несколько подрос в длину, став еще шире и еще острее. Неужели он
собрался отбиваться этим ножом от рыбы? Я вспомнил любимый
отцовский анекдот о мичмане российского императорского флота и
коварной рыбе акуле... И этот - туда же... Тоже мне - офицер...
Дворянская кровь! Папаху напялил!... Нет, козел - все-таки он... А
может, он просто знает, с какой стороны она возникнет из неведомых
глубин? Нет, непохоже, очень уж быстро головой вращает, прямо как
пропеллером... Но почему только по часовой стрелке? Во вторник
нужно будет спросить... Блеск стиснутого в зубах ножа слился в
сверкающий сталью круг... Если бы еще и кокарда на папахе мелькала
- как бы здорово смотрелось!.. Но крючки, как же без них - неужто
так зазря и пропадать? Сожрет ведь и уплывет, и даже не
зацепится...
- Но как же мы поймаем рыбу, если удочки у нас - без крючков? -
почти с отчаянием в голосе спросил я.
- А кто сказал тебе, что мы должны ее поймать? - мелькающим
голосом проговорил он, все быстрее вращая головой.
- Но ведь мы же - на рыбной ловле...
- Точно. Только ловим здесь не мы. Я не говорил тебе об этом,
чтобы заранее не расстраивать. Нам нужно только выманить рыбу, а
ловить ее мы не будем. Ды мы бы и не смогли, потому что эта рыба -
Рыба Дхарма, и ловит здесь она. На этот раз она поймает тебя.
От его слов по всему моему телу прошел озноб. Мокрая кожа
покрылась полчищами гусиных мурашек. Он был абсолютно безнадежен,
я думал, что это - конец, но, оказывается, все еще только
начиналось...
И тут я увидел свет. Бело-золотой, он поднимался из неведомых
глубин, разрастаясь и неумолимо накатываясь на нас. Скорость
вращения головы Альберта Филимоновича сделалась немыслимой, и я
услышал, как в пространстве замелькал его душераздирающий вопль:
- РЫБА!!!
Нож выскользнул у него изо рта и, прорезав поверхность воды над
нами, исчез за пределами озера...
Я сидел на песке в позе воина. Рядом Альберт Филимонович что
было сил тянул правой рукой изогнувшуюся дугой удочку, левой
вцепившись в пластмассовую рукоять торчавшего из песка ножа. Я
тупо глядел на воду. Моего поплавка нигде не было видно.
- Тяни, Миша, ну что же ты смотришь!!! Мне в одиночку не
справиться! Нужно выманить ее на самый верх!!! - закричал он.
- Я не хочу-у-у-у!!!!!!! - дико заорал я.
- Поздно, малыш, - спокойно и даже, как мне показалось, с какой-
то суровой нежностью произнес он. - Тяни!.. Ты выбрал, и теперь у
тебя нет другого выхода. Если ты не сделаешь этого сейчас, ты не
pexhx|q уже никогда. И всю жизнь будешь себя жалеть. А потом
придет смерть, и ты поймешь, что возможность сделать решающий
выбор предоставляется здесь только один раз. В каждое мгновение
жизни - один-единственный раз... Знаешь ли ты, когда смерть
явится, чтобы забрать тебя отсюда?
- Нет, - честно ответил я, и мне стало все равно.
Прозрачная кристально чистая решимость заполнила все мое существо ровным
потоком стальной ясности. Я подумал, что это, должно быть, и есть
отрешенность, схватил удилище и дернул. Оно изогнулось дугой. Я
тянул, чувствуя, что рыба намного сильнее нас двоих вместе взятых,
и что ее сила уже отрывает меня от земли.
Черная вода озера окрасилась золотом, из нее начал струится свет. Он
рос и делался ярче, сила его нарастала. В конце концов он сорвал
нас с наших мест и втянул в себя.
