раньше или позже для того, чтобы справиться с новым самим собой,
тебе понадобится определенная информация. И кроме меня, никто не
поможет тебе ее добыть. А если ты ее не добудешь, то либо будешь
несчастен до конца своей жизни, либо тебя скосит шиза.
- Как тебя, например...
Он пропустил мое замечание мимо ушей и невозмутимо продолжал:
- Но самое главное - ты знаешь, почему именно я, однако
предпочитаешь хранить это знание в дебрях подсознания. Там, откуда
оно само по себе не сможет выбраться в слой формулируемых мыслей и
мыслеобразов. Разве что во сне... Ты часто видишь сны? О прошлых
жизнях, например? А может быть, даже не сны?.. А?
Он знал, что попал в точку. Но от этого я еще больше замкнулся
в себе.
- Не хочешь... - сказал он. - Ну что ж, твое право... Однако ты
qonqnaem на большее, чем банальный мордобой, который у нас
проходит под кодовым названием "восточные боевые искусства"... Я
уж не говорю о плавании... В обычном понимании...
- А бывает необычное?
- Бывает. Ты кем работаешь? Только тренером?
- Инженером. Тренер - это по совместительству. Полставки в
институтском спорткомплексе...
- Ну, в этой стране "инженер" - понятие растяжимое... Особенно
сейчас.
- Инженером-гидрологом.
- Это - скорости течения, температурная стратификация, чего там
еще?
- Не совсем, я гидрооптикой занимаюсь...
- А-а, подводное световое поле, коэффициент ослабления,
коэффициент поглощения...
- В общем где-то так, - мне не хотелось вдаваться в детали,
особенно в разговоре с ним, и я попытался сменить тему, спросив: -
А откуда ты про мордобой-то узнал?
- Руки. При первом же взгляде на костяшки пальцев складывается
впечатление, что ты решил прикончить свои суставы еще до того, как
тебе стукнет сорок... Иначе непонятно, зачем набивать на них такие
здоровенные мозоли...
- А как иначе?
- Изнутри...
- Посредством силы "ци", что ли? Ну, так это я уже слышал...
Однако практически приемлемых вариантов не видел, так что давай
закроем тему...
- Давай закроем, если тебе так хочется... Но все-таки,
старательно уходя от развития контакта со мной, ты поступаешь
опрометчиво и, может быть, впоследствии об этом пожалеешь. Хотя -
всему свое время...
Еще два дня прошли в полном молчании, изредка прерываемом
короткими репликами на бытовые темы.
На третий день произошло событие, которое произвело на меня
довольно сильное впечатление, но тогда я старательно не придал ему
особого значения. Я случайно - так мне показалось - увидел еще
один тип его тренировочной практики.
Это случилось где-то около полудня. Я в одиночестве загорал внизу
на плите. Жара стояла редкостная, и совсем не было ветра. Поэтому
очень скоро запас пресной воды, которую я взял с собой во фляге,
закончился, и я поднялся наверх, чтобы пополнить его из складной
полиэтиленовой канистры.
Наверху ветра тоже не было. Я посмотрел на море, поверхность которого
была похожа на светло-синее стекло. Где-то очень далеко стеклянная
плоскость плавно перетекала в белесую голубизну небесной стены,
наглядно подтверждая факт несуществования линии горизонта.
Я увидел его, повернув голову вправо. В странной позе он стоял
на плоской каменной плите, выступавшей над обрывом в самой высокой
точке берега бухты. Сильно прогнувшись и слегка наклонившись
вперед, он за лодыжку обеими руками держал над собой ступню левой
ноги, пятка которой касалась макушки его головы над самым лбом, и
смотрел вниз, балансируя на идеально выпрямленной правой ноге. Я
замер от неожиданности. Одно неловкое движение, незначительное
нарушение равновесия - и он сорвался бы с пятидесятиметровой
высоты прямо в нагромождение отколовшихся от обрыва громадных
угловатых валунов. Я ничем не успел бы ему помочь, поскольку, во-
oepb{u, на голове его отсутствовали волосы, за которые можно было
бы ухватиться и выдернуть его с того света, а, во-вторых, от
места, где я стоял, до него было метров тридцать, так что, даже
будь у него на голове хоть целая копна, я бы все равно не успел.
