Еще чуть-чуть, и победил бы Перун. Сломал бы Змею хребет. Но уже подоспели
Морана и Чернобог, ударили ледяными рогатинами, опутали сына Неба
семьюдесятью семью цепями, выломали из руки золотую секиру... Только она
не далась: собрала последние крохи огня, вспыхнула, улетела.
- И змеиный зуб его едва берет, - наклонилась над непокоренным Богом
Грозы проклятая ведьма. - Как же поступить с ним, чтобы не вырвался?
- Отнимем у него глаза и сердце, - посоветовал Чернобог. - Уж
тогда-то он ничего не сможет поделать. А скорее всего что и не захочет.
- И огненный палец, чтобы не оправился, - простонал Змей, едва живой
после битвы.
- И палец, - согласилась Морана. - Бока твои залечить.
Так они и сделали. Положили в ларец зоркие, синие глаза сына Земли,
его бесстрашное сердце. Забрали огненный палец, подаренный кузнецом. А
самого отвели в глубокие пропасти, приковали в темной пещере и все выходы
намертво завалили. Хорошо хоть, было это за Железными Горами, не видела
Мать Земля, как мучили сына. Не то бы, наверное, тут же от горя и умерла.
КРОМЕШНЯЯ ОСЕНЬ
Тогда окончательно утвердилась во всем мире тьма, а после и холод.
Вместо Солнца теперь светил негреющий Месяц, и голодные волки
приветствовали его воем, сбиваясь в хищные стаи. Вместо прежних теплых
ветров засновали в полях и лугах холодные вихри... Счастье, что у Людей
остался Огонь! Пропали бы без него.
Лесное зверье обрастало пышными шубами, пряталось по берлогам, норам
и дуплам. Лешие бесновались в отчаянии, не понимая, что происходит.
Крушили сухие деревья, плакали на разные голоса. Потом и их начал
одолевать сон. Собрали своих лисунок, созвали маленьких лешачат - и
залегли то ли спать, то ли умирать. Никто более не морочил забредшего в
лес, не уводил в сторону от тропы - и будто не хватало чего-то...
Стали собираться гуси и журавли, пестрые утки и еще множество других
птиц. Вожаки выстраивали их длинными клиньями и уводили в небесную высь, -
видели Люди, как печальный Ярила замыкал за ними серебряными ключами
золотые врата. Смолкли соловьиные трели, пропали куда-то звонкие
жаворонки. Лишь белые совы неслышно носились над пустошами, ловили зайцев
и неосторожных мышей.
Не играла рыба на плесах, не мчалась упрямо на нерест, одолевая
пороги. Ушла в глубокие ямы, в морские темные бездны и затаилась там. А с
нею и Водяные. И начал затягивать, пеленать озера и реки сначала тонкий,
хрупкий ледок, потом все толще и толще...
А тучи, бродившие без призора хозяйского, проливались бесконечным
недоуменным дождем, и он шел и шел, пока холод не превратил его в снег.
Снег кутал Землю скорбными белыми покрывалами, заносил широкие речные
русла и узенькие лесные тропинки. Порою из вихрей метели слышался хохот:
- Забудете скоро Ладу, не придет она больше! Меня, Морану, зимы и
Смерти владычицу, начнете Метерью звать!
Кузнец Кий однажды плюнул в сердцах:
- Какая ты Мать! Ты - недобрая мачеха!
Хотела Морана без промедления наказать его за дерзкие речи, за то,
что когда-то давно не выковал ей ледяного гвоздя. Обрушилась так, что
растрескались от мороза добротные бревна стены... Но изнутри в ободверину
был крепко всажен топор, да со знаками Грома и Солнца, выбитыми у острия.
И померещилось злобной колдунье, будто скользнули по лезвию знакомые
золотые искры. Откуда знать, может, это Огонь очага отразился в блестящем
железе, - но Моране хватило, чтобы убежать без оглядки.
Попробовала она подучить Змея, натравить его на кузнеца, но Волос
упрямо замотал головой:
- Ну его! Он из камня воду выдавливает, выше облака ходячего железо
кидает. Не полечу!
Так и не полетел, и Морана сорвала злобу на пленнике. Схватила его
маленького сынишку, подтащила к заваленной двери и ущипнула, чтобы
погромче заплакал:
- Твоя женка сама к Змею ушла, тебя позабыла! Думаешь, зря твои кони
на всем скаку распряглись? Леля со Змеем давно сговорилась, еще до свадьбы
твоей! И этот сын - от него!
