ОМНИО-ТРЕНИНГ-ТЕХНОЛОГИЯ, КОНТРОЛИРУЕМЫЙ СЕКС И ПОСЛЕДНИЕ ТОЧКИ НАД
"i" 200
ЗНАМЕНИЕ ДЛЯ МАСТЕРА ЧУ 223
Часть четвертая
ДОРОГА ДОМОЙ 234
СИНДРОМ КУНДАЛИНИ 234
СОВМЕСТИТЬ НЕСОВМЕСТИМОЕ... 239
...И ПРИ ЭТОМ ОСТАТЬСЯ СОБОЙ 243
ПОСЛЕСЛОВИЕ 247
Часть первая
НУЛЕВОЙ ЦИКЛ
ПОСЛЕДНЯЯ СМЕРТЬ
С тихим шипением ласковое море мягко облизывало светлый песок.
- Ciрьожа, Сергiй! Зараз же припини! Боже ж мiй, та шо ж це
такеi робиться! Зроби живЯт, негайно живiт шоб на мiсцi був!
Не переставая с интересом щупать свой проступивший сквозь кожу
рядом с пупком позвоночник, маленький светловолосый мальчик поднял
на воспитательницу спокойные, похожие на два бездонных омута
глаза. Потом он вдохнул, и его изчезнувший было непонятно куда
живот принял нормальный вид.
- А что? - тихо спросил мальчик.
- Шо?! Вiн ще питаi - шо! Господи, та за шо ж це менi таке i
наказанii, ЯншЯ дiти як дiти, а це i шось таке?!! Нi, я через
нього точно у дурку загудю! То горби на спинi поробить, наче
крилами хлюпа, чи очi на лоба випне, то язика мало не до пупа
висуне! Тепер живiт он десь подiв! Наче не дитина, а йог якийсь
дурний, чесне слово! I шо тi батьки собi думають?!
Он умирал.
За врачом послали, но он вполне отдавал себе отчет в том, что это
уже ни к чему. Внутри застряла разрывающая на части боль, в горле
клокотало, и ему казалось - он вот-вот захлебнется собственной
кровью. В течение нескольких последних дней он все время ощущал
неумолимое приближение конца. Смерть набирала силу, разрасталась
где-то рядом и чуть-чуть позади. А вчера он почувствовал какие-то
мягкие удары по животу, начало болеть сердце, и ныли все раны. Но
он отнесся к этому спокойно. Конечно, немного досадно, вроде как
бы еще жить да жить, однако все равно не совсем понятно - зачем...
Чужая земля, бестолковое времяпровождение, каждый день - одно и то
же. Ждать нечего: там, откуда они бежали, теперь была новая жизнь,
судя по слухам - достаточно жуткая и анекдотично веселая. Но в
любом случае давно уже сбросившая их со счетов. Здесь они тоже
никому особенно не нужны. И вообще, если бы кто-то знал, как ему
все это надоело. Можно было бы застрелиться и раньше - кое-кто так
и поступил - но он чувствовал: незачем брать грех на душу. Так или
иначе старые раны не дадут долго протянуть. Многие из офицеров,
осевших в этом приморском захолустье, уже умерли от ран и тоски.
Некоторые спились, некоторые каким-то образом втянулись в мутный
поток эмигрантского прозябания. Кому-то удавалось найти в себе
силы начать здесь все сначала, но эти в поселке надолго не
задерживались - перебирались в более оживленные места, поближе к
деловой жизни и связанным с нею возможностям. Однако он почему-то
знал - это не для него.
Он лежал на бильярдном столе, вокруг были шары. Кий стоял справа,
прислоненный к засаленной касаниями множества рук бронзовой
окантовке средней лузы. Слева он краем глаза видел вытертое
зеленое сукно второго стола, с другой стороны немного поодаль -
грязно-салатовую стену, под ней - дешевый стул светлого дерева,
дальше - открытую дверь на террасу с парапетом и каменными
ступеньками. Оттуда было видно море внизу. Когда шел дождь, им с
Валерой нравилось пить кофе под вылинявшим до сизой белизны тентом
на террасе и молча глядеть на серые волны. Сейчас было солнечно и
жарко - средиземноморское лето.