Однако он, судя по всему, падать вовсе не намеревался, и стоял
твердо, словно был отлит из бронзы. Потом он плавно вытянул ногу
вверх, отпустил ее и свободным махом выпрямил перед собой,
захватив двумя руками за ступню.
Я стоял и смотрел. Он казался настолько сосредоточенным, что не
замечал меня. Еще бы! Стоило ему хотя бы на мгновение отвлечься -
и он пропал...
- Ничего себе, тренировочка... - подумал я.
Тем временем он продолжал, плавно и легко меняя позу за позой в
непрерывном потоке замысловатых движений. Многое из того, что он
делал, напомнило мне картинки из толстой книжки какого-то
упитанного индуса - один из моих ребят приносил ее однажды в
бассейн. Некоторые элементы я видел впервые, а кое-что было похоже
на классические гимнастические упражнения, а также на техники,
которыми пользуются в качестве средств общей физической подготовки
бойцы, и которые Альберт Филимонович заставлял нас отрабатывать до
умопомрачения. Но здесь все это было совершенно в ином качестве и
в неизмеримо более сложных вариантах.
Он то надолго неподвижно замирал в какой-нибудь напряженной
стойке на руках с хитро оплетающими туловище ногами, то
вытягивался в нить в связке прямых и боковых вертикальных
шпагатов, удерживая равновесие на одной ноге, то вдруг взрывался
каскадом почти молниеносно сменявших друг друга головокружительных
узлов, в которых невозможно было понять, где голова, где ноги, и
вообще, каким образом человеческое тело может сворачиваться,
приобретая подобные формы. Иногда темп движений становился очень-
очень медленным, и его тело мягко и непрерывно текло, как бы
тягуче переливаясь из одного сверхсложного положения в другое -
еще более невероятное.
Широко раскрыв от изумления рот, я наблюдал за ним в течение
примерно сорока минут. За это время я увидел не только то, чего не
видел никогда в жизни, но также вещи, которые, расскажи мне о них
кто-нибудь, я бы однозначно счел невозможными. Причем делалось все
на самой кромке высоченного обрыва, падение с которого означало
неминуемую смерть, и это еще более убедило меня в его психической
ненормальности. У него определенно были не все дома. А может быть,
дома у него просто никого не было... Впрочем, тогда я отогнал от
себя эту мысль как провокационную. Однако не признать того, что
уровень тренированности тела этого человека поистине феноменален,
я не мог. Мало того, что он выполнял элементы, требовавшие
диковинного сочетания огромной силы и нечеловеческой силовой
выносливости, гибкость и подвижность его суставов при этом по
целому ряду показателей превосходила гибкость и подвижность
суставов цирковых гимнасток, что было для меня поистине
непостижимо! Ему, судя по всему, удалось совместить совершенно
несовместимые вещи, соединив в одном теле фантастическую силу и
поистине немыслимую гибкость. Все это выглядело тем более странно,
что его тело, покрытое изрядным слоем подкожного жира тело,
скрадывавшего рельефность могучей мускулатуры, было похоже на
каучуковое. Оно самым натуральным образом плавно струилось,
независимо от того, каким был темп движений. В тот момент я мог бы
onjkqr|q, что теперь понимаю, о чем говорил Альберт Филимонович,
требуя от нас на тренировках максимальной текучести.
В том, что он делал, присутствовало также некоторое "что-то
еще"... Я чувствовал, что сами по себе движения и позы имеют
значение лишь как средство, инструмент, с помощью которого он
взаимодействовал с этим "чем-то". Вероятнее всего, реальную
ценность для него представляло только это "что-то еще" - оно было
тем самым главным, ради чего, собственно, все и делалось. Но
именно этого "чего-то" я не воспринмал, тщательно защитившись от
него своим фильтром-сеткой, отсекавшим все, что могло иметь хотя
бы какое-то отношение к сфере жизненной силы этого человека.
