большинство, однако это - совсем другое дело... Ведь за тем
человеком - как ты сказал - Мастером Чу? - за ним реально стоит
Сила! Я не видел его ни разу, только вот сейчас от тебя услышал,
но и то почувствовал!.. Это - НАСТОЯЩЕЕ!.. НАСТОЯЩЕЕ встречается
крайне редко, согласен, но когда ОНО попадается тебе на пути -
просто-напросто глупо от НЕГО отворачиваться...
- Но не всегда ведь удается распознать НАСТОЯЩЕЕ...
- Не ври. НАСТОЯЩЕЕ очевидно. Оно несет в себе Силу, и это
невозможно не почувствовать... В большинстве своем при встрече с
НАСТОЯЩИМ обычные люди пугаются и делают вид, что не узнали ЕГО.
Потому твоя реакция была совершенно естественной. Для того, чтобы
суметь впустить в свою жизнь Силу, человек должен быть сильным
сам. С другой стороны, жизнь без осознания Силы - это еще не
жизнь, а только возможность начать жить. Помнишь, у Цоя: "Ты
должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?" Даже не жить, а
всего лишь быть... Большинство людей так никогда и не решается
воспользоваться своим шансом... Это - нормально: естественный
отбор. Но тот, кто намерен быть сильным, должен быть НАСТОЯЩИМ,
иметь внутри некоторый стержень, сердцевину самого главного, на
которую нанизаны все составляющие его существа. И того, в ком это
есть, ты узнаешь всегда с первого взгляда...
- На лбу у него, что ли, написано?
- Не на лбу - в глазах...
- То есть?
- У большинства из нас глаза плоские, словно нарисованные
гуашью на картонке. Мы прячемся за своими глазами. А у этих - они
прозрачные, сквозь них видна немыслимая глубина. Глаза того, кто
есть Сила, как бы светятся собственным светом... Вернее, того, кто
знает, что он - Сила... Ибо в действительности Сила - это каждый
из нас... Большинство просто предпочитает об этом не знать... Но
}rn уже вопрос свободы выбора. А ты - дятел...
- Ничего я не дятел, я просто обыкновенный человек.
- Все - обыкновенные люди. И твой Мастер Чу - тоже... Но дело в
том, что Сила - одна из составляющих человеческой
обыкновенности... Единственная, которая может иметь хоть какое-то
значение... И если осознание Силы вошло в твою жизнь, ты не можешь
отворачиваться от того, КТО ты есть. Попытавшись это сделать, ты
неминуемо погибнешь... Хороший ты или плохой, темный или светлый -
не имеет значения, ибо все это - частные нюансы иллюзии
отделенности. Ты - Сила, вот что главное. А для того, чтобы с
таким собою совладать, тебе необходимо ЗНАНИЕ. И тот человек,
которого ты встретил летом среди скал и пустынных холмов -
единственный, кто может тебя научить...
Альберт Филимонович вдруг умолк.
- Нет, не научить... - продолжил он через несколько секунд, в
течение которых хранил напряженное молчание, неподвижно
уставившись в крашеные доски пола. - Он может помочь тебе добыть
из глубин темной - то есть недоступной твоему собственному
восприятию - части твоего существа то ЗНАНИЕ, которое в ней
скрыто. Которое там уже есть... Которое находится там всегда...
- Но почему - единственный? Разве вы не...
- Я не могу... Только он. Потому что, в силу тысячелетиями
складывавшихся обстоятельств, ни ты, ни он не обладаете отдельным
ЗНАНИЕМ. Оно у вас ОДНО. И только вместе вы можете в полной мере
добыть его, уложить в рабочей части сознания, развернуть и сделать
активным. Лишь после того, как это будет сделано, каждый из вас
сможет увидеть, чего недостает именно ему, и решить, в каком
направлении двигаться дальше... Ты нужен ему настолько же,
насколько он - тебе... Не имеет значения, кто кого будет учить...
Это - не более чем алгоритм совместной работы... Но работа эта
может быть только совместной...