Валера стоял сбоку и нервно крошил кусок мела о кожаную набойку на
кончике кия. Валерины руки дрожали, на висках выступил пот, глаза
a{kh наполнены слезами...
Когда врач, наконец, пришел, Валера сидел на стуле под стеной и тихо
плакал.
Я умер.
То ли где-то случился сбой, то ли это был некий подготовительный
этап... В любом случае функциональная эффективность воплощения
казалась нулевой. Если бы кто-то знал, как мне надоела эта
планета...
Я неподвижно лежал с закрытыми глазами, делая вид, что сплю.
Тех, кто не спал, воспитатели оставляли в постели после подъема до
самого прихода родителей. Затем следовали нудные расспросы по
дороге из детского сада домой. Почему ты не спал, может быть, что-
то болело, или ты хотел есть?..
Я не умел тогда объяснить им, что существует масса вещей,
тратить светлое время дня на которые намного целесообразнее, чем
на сон. А чтобы выспаться, вполне достаточно ночи, тем более, что
есть способы отдыхать, гораздо более эффективные, чем сон. И вовсе
не обязательно даже закрывать глаза. Я не мог все это ясно
сформулировать, и мне оставалось только недоумевать, как они сами
не понимают. Взрослые ведь всегда очень умные и все знают... А тут
- совершенно очевидные и такие простые вещи.
Я лежал и вспоминал большого дядю, который умер когда-то давным-
давно в комнате с грязно-салатовыми стенами и стулом из светлого
дерева. Меня тогда еще не было и не могло быть, потому что был он.
Я видел ту комнату его глазами, но думать о нем как о себе не мог.
Он - это был он, я - это есть я. Совсем разные люди. Было "что-
то", что являлось общим, и для этого "чего-то" я был как бы
продолжением того давным-давно умершего человека. Я явственно
ощущал это, но объяснить...
Объяснить даже себе самому я ничего не умел. Да и какие могут быть
объяснения у четырехлетнего ребенка? И потом - зачем? Кроме того,
я почему-то боялся, мне казалось, что рассказывать об "этом"
взрослым просто-напросто опасно.
Я мог только знать, что жил дядя, который умер. Теперь вместо
того дяди живу я. Я, возможно, тоже умру, когда стану дядей. И
"что-то", жившее раньше в умершем дяде, а сейчас живущее во мне,
будет жить в ком-то следующем. Но может случиться так, что я не
смогу умереть. Тогда что-то закончится. Однако я не знал, что
сделается в этом случае с "чем-то" - общим для длинной цепочки
людей, в конце которой был тот дядя, и теперь вот - я.
Иногда, в какой-то чудной отстраненности, я вспоминал мир,
виденный глазами некоторых из тех, других людей. Там были высокие
правильных очертаний треугольные холмы из камня, вздыбившиеся в
белесое знойное небо среди раскаленных песков, были темные
лабиринты промозглых туннелей, залы каких-то многоэтажных
подвалов, освещенные багровыми отсветами тростниковых факелов
гигантские колоннады. Зелено-голубые просторы бескрайних влажных
лесов расстилались у подножий странных уступчатых строений с
длинными широкими лестницами и плоскими верхушками. Ближе к
далекому горизонту дымка лесов переходила в узкую темную полосу
океана. Были еще кресты на выцветших изодранных стрелами и ветром
знаменах, скрежет выхватываемых из ножен ржавых от крови мечей,
были пещеры в синих горах, прозрачные ветры среди заснеженных
bepxhm, кристально-голубые реки в глубоких лесистых ущельях и
долгий - растянувшийся на многие-многие годы - путь вниз на
равнины и дальше - вдоль берега океана в Великую Желтую Страну
Востока. Времена и земли перемешались, и невозможно было сказать,
что было до, что - после...
Доставшийся в наследство от Мастера Чу длинный прямой меч за спиной - я
помнил, что он не был передан следующему, но за ненадобностью
оказался выброшенным в океан с палубы судна с перепончатыми
парусами...
