На добрых условиях он начинал строить флот, подвластный символу Благого
Колеса. Министра признал Отцом. Альбион тихо спал, не оспаривая пятнад-
цать тезисов.
Африканский очаг остался единственным сердцем морской империи. Со
свистом и воем северные стрелки пошли вдоль берега, рядом цокали отряды
железной конницы. На суше Купец не имел оборонительных сил. Очаг погаси-
ли, капитаны решили: вольница. Государство распалось на сотню пиратских
шхун, у купца осталось три корабля и немного денег. Приняв обряд, он
навсегда ушел к Ересиарху в единоверцы. Удостоился звания адмирала. Вся
морская мощь невидимой руки плавала на паруснике и двух галерах.
Магистр не давал о себе знать, Орден назначил нового предводителя.
Через неделю несчастного псевдуна нашли задушенным. И тем же вечером в
зеленую залу вошел человек, назвал по именам шестерых логофилов и рас-
чертил перед ними лунный топос. Человек сказал: да будет воля Магистра.
Страшная ночь держит его в горах, а я принес закон, но я - пустое место.
Ладно, сказали логофилы, сгибая колени и целую плащ назвавшего себя Пус-
тым Местом.
Пустое Место сказал, что сеть умирает, ибо лунное дело всегда сидело
на спине культуры, а культура в европейских землях отложена: обильная
резня переиначила естественный ход событий. Мы элита больших городов,
продолжал он, но посмотрите: где большие города? Если стены города не-
разрушены, жизнь за ними решается начальником божественной стражи. На-
чальник божественной стражи тоже Пустое Место - он стоит и светится во-
лей Министра, как я воплощаю суть далекого просветленного. Попы и бароны
не спорят с начальником стражи. А мы издавна стояли на попах и баронах,
на лучших из них, осененных духом, ведь Луна приемлет только обладающего
душой.
Народ не годится, в лучшем случае он дорос до заповедей Руки, но даже
в ересь нынче боятся верить. Виновна стража и реформа официального бога,
проведенная в единственно верный срок: церковь жива, а двадцать лет на-
зад умирала. Когда она умирала, Европа выпадала нам, как последним обла-
дателям знания, сохранившим себя - а дело Ересиарха служило тупым оруди-
ем гнилого распада. Мы сделали бы пророка Лунным, как две трети его со-
ветников. Им он обязан первым победам: а он думал, что собственной свя-
тости, идиот. Если он не хотел превращаться в Лунного, то уходил, и че-
рез год Империя Духа становилась покорным филиалом Луны: я повторяю -
две трети! - а это говорит, что Империя никогда не обладала духовным за-
пасом, как им не обладает и обычная церковь - там всего лишь энергия,
причем энергия одного человека. Неужели сложно убить Отца? - спросил
тридцатилетний логофил с лицом ангела.
Конечно, сложно, ответил Пустое Место, таких людей хранит поле. Для
Ордена, однако, возможно - поле не помеха, только зря его убивать. Каж-
дой человек обладает миссией, верно? Работа Министра подходит к черте,
он все выполнил, а сделавший свое дело умрет и сам.
Так кого убивать? - спрашивал настойчивый.
Давай подождем, предложил Пустое Место, судьба нашего Ересиарха еще
не проиграна.
Божественная стража трудилась, выпрямляя жизнь по последним тезисам:
поощряла заурядные монастыри, отменяла странные братства, избавляла зем-
лю от лишних книг. О лунном речь не шла - подрезали простую заумь и бе-
зобидное колдовство, а лунная вера считалась вырванной из летописи гла-
вой. Еретические провинции еще трепыхались, играя в независимость от
Италии. Буйство синьоров жертвовало себя в местных агониях, на мужиках и
пилигримах боевой бедлам долго не стоит. Иногда неуемные отнимали у Отца
маленький городок, поганя церкви интересными письменами. Остатки плесени
давались копытами конных войск. На карте появлялись и исчезали крестики.
Горячие Соборы канули как пережиток заразных споров, так решил последний
Собор. Канцелярия толковала все.
...Ересиарх неожиданно победил...
Двести тысяч приговоренных рубились два дня, отходя от крови на дро-
жащие ночные часы. Дикарь пробивал середину, а Ересиарх сознательно сги-
бал линию боевых порядков. Враг радовался. Он продавил. Когда люди втя-
нулись в завоеванное пространство, Ерисиарх ударил ветеранами с флангов.