Мы неслись сквозь пространство нестерпимо яркого света -
серебристо-белого с золотыми и радужными сполохами - Альберт
Филимонович немного впереди, придерживая меня левой рукой за по-
прежнему торчавший из моего живота замысловатый завиток некоторого
ощущения. Потом я заметил, что голова и ступни мои начинают
светиться, постепенно сливаясь с окружающим светом и понемногу в
нем растворяясь. Растворение ползло по телу, медленно
подкрадываясь к животу. Скорость полета сквозь свет достигла
совершенно фантастической величины. Альберт Филимонович потерялся
где-то по пути, оставив мне руку, которая держала мой завиток.
Потом и рука его куда-то исчезла, поглощенная набегающим потоком
светового ветра. В конце концов свет добрался до середины моего
живота и поглотил меня полностью. Я ощутил, что сам стал светом, я
растворился в нем, растекшись во все стороны беспредельности. Мое
осознание было самоосознанием бесконечно протяженного во всех
мыслимых и немыслимых направлениях золотисто-белого пространства
единого света. Его переполнял абсолютный покой, полная
самодостаточность и безграничность Великой Пустоты. От ощущения
невыразимого счастья я проснулся.
Горела настольная лампа. Мама стояла, склонившись надо мной, и
улыбалась.
- Миша, уже утро, вставай, - сказала она. - Там Альберт
Филимонович пришел... С удочками...
Я встал и в одних трусах вышел в коридор. Под лампой без
абажура стоял Альберт Филимонович в яловых сапогах, полковничьей
папахе без кокарды и военном ватнике поверх пятнистого
комбинезона.
- А кто снял абажур? - спросил я.
- Давай, собирайся поскорее, - сказал он. - Рыба просыпается в
семь. У нас еще есть время, однако необходимо спешить...
ШИЗИК
" Итак, уважаемые дамы и господа, мы с вами осмотрели палаты,
столовую и манипуляционные. Теперь давайте проследуем в блок Б -
там находятся специализированные кабинеты. А это вот, кстати, -
спортивный зал. Здесь мы занимаемся йогой. С шизофрениками..."
Из объяснений проф. К.Ф.Васильева во время
осмотра психиатрической лечебницы аккредитованными в
Киеве представителями зарубежных средств массовой
hmtnpl`vhh.
"- Порою встречаются удивительнейшие случаи шизофрении.
Больной исключительно разумен, зачастую абсолютно адекватен, а в
некоторых отношениях - даже гениален, обладает поразительно
расширенным диапазоном восприятия, которое, тем не менее,
развертывает в его сознании исключительно стройную картину мира.
Без накладок, так сказать, и досадных недоразумений... Конечно,
она гораздо богаче, чем общепринятое видение мира обычными
здоровыми людьми, и к тому же отличается сложной и неординарной
организацией структурных взаимосвязей, однако на поверку во многих
случаях оказывается вполне рабочей... Возможно, в связи с этим
лица, страдающие таким типом шизоидного синдрома, зачастую
обладают экстраординарными способностями и силами, которые они
сами называют магическими, и происхождение которых современной
науке пока еще неизвестно... В последнее время - после
Чернобыльской катастрофы - количество случаев подобного рода
шизоидного синдрома на территориях, непосредственно прилегающих к
зоне отчуждения, то есть по Киевской, Гомельской, Житомирской и
Черниговской областям, увеличилось более чем на два порядка.
Вполне возможно, что это связано с некоторым пока еще не изученным
психомодулирующим влиянием определенных спектров радиоактивного
излучения на психику человека...
- Простите, профессор, а на основании чего Вы в таких случаях
диагностируете шизоидный синдром?
- Э-э... Это - сложный специальный вопрос. Не думаю, что
времени, отведенного нам на пресс-конференцию, будет достаточно,
чтобы в нем разобраться... Кроме того, он в некоторой степени
касается вещей, составляющих профессиональную тайну, и я поступил
бы неэтично по отношению к своим коллегам и пациентам, если бы
стал ее разглашать... Прошу меня простить. Есть еще вопросы?"
Из ответов проф. К.Ф.Васильева на вопросы аккредитованных в
Киеве представителей зарубежных средств массовой информации.
Пустое солнце затерялось в предвечернем покое холмов, не
дождавшись оранжевых сумерек, золотом тишины растеклось в
неподвижности околдованных безветрием трав.