Теперь, по прошествии тридцати лет, я понимаю: тот человек
сделал это, чтобы раз и насегда избавить себя от роли заложника
мирных снов, от обусловленности безальтернативным вызовом и
неизбежностью участия в поиске окончательного покоя в потоке
последней вечной войны. Те, кто приходил после, были совсем иными.
Но война так и осталась войной. И, несмотря на то, что все
изменилось и сделалось скрытым, единственным способом обрести в
ней покой по-прежнему остается достижение контроля над Волей -
абсолютная в полноте отрешенности победа внутри самого себя. Раз
будучи достигнутым, этот контроль не должен ослабевать ни на
мгновение. Ни во время бодрствования - достаточно, впрочем,
условного - ни даже во сне. Так уж устроена жизнь на этой странной
планете.
Но что мог знать об этом четырехлетний мальчик, которым я был
тогда - тридцать лет назад? Только то, что до сих пор все с
неизбежностью заканчивалось смертью. Изменявшаяся формула этого
явления не особенно сильно отражалась на главном следствии: что-то
должно было еще раз начать все с самого начала. Я ощущал, что
нынешнее положение - несколько иное. Ключ к управлению потоками
времени находится где-то в пределах досягаемости, и выход может
оказаться совершенно иным. Но каков будет алгоритм решающего шага,
и что произойдет с чем-то - общим для длинной цепи воплощений?
В четыре годя я этого не знал.
Неопределенная информация без входа и выхода - явственные и в то же время
смутные ощущения, неотступно сопровождающие тебя в туманной жизни,
где - ах, да ведь это уже когда-то было, и все происходило именно
так, помнишь? - иллюзорная реальность и фантазии причудливо
сплетаются в странный сон детства. Сон, в котором отсутствуют
моменты пробуждения, а есть только переходы из одного сновидения в
другое. В большинстве случаев он затягивается на всю жизнь. Со
временем из-за утраты чистоты иссякает сила, восприятие лишается
остроты, а привычка приучает делать определенные выводы из
чередования физиологических состояний.
Однако так и остается неясным - где явь, где сновидение? И порою
кажется: вот-вот проснешься, и станешь настоящим, тем, кто
существует на самом деле и с улыбкой наблюдает за иллюзорными
коллизиями пребывания восприятия в призрачной реальности
проявленного бытия.
Я лежал в кроватке и чувствовал, что я, который здесь - это еще
не весь я, остальное - огромное НЕЧТО - заполняет собою
пространство комнаты, выходит за ее пределы, вибрирует неуловимой
электрической дрожью и простирается куда-то очень-очень далеко, и
об этом "далеко" невозможно даже подумать. И все, что есть вокруг
- очевидное и неуловимое, явное и скрытое - находится внутри этого
НЕЧТО. А мое здешнее "я" - только точка, глаз, которым НЕЧТО
ckdhr в мир своего повседневного сновидения, в то место, где ОНО
творит в себе вихрь пустого пространства. Сквозь этот вихрь
обретает форму поток некоторой Силы - он создает из пространства-
времени спирально свернутое округлое веретено световых волокон -
человеческое существо - основу для клубка, свитого по закону Воли
нитью бездонных сновидений.
Подобные ощущения никогда не пугали меня. Даже то, что меня вроде бы и
нет вовсе, не вызывало никаких эмоций. Все было нормально и
совершенно естественно. Я ничего не мог объяснить, я не чувствовал
необходимости что-либо кому бы то ни было объяснять. Я просто
знал: создавая в себе точки концентрированного самоосознания - те,
что воспринимают себя и друг друга в виде существ - обитателей
мира проявленных плотных форм - НЕЧТО осознает какие-то ЕМУ одному
ведомые аспекты самого себя, отрешенно созерцая СВОЕ отражение,
причудливо преломленное замысловатым зеркалом не без юмора
созданной ИМ в СЕБЕ зоны вечной войны в обители перманентного сна.
За окнами детского сада было солнечно. В ленивой послеполуденной
тишине методически взвизгивала циркулярная пила на фабрике за
забором. Где-то прокричал петух.
Еще один раз... Если бы кто-то знал, как мне надоела эта
планета...
РЫБА ДХАРМА
"Долг? Кто сказал, что дхарма - это долг? Никто никому ничего