Однако через некоторое время я все же начал чувствовать, как
окружающее пространство наполняется чем-то плотным, упругим и
могущественным, но это пространство было не моим, оно существовало
само по себе, и я тщательно сдерживал его напор, выделяя из
мощного потока только зрительное восприятие движений физического
тела. Я знал, что, стоит мне хотя бы чуточку приоткрыть сетчатую
дверцу своего фильтра, и меня сметет ураган неизвестной мне
безумной силы. Это внушало мне суеверный ужас. Первым моим
побуждением, едва я его увидел, было - немедленно уйти, спуститься
вниз и там затаиться. Однако он проделывал со своим телом вещи
настолько невероятные, что я был не в силах оторвать взгляд.
Тем не менее в конце концов мне пришлось это сделать.
Давление потока чего-то неопределимого, исходившего от него,
сделалось настолько огромным, что я понял - еще чуть-чуть, и моя
защита не выдержит. Она трещала по всем шва и готова была вот-вот
разлететься в мелкие клочья. Кроме того, я уже все равно почти
ничего не видел, потому что поток этого "чего-то" с чудовищной
силой давил мне на глаза и заставлял кровь молотообразно
колотиться в висках, отчего все вокруг потемнело и покрылось
пульсирующими искрами, мечущимися в сетке кровеносных сосудов
глазной сетчатки.
Сжав в зубах хлястик брезентового чехла наполненной пресной
водой фляги, я мигом скатился по веревке вниз и прыгнул в море.
Давление в глазах и буквально раскалывавшие голову пульсации крови
в висках исчезли. Я выбрался из воды, улегся на теплый камень и
подумал:
- Надо же, засмотрелся на этого типа и не заметил, как
перегрелся. Надо бы в тень лечь...
Но почему-то остался лежать на солнце.
На следующий день рано утром он отправился в поселок за
овощами. Вернувшись поздно вечером уже в полной темноте, он
подошел ко мне и задал совершенно неожиданный вопрос:
- У тебя приемник есть?
- Радио что ли?
- Да.
- Ну есть... - сказал я.
Я всегда на всякий случай возил с собой маленький японский
приемничек, но стралася его не слушать - после того, как, сидя
летним вечером у палатки и поймав новости Би-Би-Си на английском
языке, наткнулся на сообщение о гибели "Адмирала Нахимова".
- Дай на несколько дней.
- Зачем?
- Слушать, зачем еще?
- Зачем слушать?
- Да там в Москве неувязка вышла...
Я насторожился:
- Какая такая неувязка?
- Да так... Несколько уродов решили переворот устроить... Гэ-Кэ-
Чэ-Пэ называются. Государственный Комитет по Чрезвычайному
Положению.
- Так они уже его объявили?
- Кого?
- Чрезвычайное положение...
- Ну да, а то как же... И танки на улицах. Все, как положено...
У меня неприятно засосало под ложечкой. Теперь домой поди
доберись, если что-то серьезное начнется. Шутка ли - через пол-
страны... Да и вообще, приход к власти реакции никогда ничем
приятным не заканчивается. А эти еще к тому же начали прямо с
чрезвычайного положения. Вот вам и перестройка... Только-только
вздохнули посвободнее.
Видимо, все это было написано у меня на физиономии, потому
что он сказал:
- Да ты не дрейфь, ничего не будет.
- В смысле?
- Ненадолго это. Дней на пять - это максимум... А так,
вероятнее всего - три. И закончится почти без крови...
- Ты-то откуда знаешь?
- Знаю... Догадываюсь...
Тоже мне, пророк-ясновидец...
- Ну так ты даешь приемник? А то ведь, если не дашь - то,
глядишь, и затянется петрушка, и так легко отделаться не удастся.
Я почувствовал, что он улыбается в темноте.
- А причем здесь мой приемник?
- Притом... Расскажу, когда все закончится...
