бессмертным... С одной стороны - любой, а с другой - не любой, но
только лишь тот, кто очень захочет и сумеет преобразовать свое
желание в намерение...
- А намерение и желание - это не одно и...
- Это - не одно и то же, но позволь мне сейчас эту тему не
развивать, - перебил он, сняв с огня котелок и бросив в него
несколько щепоток чая.
- Хорошо, - согласился я, - тогда последний вопрос...
- Давай, но только покороче...
- О'кей... Скажи, а мантры - это обязательно? Без них с этими
твоими потоками состыковаться никак нельзя?...
- Почему нельзя?.. Можно... Ведь Потоки эти настолько же мои,
насколько и твои...
- И мантры не нужны?
- Не нужны.
- Тогда зачем?
- Все очень просто. Мантры работают автоматически. Будь ты хоть
тысячу раз непроходимо туп, с помощью определенной мантры ты
можешь добиться соответствующего ей результата - как
психоэнергетического, так и эмоционального. А для того, чтобы
сделать то же самое, не прибегая к помощи мантры, нужно либо точно
знать, что делаешь, либо иметь рядом того, кто знает и по какой-то
причине считает своим долгом оказать тебе помощь. Иначе банальная
заморочка грозит обернуться фатальной нескладухой. Ну, и, опять-
таки, даже мудрому иногда бывает просто-напросто лень... Чай,
между прочим, созрел... Кружку свою давай...
Засыпая в тот день под звездами, я слушал, как он стучит камнями где-
то рядом, и ощущал приятное тепло - оно мягко покачивалось внутри
моего тела в такт немного печальному и тягучему: "Харе Кришна..."
Когда я проснулся утром, он спал внутри выложенного из камней
правильного круга. Зачем-то я сосчитал камни. Их было сто восемь.
- Псих... - подумал я и направился в степь.
Солнце еще не взошло. Все вокруг поблескивало капельками росы.
Было тихо, только ранние птицы посвистывали среди холмов. Справив
нужду, я сделал примерно трехкилометровую пробежку и трусцой
вернулся к палатке.
Он открыл глаза и спросил:
- Ты что, бегал с утра пораньше?
- Да, а что?
- Псих..
- А я думал, что псих - это ты...
- Почему?
- А что это ты булыжников вокруг себя нагородил?..
- А-а, да, тогда, пожалуй, ты прав... Но бегать рано поутру -
не лучшее, что можно придумать. И вообще, бегают лошади. Человеку
в большей степени свойственнно ходить. И в любом случае сначала
желательно умыться.
После пробежки мое тело было покрыто испариной. Я решил, что
в его словах по поводу умывания определенно присутствует
рациональное зерно, и спустился к морю. Через некоторое время он
соскользнул по веревке вслед за мной на влажную от росы гладкую
поверхность камня. В зубах он за ручку держал металлическую
эмалированную кружку - вечером в темноте я не заметил, что у нее
имелся носик, как у чайника. Кружка-чайник...
Когда он соскочил на плиту, я уже стоял на самом ее краю,
готовясь прыгнуть в воду.
- Купаться до восхода солнца... - произнес он, взяв кружку в
руку. - Впрочем, в процессе ранней беготни ты так вспотел, что
другого выхода у тебя, пожалуй, нет. Так что - прыгай... Кстати, а
почему ты не хочешь войти в воду очень медленно и постепенно?
- Слушай, какое тебе дело? - спросил я, начиная раздражаться.
От одной мысли о постепенном входе в воду по моей коже
побежали мурашки. Вот это уж точно занятие не для раннего утра.
- Да, в общем-то, действительно, никакого, - пожал он плечами.
- Просто ты пытаешься предпринимать некие действия, которые явно
носят тренировочный характер, но делаешь это достаточно
традиционно и довольно-таки примитивно. Что я с некоторым
сожалением ненавязчиво констатирую...
Тоже мне - констататор... Тюлень чертов.
Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал и зачем-
то достал из кармана штанов чайную ложку.