И я понял, что летом должен во что бы то ни стало отыскать
Мастера Чу среди белых скал на краю раскаленной южным солнцем
пустынной холмистой степи. Я знал, что непременно найду его там.
Если только успею туда попасть, ибо однажды возникшее в моей жизни
ЭТО неуловимым ударом вдруг полностью изменило характер моего
восприятия, поменяв местами явь и сновидение...
Было воскресенье - самый трудный для меня день: три
тренировки подряд, две в бассейне в качестве тренера, и одна - в
зале у Альберта Филимоновича. Поэтому я не пошел домой сразу, а
решил немного послоняться по мартовским улицам. Иногда бывает
занятно понаблюдать за тем, как в серо-оранжевом с голубизной в
тенях мареве монотонно копошится издерганный неурядицами долгой
зимы отравленный радиоактивным катаклизмом огромный полусонный
древний город.
Я вышел на улицу, перешел через дорогу и не торопясь побрел
мимо церкви сквозь тесное междузаборное пространство закоулка,
некруто всползавшего на густо утыканный частным сектором бугор.
Наверху был пустырь с лестницей, оттуда открывался
изумительно эффектный вид на автостанцию посреди широченной
площади, ветвящиеся рельсы Киева-товарного, серую громаду
железнодорожного вокзала и бурые дырявые градирни старой
привокзальной ТЭЦ. Все это были как бы узлы композиции,
заплеванной множеством мелких деталей, среди которых выделялись
маячившие в некотором отдалении грязновато-белесые бетонные столбы
жилых домов на Соломенке, ступеньки старого города на холмах за
fekegmni дорогой, прямо внизу под пустырем - кварталы похожих на
курятники частных трущоб на изъеденном оврагами склоне Байковой
горы, и раскинувшаяся вокруг промзона. Она обильно дышала на
сотоподобные уступчатые дворы испарениями и испражнениями
технологических процессов даже во второй половине выходного дня.
Еще в этой воскресной композиции присутствовали приглушенный
транспортный гул на проспекте внизу справа, стук колес и гудки
локомотивов под мостом, по которому, озабоченно подвывая,
торопились проскочить светофор облупленные троллейбусы, и НЕЧТО -
громадное, прозрачное, неуловимое и пронзительно НАСТОЯЩЕЕ. Из
немыслимых далей Бесконечности ОНО подступало со всех сторон,
повсюду проникало и заполняло собою самую глубинно-сущностную
нутрь всего, и все было словно вплавлено в НЕГО, пронизано ИМ и с
НИМ перемешано. Это НЕЧТО пульсировало в пространстве -
величественно, медленно, мягко и вместе с тем как-то угрожающе, и
оттого вписанная в это пространство картина мира делалась
целостной и беспощадно точной. НЕЧТО содержало в себе и являло
собою смысл, сущность и истинное значение всей огромной кутерьмы
с ее трубами, дымами и градирнями, кислыми серыми клочьями
ноздреватого снега, набухающими почками, холодными рельсами,
черными поездами, обвисшей колючей проволокой над бетонным
заводским забором, визгом бледных раскормленных дешевой
вермишелью и радиоактивной картошкой дебильноватых детей возле
мусоросборника и буро-зеленого рифленого гаража во дворе рабочего
общежития... Опасного вида юноши матерно сидели вареными
задницами на газетах, постеленных поверх толстой ржавой трубы, и
вяло млели от плано-пьяноватого безделья... И было еще
колоссальное сонное множество кого-то и чего-то, и было
сквозьоблачное Солнце, и оно пронзало белыми косыми лучами
призрачное НЕЧТО и равнодушно ласкало невыразительным мартовским
теплом всех нас - загнавших себя в какой-то немыслимый угол, где
нет ничего, кроме накопившихся за тысячи лет гигантских куч нашего
собственного дерьма и бездарной суеты, которую мы по странному
недоразумению привыкли называть жизнью...
И вдруг я остро ощутил, насколько основательно все мы были,
есть и будем здесь...