Я сидел на обочине спиной к пустынному от горизонта до
горизонта шоссе и молча созерцал искрившееся мириадами солнечных
бликов море. Только плеск прибоя и звон кузнечиков, заполнявший
пространство степи за дорогой, нарушали неподвижную тишину
плотного послеполуденного безветрия. Я, кажется, о чем-то думал, а
может быть, не думал вовсе... Или думал ни о чем...
Скрип тормозов за спиной и звук открывшейся дверцы... Шаги по
мягкому асфальту, скрип гравия на обочине рядом.
- Так и будешь сидеть?
Я взглянул на него. Старик в потертых джинсах и тенниске с
расстегнутым воротом. Дочерна загорелое изрезанное морщинами лицо,
из-под широкополой шляпы выбиваются пучки жестких седых волос. В
кармане тенниски - пачка "Кэмела", на ногах - пыльные полусапоги
на высоких каблуках. Странная фигура... В Аризоне он был бы,
пожалуй, на своем месте... Но это ведь не Аризона. Интересно, что
он делает в здешних забытых Богом местах?
- Живу я здесь, - ответил он фразой из анекдота, хотя я ни о
чем его не спрашивал. - Ну так что?
- А что?
- Ну, поехали, что ли?
- Куда?
- Это я у тебя должен спросить - куда?..
Я встал, отряхнул штаны и, забросив на плечо рюкзак,
неопределенно махнул рукой на юг.
- Торбу свою на заднее сиденье брось, у меня багажник полный, -
сказал он, усаживаясь за руль...
Дорога поблескивала вплавленным в асфальт гравием, ровной
стрелой взбегала на холм, а потом полого струилась к морю и мягко
текла через широкую долину, змеясь вдоль песчаного пляжа.
Пустые миражи заливали степь несуществующими озерами,
горизонт морщился и дрожал, горячий воздух сжимался перед ветровым
стеклом в плотную упругую стену и тугими реактивными струями
хлестал по лицу, врываясь в открытые окна. Старик сбросил скорость
до ста двадцати, добыл из пачки сигарету и прикурил от спички,
сложив лодочкой руки и придерживая локтями руль.
Асфальт закончился как-то вдруг. Еще несколько километров мы
тряслись по белой грунтовой дороге, оставляя позади себя плотное
медленно оседающее облако меловой пыли. Потом дорога свернула
прочь от моря и через некоторое время растаяла в раскаленной
холмистой степи.
- Ну вот, - старик остановил машину, - отсюда пойдешь сам.
Я взглянул на него.
- Дальше ходят и ездят только чужие, - объяснил он.
Я молча протянул ему сотенную бумажку.
Он небрежно заткнул ее в задний карман штанов:
- Местные вообще сюда почти не заглядывают. Вроде как бы
незачем. Разве что подбросить какого-нибудь вроде тебя... А так...
Кому на юг - те по большой дороге. Ну, там, где все...
Я выбрался из машины, открыл заднюю дверцу и взял рюкзак.
- Может, за тобой заехать потом? - спросил старик.
- Думаешь, я вернусь?
- Вряд ли, обычно никто не возвращается, - согласился он. - Ваш
брат упорно бредет на юг прямо по пересеченной местности. А зачем?
Чтобы время убить? Там ведь нет ничего. Скалы, море, степь...
Пустота... А с той стороны - просто другая дорога. И ведет она, в
общем-то, туда же, куда и большая. Короче только. А так... Лично я
не понимаю, что за кайф такой - зависнуть на несколько недель в
пустоте... Хотя... Какое мне дело?..
Я бросил рюкзак на землю и захлопнул дверцу.
Он развернулся, и машина тут же исчезла в облаке пыли. Через
некоторое время она скрылась за холмом, а потом я перестал слышать
звук мотора.
Старик не сообщил мне ничего нового - я ведь не впервые в
этих краях... Просто здесь почему-то так принято: начинаешь свой
путь там, где торная дорога теряется среди холмов, и движешься на
юг - до самых последних скал, за которыми начинается... а может
быть, заканчивается... другая дорога - та, что приходит с той
стороны.
Обычно, попадая сюда, я проходил сквозь пространство пологих
пустынных холмов вдоль изрезанного скалистыми бухтами берега и