Я прыгнул в воду и поплыл к утесу, возвышавшемуся в самой
середине бухты из почти зеркально гладкой воды. Утренняя пробежка
и два с небольшим километра плавания - четыреста комплекс, три по
двести кролем, два по четыреста брассом и на четыреста метров
ныряния по пятьдесят с доплыванием до ста... Если, конечно, нет
шторма. Все, как обычно.
Когда я закончил и выбрался из воды на плиту, там уже никого
не было. Я вытерся, оделся и поднялся наверх. Первые лучи солнца
m`whm`kh заливать степь оранжево-розовыми потоками тепла.
Он стоял, повернувшись лицом на восток - к солнцу - и чего-то
ждал.
Едва я, вскарабкавшись на обрыв, поднялся на ноги на самом
краю, как он тут же начал двигаться, и это не было похоже ни на
что, виденное мною ранее.
Его руки скользили по плавным замкнутым кривым невероятно
сложной формы, словно просачиваясь сквозь воздух. Временами в
движениях проскальзывали элементы ката каратэ. Но это были лишь
элементы. Иногда кое-что напоминало ушуистские тао. Но это не было
также и у-шу. Потом вдруг я видел движения тай цзи цюань, которые
не были тай цзи. Элементы разных стилей цигун, вьет-во дао,
казацкие перепрыжки и хлесткие тайские вертушки с характерным
подъемом на носок вплетались в общий поток его движения, не
становясь самими собой. И в то же время это было нечто целостное,
непрерывное и непостижимо могучее. В любом малейшем шевелении
каждого его пальца чувствовалась некая невыразимая полнота. Словно
по его телу струились потоки чего-то, что придавало мышцам
невиданную плотность, суставам - чуть ли не патологическую
подвижность, а всем движениям - совершенно сюрреальную текучесть.
Это было похоже на величественный танец, но он не просто танцевал.
Я не понимал, откуда это мне известно, однако был уверен - танцуя,
он что-то проделывает с солнцем, с потоком солнечного света. Я
даже чувствовал, что вижу, как он всем телом пьет солнечный огонь.
Мне видны были тонкие извилистые нити, протянувшиеся к его телу от
солнечного диска. Я смотрел на них, не в силах поверить
собственным глазам. Стеклообразно сверкая и неуловимо переливаясь
всеми цветами и оттенками радуги, нити солнечного огня струились к
середине его лба, ладоням, ступням, центру грудной клетки и к
животу чуть ниже пупка. Плавными непрерывными текучими движениями
он втягивал эти нити в свое тело и сматывал в три больших
золотистых клубка - в голове, в груди и в животе, то есть как раз
в тех местах, где, согласно схемам, должны были находиться три дан-
тянь. Но до сих пор я видел только схемы в книжках и слышал чьи-то
слова о киноварных полях, энергетических котлах, чакрах и Бог
знает еще какой чепухе. Теперь же все было иначе: в обыкновенном
нормальном теле обычного живого человека я созерцал три
вихреобразно закрученных световых поля. Это настолько поразило
меня, что я замер в неподвижности, завороженно наблюдая за тем,
как он двигается. Я даже не мог сообразить - галлюцинации это, или
я действительно что-то вижу. Он двигался все быстрее, быстрее, и
быстрее... И потом вдруг - стоп...
Наматывание нитей на клубки прекратилось, танец сделался
очень медленным, каждое его движение теперь излучало неукротимую
мощь - некий поток поистине мозгокрушительного могущества.
Неожиданно меня замутило. Словно потоки ураганного ветра
растекались от плавно движущихся по непрерывным кривым рук и ног
этого человека, проникали внутрь моего тела, и что-то делали с
моим животом, сердцем и головой. Мне не нравилось ощущение, я
чувствовал, что меня вот-вот вырвет, но изменить уже ничего не
мог. Словно под гипнозом, я следил за каждым движением его
пальцев, за каждым поворотом головы. Когда он делал оборот вокруг
своей оси, я ощущал, как все пространство словно сворачивается в
гигантский вихрь, и вихрь этот захлестывал меня звоном в ушах и
диким приступом тошноты, которая тугим комом перехватывала дыхание
и заставляла судорожно хватать разинутым ртом неуловимый и какой-
rn пустой воздух. После одного из его оборотов я не выдержал и,
зачем-то склонившись над сорокаметровой пропастью, начал
конвульсивно биться в приступе неудержимой рвоты. Однако рвоты как
таковой не получилось, я смог выдавить из себя только горькую
желчную слизь и отвратительные клочья какой-то коричневой дряни.