Дикарь не успел перестроить ряд, и по его парням проехались, как по ров-
ному полю. Наивные не отбились. И бежали, наступая на пятки собственной
чести.
Дикарь сохранил не более пятнадцати тысяч. Уходил по-своему, бросая
на пути заслоны и жертвуя хвостом армии. Ересиарх не стал теряться на
севере, развернул солдат и метнулся к восходу. Размалеванные язычники
приняли бой и скуля откатились в азиатскую даль. Ересиарх опять перест-
роил войско и пошел западнее. Дикарь предложил завтрашний нейтралитет в
обмен на тишину нынче. Император Духа радостно согласился и пошел уби-
вать Италию.
Неожиданно приехал Магистр, остановился в орденском замке близ ерети-
ческого городишка Думкомпф. Пустое Место провалился, как будто его и не
было. Тело Магистра хранили лучшие наемники континента, их было полторы
сотни - на большее Луна не наскребла денег.
Маг вызвал Скандинава на разговор, продолжавшийся до утра. Тот прие-
хал один, оставаясь простым парнем с холодного побережья. Ему предложили
бесхитростный триумвират - тот ответил, что все-таки присягал. Чему ты
присягал, дурнобоко рассмеялся Магистр. Неужели Отцу, сынок? Скандинав
молча вышел из кабинета, злыми пальцами держась за эфес. Излишнего сто-
ронника Колеса зарубили между первой и второй стеной замка. Из почтения
к нормам Севера труп довезли до моря, сожгли и развеяли по стальным рав-
нодушным водам.
В Альбионе на миг потерялась власть, бароны выбирали между сыном
Скандинава и духовным наместником Колеса, за которого просил Рим. Ма-
гистр занял у Ересиарха два легиона и с ними перешагнул пролив. Духовный
наместник казался рядовым придурком из канцелярии, опиравшимся на мечи
божественной стражи. Ее начальник мечтал подвести под меч столичного
извращенца и втайне боготворил мертвого короля. И придержал своих, когда
в предместье вошли солдаты с материка. Придурка казнили, обвинив в
"узурпации традиций", непонятном, но, видимо, ужасном грехе.
Магистр сказал баронам, что уступит трон малышу, если на острове пе-
репишут Кодекс. Я не хочу власти, признавался он, но свобода была моей
ранимой мечтой, а на острове почему-то нет воли: задавлена прокатившемся
Колесом? Из пятнадцати тезисов он просил вычеркнуть семь, мешавших раз-
нообразию веры. Начальник стражи не хотел понимать, а затем отдал приказ
перевешать. Бароны по долгу не могли спать, когда пришлые так великолеп-
но зарубились с божественными. Пришлые превосходили числом в двадцать
раз, бароны не колебались. Успевшие доказать себя не жалели. Лунные щед-
ро раздали монастыри.
Министр позволил Ересиарху взять город. Армия попала в сердце - она
не знала, куда идти дальше и остановилась. Ересиарх пытался спасти, но
вооруженное простолюдье на второй день разбрелось по борделям и кабакам,
а через неделю притон возник в каждом доме: местные задыхались. Задыха-
лось армия, но Ерисиарх гнул величие до последнего; он разнес по земле,
что находится в точке мира.
Он выступал с балкона, на который ступали только хранители Колеса. Он
орал, что постиг мировую суть, и этим летом бог даровал ему мировое гос-
подство. Сидя в зале Соборов, он подписал указ, отменяющий в Европе Бла-
гое Колесо. В каждый угол бросил епископа обучать быдло новым путям.
Никто не ускакал за кольцо: на обложенных дорогах посланников тупо реза-
ли, но не говорили Ересиарху.
Он велел перечертить карту, украсив ее очертаниями новых епископств.
Он кроил мир - в его воображении менялись границы, возникали новые горо-
да, собирались ополчения. Он отдавал приказы, как вести войну в отдале-
нии, как менять в провинциях веру, он знал, что скоро подомнет континент
и удивлялся, что не видит ответных писем.