Перун ей ничего не ответил, лишь вздрогнул, заслышав младенческий
плач - цепи звякнули, облетел иней со стен. Он не мог видеть, как
вырывалось дитя и хваталось за каменные валуны, сокрывшие дверь. Знать,
Богиня Весны все-таки успела шепнуть сыну, кто его настоящий отец.
Смекнула коварная ведьма - мальчонка непременно раскроет обман, как
только научится говорить. Больше она его с собой не брала. Одна приходила
рассказывать погребенному в стылой норе, как веселится со Змеем забывчивая
изменница, как тешит Скотьего Бога. И потирала ладони, чувствуя бессилие
узника, его молчаливую муку.
ДАНЬ
Змей в самом деле нередко ходил посмотреть на упокоенную во льду
Богиню Весны. А потом являлся в пещеру, где колдовала Морана, и принимался
канючить:
- Ну сделай, чтобы она ожила! И чтобы меня полюбила! Ну что тебе
стоит?
Но Владычица Смерти совсем не хотела снова тепла и цветущей зелени на
Земле. И не могла сказать Волосу - мол, уже пробовала преклонить верное
сердце, да не сумела. И не было ей дано оживлять мертвое, умела лишь
убивать. Долго отмахивалась Морана:
- Вот ведь приворожило тебя! Сколько девок на свете, хоть каждую
обнимай!
Но Волос не унимался, и, верно, туго пришлось бы ей с упрямцем, но
посоветовал Чернобог:
- А ты сотвори ему в образ точно такую, да и оженим. Небось, сразу
повеселеет.
Обрадовалась Морана и приступила к делу не медля. Вынула у Змея
шерстинку, выдернула чешуйку, - Волос все вытерпел, даже не взвизгнул.
- А теперь раздобудь живое яйцо!
Сломя голову кинулся Скотий Бог промышлять и принес крапчатое,
кукушачье, чуть не на снег брошенное беззаботной кукушкой в чье-то пустое
гнездо. И скоро в колдовском подземелье запищала новорожденная Змеиха.
Волос все прибегал на нее посмотреть, хорошо ли растет, скоро ли
заневестится.
Что ж, Змеиха Волосыня удалась как раз под стать жениху. Злая Морана
выучила ее превращаться в озеро и колодезь, даже в шатер с пуховой
постелью внутри. Потом показала ей запертую в ледяном гробу Богиню Весны:
- Хочешь угодить суженому - сделайся, как она.
Но юная Змеиха уже увидала Даждьбога:
- Какой красивый! Весь золотой, прямо светится...
Морана оттащила ее прочь с подзатыльником:
- Ишь, загляделась! Ладно, будешь знать, что случается с теми, кто
мне не покорствует!
Присмиревшая Волосыня послушно отвернулась от прозрачной могилы и
прекрасного ликом Сварожича, принялась твердить заклинание.
Скотий Бог через голову перевернулся от радости, когда Морана вывела
к нему невесту, точь-в-точь похожую на Богиню Весны. Лишь глаза были, как
у самого Змея, радужные и пустые. Приглядевшись, Волос смутно почувствовал
разницу, но в чем дело, так и не понял. А вскоре вовсе забыл.
Стали они вместе вылетать на добычу, кружить над заваленными снегом
лесами. А минуло время, родились у них дети, маленькие Змееныши. Впрочем,
Волосыня о них не очень заботилась. Наверное, оттого, что родилась из
кукушачьего яйца.
- Повелеть надо Людям, чтобы приводили да оставляли в твоих
святилищах девок, - рассудил Чернобог. - Будет кому сопли твоим сынкам
утирать!
И повели Люди одну за другой плачущих девок в дань лютому Змею...
Иначе грозился немилостивый разметать очаги, выкорчевать леса. Сказывают,
иные девки тотчас умирали от ужаса, едва попав ему в когти. Иных он, ярый,
сам до дому не доволок. Но и тех, которых донес, собрался целый полон.
