дополняла тетрадка со столбиками цифр,
описывающих начальную и сегодняшнюю численность всех армий и корпусов.
Каждое сражение вынуждало перечеркивать старую цифирь, заменяя ее более
правдивым состоянием истощенных сил.
Ручкой рисовались неизменное, то есть города, реки и границы, потому
что если умирали границы, наступала пора отдать время составлению новых
карт. Карандаш чертил последнюю траекторию, которой шла армия, а резинка
стирала предпоследнюю. Если в городе стоял чей-то корпус, его отмечал
кружок, заштрихованный карандашом: франзузская армия по традиции несла
синий цвет, а российское воинство привычно закрашивалось красным.
Игра делилась на дипломатию и войну. Очень немаловажно, на чьей сто-
роне окажется шведский правитель Бернадот и кому пойдут на пользу рекру-
тированные австрийцы. Он сам вычерчивал в голове дипломатическую интри-
гу, всегда чуть поправляя историю в пользу наполеоновской славы. Напри-
мер, бывший маршал Франции Бернадот не предавал своего сюзерена, точнее,
предавал не сразу. И шведские войска благополучно занимали Петербург,
что затягивало компанию минимум на год. Турки действовали слаженно с
другими фронтами и начинали бросок на север в самый подлый для России
момент. Однако сожженая Москва все равно покидалась морально гниющими
полками храбреца Нея и красавца Мюрата. Они плелись по-прежнему на юг,
доходили до пресловутого Малоярославца - ключевая точка войны, как од-
нажды вычитал Леша! - и неожиданно побеждали, расчистив себе путь доб-
лестью Старой гвардии. Историческая правда выглядела так, что элитные
штыки ничего не решили: Мюрат божился, что прорвет ряды русских, если
Нап даст ему последний резерв, Старую гвардию императора. Но Нап предс-
тавил себе, как будет погибать в осенних лесах, если его любимец завтра
положит гвардию, и отказал маршалу в последнем резерве. Гвардия полегла
на заснеженной смоленской дороге, а у Леши половина гвардии погибла сра-
зу, но оставшиеся в живых растрепали русское каре сильнее, чем при Боро-
дино. Наполеон вырвался на юг, продлив свое императорство на полгода.
За игрой отнюдь не стояло дурной ненависти к родине, наоборот: в те
годы Лешей владел скорее ясный патриотизм, идущий от школьного ума и
чистого сердца. В десять лет отношения с США виделись ему как тотальная
игра типа шахмат, где два рода фигур слоняются на доске, имея мечтой под
корень истребить воинство противоположного цвета. Очевидно, что на доске
только шестьдесят четыре клетки, не подразумевающих места для фигур се-
рого, зеленого и буро-малинового окраса. И шестьдесят четыре клетки не
знают иного финала, кроме победного пожирания вражеских единиц и апофе-
озного матования. Итак - планетарная политика по правилам шахмат. Это
значило, что весть о сорока погибших от наводнения в Америке воспринима-
лась Лешей как маленькое удовольствие: как никак, сорок пешек скатилось
вон с ферзевого фланга. Ерунда, разумеется, сорок пешек. Но приятно,
поскольку приближает великий конечный кайф - истребление всех чужих еди-
ниц и матование черного короля на позициях разгромленной рокировки,
где-то на аш семь, под Вашингтоном...
Он читал карикатуры в газете "Правда" и мечтал не об отвлеченном нас-
туплении коммунизма - в шахматах нет такого понятия, как социальный
строй, - а всего лишь о совершенно земном событии, чистом, реальном:
сокрущении НАТО. Карикатуры убеждали в неотвратимости мига и дарили все
слова для праведности детской эсхатологии.
Вырос он, кстати, аполитичным, жизнь пронесла его мимо рядов направ-
ляющей силы общества. Встрепенулся вместе со всей страной в конце
восьмидесятых и вволю поболел за истину, потом незаметно для самого себя
разуверился: ну не за то боролись, чтобы напороться вместо справедливос-
ти на фьючерсы, дисконты и векселя! Чубайс так не походил на Жар-Пти-
цу... впрочем, он проморгал тот момент, когда из поборника капиталисти-
ческих норм снова превратился в аморфного гражданина.
А пока сто пятьдесят тысяч солдат покинули голодный испепеленный го-
род, и всевидящий Нап повел их в довольные губернии, перед тем поколе-
бавшись мыслью между тульскими складами, украинским хлебом и перезимов-
кой в Калуге. Радостное известие: Бернадот отхватил Финляндию, а персы
обещали не затягивать открытие четвертого фронта. Хотя верить персам
всегда рисково, Восток вообще оставался для прямых наповских аксиом ку-
чей несуразного барахла. До следующей осени театр боевых действий заве-
домо не мог покинуть российских границ - Лешу радовали гарантии, вооду-
шевляла пристойная численость основного ударного кулака и подкрепления,
дошедшие до Смоленска. Огорчала непланированная историей гибель Бертье