Потом в глазах потемнело, невыносимо закружилась голова, и я
почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног...
Внезапный рывок сзади за волосы не дал мне сорваться с
обрыва.
- Не нужно было смотреть на меня прямо в упор, - спокойно
сказал он, - но ты сделал это и попался.
Я до сих пор не могу понять, что именно в тот момент потянуло
меня к обрыву. Ведь вокруг расстилалась дикая степь, в которой
можно было найти более чем предостаточно места для того, чтобы
наклониться или даже встать на четвереньки и спокойненько
вывернуться наизнанку. Достаточно было сделать несколько шагов,
чтобы оказаться в полной безопасности. Он впоследствии утверждал,
что ничего подобного в виду не имел, даже не подозревал, что все
так обернется, и насилу успел схватить меня за волосы, чтобы не
дать свалиться вниз. Не могу я понять также и того, почему после
слова "попался" не съездил ему по физиономии и тем самым не
поставил крест на развитии нашего с ним знакомства, а вместо этого
сказал только: "Пошел ты..." и направился к своей палатке. Пройдя
шагов десять, я вдруг ощутил мягкий плотный толчок в спину -
настолько сильный, что чуть было не свалился с ног - и оглянулся.
Он стоял на прежнем месте и пристально смотрел мне вслед.
- Тоже мне экстрасенс-инструктор международной категории, -
сказал я. - Просто у меня голова закружилась... Устал, пока наверх
по веревке карабкался...
- И часто ты так устаешь? - с усмешкой поинтересовался он.
- Иди ты на ..., - сказал я, подошел к очагу и принялся
разводить костер. -
- Фи, сударь... Произносить ругательные слова - последнее дело
для того, кто считает себя истинным воином. Ведь ты считаешь себя
истинным воином, правда?
Я ничего не ответил, мгновенно разозлившись от ощущения
своего бессилия и, видимо, поэтому презрительно сплюнул сквозь
зубы, совсем как тогда, когда был подростком и таким способом
пытался придать себе уверенность в собственных силах. Он
- А еще многие настоящие мужчины имеют привычку артистически
сплевывать сквозь зубы... Ужасная привычка... Как и привычка
ругаться непристойными словами... И знаешь, почему? Вовсе не
потому, что плевки создают проблемы для дворников и вызывают
отвращение у тех, кто наблюдает процедуру презрительного плевания,
а ругательные слова разрушают гармонию психологического
пространства и оскорбляют слух тех, кто их слышит. Дворники,
наблюдатели, пространство и слушатели как-нибудь с этим
справятся... А вот сами те, кто плюется и ругается - едва ли...
Даже если аккуратно сплевывают в урну, в полевательницу... ну, или
в платочек - так, чтобы никто не видел, и ругаются молча - про
себя, дабы не действовать на нервы окружающим... И уровень
культуры здесь абсолютно ни при чем...
Он выдержал паузу. Я делал вид, что напрочь игнорирую
произносимый им текст.
- И ты не поинтересуешься - почему? - продолжил он. -
M`op`qmn... Но я все же возьму на себя смелость по этому поводу
высказаться. Дело в том, что, походя избавляясь от некоторого
количества слюны, человек теряет не только очень ценную
физиологичесмкую жидкость, но также и сгусток энергии, которой
всегда заряжена слюна. Если же он сплевывает многократно, потери
становятся весьма ощутимыми для его организма - как химические,
так и энергетические... И в первую очередь это отражается не на
здоровье, а на уровне его личной силы. И потому, пытаясь с помощью