Мы можем сколько угодно обставлять себя и пичкать своих детей
разноцветной вылизанной пластмассой, можем, наоборот, скрываться в
горах, лесах и прочих дебрях, можем прятаться за благовидными
предлогами решения архисложных философских, научных или
эстетических задач, можем делать безумные деньги тысячами разных
способов или не делать их вовсе и, виня в своих страданиях всех и
вся, прозябать в нищете, но все это копошение, топтание, бухтение,
бубнение и черт еще знает что соотносится с истинным ДВИЖЕНИЕМ
примерно так же, как шевеление волос на голове ветром соотносится
с процессом их роста. Это подобно волнам на поверхности океана -
невозмутимо могучего и непостижимо загадочного в своей
противоречивости безысходной войны и абсолютной гармонии законов и
правил, не допускающих никаких исключений. В то же время волосы,
лишенные доступа свежего воздуха, неминуемо начинают выпадать, а
волны на поверхности океана есть не что иное, как индикация в
режиме текущего времени множества явлений и процессов, которыми
формируются глобальные течения, и, таким образом, оказываются
фундаментальные воздействия на законы и правила, по которым живет
и пульсирует океан. И кто сумеет разобраться, где здесь курица, а
где - яйцо?
Неожиданно понимание простого факта молнией пронзило все мое
qsyeqrbn: в этих кучах дерьма, в мутном хламе нашей
повседневности, в тщетности попыток избежать расплаты за глупость,
мерзость и свинство кого-то другого где-то далеко или рядом,
сейчас или давно - кого-то, о существовании которого вне или
внутри нас мы сплошь и рядом не имеем ни малейшего понятия, в
бездарной манере нашего коллективного или, если хотите, стадного
прозябания - не проклятие наше, но благословение...
Предварительное благословение как потенциальная возможность...
Ведь во всем том, что мы обреченно зовем жизнью, и что, независимо
от интенсивности наших тщетных попыток расписать его лубочными
колерами западного комфорта или позы "назад к природе", остается
неизменно неприглядным на цвет, запах и вкус, скрыт наш
единственный шанс вырваться из фатального угла. Да и сам угол - не
более чем тренировочный антураж, заставляющий нас предпринимать
попытки. Однако выход - вовсе не там, где в силу привычки
ограничивать себя условно приемлемым склонно искать его
подавляющее большинство одних из нас, сгребая дерьмо в огромные
кучи и подминая их под себя в безрезультатных потугах приподняться
над головами ближних и бросить хотя бы один-единственный взгляд
"туда". Безрезультатных - потому что в самый-самый тот заветный
миг, когда все уже вроде бы сложилось как нельзя лучше, и можно,
привстав на цыпочки, оторвать, наконец-то, взгляд от въевшегося за
десятилетия в душу дерьма и поднять голову, куча начинает
расползаться и растекаться, потому как вокруг - тысячи и тысячи
таких же безжалостно гребущих... И счастливчик медленно съезжает
или смачно шлепается обратно в вонючие камуфляжные цвета, чтобы в
который раз начать все сначала.
Я почувствовал - очень явственно и однозначно - что выход из
этого придуманного нами для себя угла есть, причем находится он
всегда здесь и сейчас, но раскрывается внутрь каждого из нас и
ведет в некое качественно иное состояние пространства. МЫ ВСЕГДА И
ВЕЗДЕ НОСИМ С СОБОЮ СВОЙ ШАНС И МОЖЕМ РЕАЛИЗОВАТЬ ЕГО В ЛЮБОЕ
МГНОВЕНИЕ. Для этого нам достаточно лишь осознать свою самую
непосредственную причастность к тому огромному призрачному НЕЧТО,
которое, собственно, и составляет основу всех форм, и кроме
которого, в общем-то, ничего и нет, и материя которого столь
бесконечно разнообразна и тонка в пределе, что никакими органами
чувств, кроме неизмеримой глубины чего-то главного в нашем
существе, что само по себе тождественно этому НЕЧТО, мы не в
состоянии воспринять и ощутить то, что не может быть ни названо,
ни описано, ни определено, но что является единственным
доподлинно реальным фактом Бытия, единственной изначально и
окончательно непреложной Истиной. И путь к Ней существует, он
всегда с нами, всегда в нас, здесь и сейчас, в этом мире, который