Министр скучал, убивая все, что выходило из города. Знаменитая конни-
ца пополнилась вдвое, а мелкие отряды сумели занять Балканы в отсутствии
вожака. В конце Ересиарх имел только то, на что наступали ноги - столицу
своей Империи, сжимаемую до размеров единственной головы.
В столице стало нечего жрать. Он вывел похмельную и вонючую армию на
дорогу. Сторон света виднелось четыре, ни одна из них не имела преиму-
ществ перед другой. На юг, сказал он, поставив направление на монетку.
Пропустить, ухмыльнулся Министр.
Их пропустили. Солдаты медленно побрели вперед, не встречая битв и
натыкаясь на деревеньки. Дома объедали до последнего хлеба, женщин заби-
рали в обоз. Ересиарх молчал: он уже видел, что ведет неизвестно кого и
неизвестно куда. И неизвестно зачем.
Армии нужен бой, догадался он. Половина сдохнет, зато остальные через
месяц останутся армией. Истерично он начал искать противника, тот мед-
ленно шелестел сзади. Ересиарх приказал остановиться. Министр отошел на-
зад. Воинство Невидимой Руки пошло в лоб, но конница легко уворачивалась
от дурной пешей черепахи.
Через три недели Министр двинулся вперед и пробил шаткую фалангу. Да-
леко никто не ушел. Ересиарх вынул меч. В его грудь смотрело восемь ко-
пий. Неизвестный подонок предложил сдаться и выйти на диспут с Отцом.
Дерганым взмахом он бросил оружие, и его не убили сразу.
18
Здание школы стояло белым, растянутым в длину, трехэтажным. Малые де-
ти бегали по двору, взрослые школьники и окрестная шпана с чувством не
зря прожитого топтались на крыльце. "Покурим, Шлепа?" - предлагал корот-
кий пацан массивному парню с блинообразным лицом. Шлепа соглашался, по-
курить - дело нужное. Короткий пацан возбуждено сплевывал себе под ноги.
Одинокие учителя проходили мимо.
Сентябрьская погода висела чистой и прозрачной, радуя последней пор-
цией солнечного тепла. Пока плюс двадцать. Завтра, конечно, будет
меньше. А пока чирикали воробьи, Шлепа весомо матерился и тренькал зво-
нок, предупреждая о втором уроке.
После химии наступала математика. Леша не любил алгебру, как и все,
что таилось в трехэтажном здании и на подходах к нему. Учился хорошо.
Перед походом в первый класс мама объяснила, что правильные дети получа-
ют пятерки, он поверил. Без троек дожил до седьмого класса, своих три-
надцати лет, нового сентября. И снова прозрачный воздух, последнее зве-
нящее тепло и Шлепа, тихо бивший по голове малолеток, и короткий пацан,
худой, нервный, с надорваным ухом, - знакомый враг. В четвертом классе
он заприметил Лешу. С тех пор помнил, при встрече раскрытой ладонью хло-
пая по лицу, не больно. Но тем и плохо, тем изощреннее издевательство.
Три года назад с ним стоило подраться, но короткий пацан раньше убегал,
а сейчас дружил с местными.
Ступочкин протяжно говорил о переменной и функции. О какие там есть
способы задания функций? Графический. Табличный. И конечно же, уравнени-
ем. Класс переписывал с доски вдавленные мелом формулы, Леша всегда
удивлялся: почему цифры Ступочкина такие яркие и видные, а все, что он,
Леша, писал на доске, такое блеклое и неразличимое уже с задних парт? И
не только он, но и любой в классе возил мелом неправильно, и только Сту-
почкин выводил что-то твердое. Наверное, опыт, думал он, рассеянно изу-
чая грязные манжеты полувекового учителя.
Лешу позвали к доске построить линию по таблице, заполнив ту в согла-
сии с формулой. В квадрат и отнять четыре. Скучная формула, задание для
дураков, которым Ступочкин всегда поощрительно улыбался.
Не надо, спохватился Матвей Арсеньевич, построй-ка лучше вот этот,
позаковыристей. И ткнул пальцем в учебник, найдя там сочетание цифр с
затаенным дискриминантом. Леша принялся уныло рисовать букву "D", взял
чей-то калькулятор, посчитал. Ступочкин неудолетворенно хмыкнул: ерунду
в уме надо щелкать, тебе особенно, отличник же, не хухры-мухры. Оксана