Хватило мамок-нянек малым Змеенышам, хватило чернавок Волосыне в
прислужницы. Было, было отчего потом жаловаться Людям - стал народ, мол,
не так как прежде пригож. То ли злая Морана своим колдовством подталкивала
жребий, то ли само получалось, а только попадали к Змею в пещеру все самые
милые, да притом работницы, рукодельницы, тонкопряхи, стряпухи... И вот
прибежала в кузницу Кия горемычная женщина, та самая, чью дочку он
когда-то вывел из лесу: ее девчоночка выросла умницей и красавицей, уже
сваты заглядывали во двор.
- Ой, головушка моя многобедная!.. - упала Кию в ноги сокрушенная
мать. - С дитятком единственным попрощаться велят...
- Погоди, не реви, - отмолвил молодой кузнец. - Попробую твоему горю
помочь. А не сумею, тогда будешь дочку оплакивать. Да и меня заодно.
Кий не искал одолеть хищного Змея силой: какое там, если уж двое
старших Сварожичей за Железными Горами пропали. Нет, если и оставалась
надежда, так разве что на смекалку. Было дело, однажды она его выручила.
Поможет ли вдругорядь?
На всякий случай кузнец отправился в дом невесты и поклонился ее отцу
с матерью низким земным поклоном:
- Иду сироту от Змея оборонять... не поминайте лихом, если вдруг что.
А жив возвращусь - поведу вашу доченьку кругом печного Огня... коли
отдадите.
Вон как оно вышло! С младенческих лет называли их женихом и невестой,
еще с Киевым батюшкой уговаривались сродниться, - а в самом деле помолвить
детей пришлось только теперь, на краю жестокой погибели, под накрепко
замкнувшимся Небом...
Сказывают, красавица-дочка расцеловала пропахшего копотью кузнеца,
потом вынесла печальную, белую с красным фату - подарок к будущей свадьбе
от самой Богини Весны, - и низко склонилась перед отцом:
- Покрой, батюшка! Я ведь за другого своей волей не выйду...
И закрыли невесту. Если не Кию - никому больше не зреть ее девичьей
красоты. Еле ушел оттуда кузнец... Но все же ушел и отправился на лыжах
прямо в низину, к Волосову святилищу. Таких святилищ теперь много было
повсюду. Давно уже не стало любимых прежних Богов, но ведь жертвовать и
молиться можно и без любви, - достанет боязни. Быстро бежал Кий, а сам
думал дорогой, как бы чудище вернее отвадить.
Разнаряженная, точно на выданье, девчонка уже опухла от слез - глаз
не видно. Первым долгом Кий отогнал от нее мать:
- Да погоди ж ты реветь! Уморишь дочку до времени! Иди-ка лучше домой
да затевай пироги, вернемся голодные, есть станем просить!
Хотя вполне могли те пироги пригодиться и для поминок. Ушла бедная
женщина, так и не сведавшая, что из ее волоска зародился когда-то
Змей-погубитель. А кузнец заставил девушку вытереть слезы, умыть лицо
снегом. Дал в руки ножик и чурочку, велел строгать помаленьку. Да
вразумил:
- Как налетит Змей, держись погрознее. Гляди на него, как будто
примериваешься. И поддакивай знай, о чем ни спрошу!
...Вот испуганно схоронился серебряный Месяц, не желая зреть
непотребства, и издалека послышался тяжелый свист перепончатых крыл: это
Скотий Бог летел за добычей. Снова затрясло несчастную девку, ножик
вывалился из руки. Но кузнец успел ей шепнуть:
- Сказано, грознее гляди!
Змей опустился наземь, взвихрив снежную тучу. Завертел головой,
высматривая красавицу. Кий окликнул его:
- По здорову ли, Горыныч? Ну как, выучился выжимать из камня водицу?
Горыныч - так называли Волоса по Железным Горам и еще оттого, что
падал он из-за туч, похожих на горы.
- И ты гой еси, кузнец, - отмолвил он удивленно. - Нет, не выучился
еще...
- Ну, это беда поправимая, - сказал ему Кий и кивнул на сидевшую
девушку: - Я тут сестру к тебе снарядил, она посильней меня будет. Она
тебе живо всю премудрость покажет. И тебе, и жене твоей Волосыне, и малым
Змеенышам...
Сирота наконец осилила страх, подняла голову и посмотрела на Змея -
как на проказливого кота, подобравшегося к сметане. Опешило чудище:
никогда прежде на него так не смотрели! Только и нашелся Волос спросить:
