ветра зарокотали, жутким стоном застонали лесные вершины... лихой мороз
пробежал у кузнеца по спине, только он и виду не подал. Лежал себе, где
лежал, не шелохнулся. Понял: Лесной Хозяин недалеко, пугать начинает,
сейчас придет с места сгонять.
...Потом померещилось, будто кто зашагал тяжелым великанским шагом по
лесу, ближе и ближе, кто-то выше самых высоких деревьев, с шумом и
треском, ни дать ни взять вековые стволы переламывая, как сухие лучинки!
Бежать впору без оглядки - но и в этот раз молодой кузнец не двинулся с
места, только на другой бок повернулся. И не дошел до него великан, утих
шум и треск - но тотчас долетел бешеный топот разлетевшейся тройки,
неистовый перезвон колокольцев: откуда бы взяться коням на узенькой
тропке, в непроглядной лесной темноте?.. А все одно - мчится, храпит, вот
сейчас копытами в землю вобьет...
Тут уж Кий схватился одной рукой за железный наконечник копья, а
другой нашарил за пазухой оберег - громовое колесо, стиснул вспотевшей
ладонью. Да кто бы не напугался!.. Все ближе топот, все ближе взбесившиеся
колокольцы... и вдруг минуло - только холодный ветер прошелестел над
поляной, взъерошил кузнецу русые кудри. Далеко был в ту пору Перун, а все
ж помогло серебряное колесо, дало силу выстоять против третьего страха.
Стал Кий дальше ждать, терпеливо приманивать Лешего, точно зверя к
ловушке. И приманил. Скоро услыхал в лесной тишине, как подкрался к нему
кто-то сзади и - раз! - пнул в спину ногой, да тут же и отскочил. И
ворчливо сказал человеческим голосом из кустов:
- Ты что не спросясь на моей дороге разлегся? Уйди!
Не поднялся Кий, лишь отмахнулся, точно от комара. Снова подкрался
Леший и пнул его:
- Уйди с тропки, невежа, тебе говорю! Не то разума лишу, совсем
погублю!
Но Кий знал - Леший может разум отнять только у того, кто как следует
испугается. И ведь дождался, чтобы Леший в третий раз к нему подошел и
показался в отблеске углей. И тут-то вскинулся молодой кузнец, обхватил
его поперек, подмял под себя:
- Ты, шишка еловая, у матери девчонку увел?
Забился, затрепыхался Леший в его крепких руках, хотел вырваться,
хотел страшным голосом закричать, но и того не возмог - сел Кий на него
верхом, показал серебряный оберег, пригрозил веткой красной калины:
- Где девчонка? Веди, а то знаешь что над тобой учиню!
Понял Леший - устами этого пропахшего дымной кузницей паренька вещал
ему сам Бог Грозы, властный выпустить Огонь в его лес, а самого облечь
звериной шкурой да так и оставить. И присмирел Хозяин Лесной, съежился,
горько заплакал:
- Да не со зла ведь... один я, избенку и то некому подмести... а
мать, слышу, отказывается, решил - не нужна...
- Ладно, веди, - нахмурился Кий. - Отдашь без проказ, может, помилую.
Он уже разглядел, что в этом заболоченном, заморенном лесу-ернишнике
и сам Леший был никудышний: седой, сгорбленный, в одной рубахе оборванной,
в поршнях дырявых.
- Это ты, что ли, - спросил Кий, - у Железных Гор доселе жил?
- Жил, батюшка, - закивал Леший. - Так разве там жизнь? Вовсе дерева
расти перестали, один мох... А что за лес был! Сосны до неба, куда
здешним! Голубика была - во, с кулак! А малина! А земляника!..
- А что же вы, пришлые, - молвил Кий, - борового-то Лешего обидели?
Скрутили да бросили. Не по Правде живете!
- Обидели, кормилец, обидели, - покаялся Леший. - Это мы с дружком,
тоже беглым, хмельного меду опились... да как уж тут не напиться?
Поневоле жаль его сделалось Кию. И в который раз подумал кузнец: а
ведь грянет несчастье с этих Железных Гор, несчастье, какого старейшие
старики не знавали. Теперь уже, сказывали, прилетал невиданный Змей - там
корову порвет, там за девкой погонится, там ручей или реку заляжет, ни
пройти без выкупа, ни проехать... Быть беде, что и Леший разбойный братом
покажется!
Так думал Кий, а руки с оберега между тем не снимал. И покорно привел
его старик-лесовик в самую крепь, в заросшее глухое урочище. Дунул,
свистнул, топнул ногой - и обнаружилась покосившаяся избушка, приподнятая
на угловых пнях, точно на птичьих ногах.
- Поправить бы избу, развалится, - посоветовал Кий. Леший только
носом зашмыгал:
- Кто же мне ее поправит? И кого ради трудиться-то? Вот внучку вроде
завел, и ту отбираешь...
Вошли они в избу. Поглядел Кий - так и есть, сидит девочка, шьет
что-то старательно, а вместо светца с лучинами яркая гнилушка мерцает.
Увидела девочка Лешего, обрадовалась:
- Здравствуй, дедушка! А я твою свиту зашила! - и на Кия: - А ты кто?
Фу, от тебя дымом пахнет...
Понял кузнец - уже облесела девочка, еще чуть, совсем лисункой
станет, маленьким лешачонком. Он сказал ей:
- Пойдем-ка домой! Тебя мать ищет, зовет!
- Не пойду, - отмолвила девочка и губы надула: - Мне у дедушки
хорошо, он меня белым хлебушком кормит, пряниками... вот!
Протянула ручонку, а вместо хлеба и пряников мох да сухой березовый
гриб... Тут Леший вступился:
- Видишь, сама не хочет. Пускай у меня останется!
И уж протянул корявую лапу - по головке погладить. Только молодой
кузнец чуть раньше успел: выхватил за плетеный шнурок серебряное колесо,
громовый оберег. И как подменили девчонку! Завизжала, за Кия спряталась:
- Дяденька!.. Пойдем к маме скорее! Домой!..
Хотя по летам какой он ей дяденька - так, братец старший, едва
бородку завел.
- Не серчай, дед, - сказал Кий. - Люди к Людям, а Лешие к Лешим,
негоже иначе.
Взял девочку на руки, завернул в теплый плащ, выглянул в двери: утро
уж близко. А старый Леший сел на подгнившую лавку и горько загоревал:
- Опять я один...
На рубахе его были заплаты, положенные детской рукой, старательной,
но неумелой.
- Ты вот что, дед... - молвил Кий поразмыслив. - Боровой Леший отцу
сказывал... В березняках за рекой лешачиха, слышь, овдовела, лешачата
малые осиротели...
- Правда?.. - вскинулся Леший. - А где, скажи, те березняки за
рекой?..
На том распростились. А чтобы Кий не плутал с девочкой на руках,
Леший скатал из мха и травы зеленый клубочек, пошептал над ним, кинул под
ноги кузнецу. Запрыгал клубочек и побежал прямохожим путем через лесные
чащобы, вывел Кия к знакомым местам, на край опушки, тут и рассыпался. Вот
выплыл в небо светлый Даждьбог, и разом запели в деревне все петухи, а
встречь кузнецу побежала заплаканная женщина:
- Дитятко!..
Подумалось Кию - вправду что ли схватилась баба за ум. Он так и не
взял драгоценного узелка:
- Прибереги, дочке сгодится, как подрастет.
СКОТИЙ БОГ И ВОЛХВЫ
Змей Волос меж тем в самом деле летал по белому свету, пробовал силу.
А силушка, честно молвить, была, что и не всяким словом опишешь. Как-то
раз беспечные Люди не погасили костра; взвился рыжекудрый Огонь, погнал
прочь зверей, стал самих охотников настигать. Совсем отчаялись Люди, но
заметили пролетавшего Змея и дружно взмолились:
- Избавь! Помоги!..
- А что вы мне за это подарите? - наученный жадной Мораной, спросил
немедленно Змей.
- Все отдадим, чем богаты! - закричали охотники. У них уже волосы
скручивались от близкого жара.
Тут Змей Волос и показал, за что звали его Сосуном-Цмоком. Как смерч,
подлетел к ближнему озеру и мигом высосал чуть не до дна. Запрыгали рыбы,
выскочил Водяной, долго махал вослед кулаками... а Змей взлетел над
пожаром, выплеснул воду, погасил жгучее пламя. И спасенные охотники не
поскупились: устроили пир, накормили Змея досыта, напоили допьяна. Стали
славить его, другим рассказывать, кто сам не видал.
Случился меж гостей человек, у которого в саду сохли яблони, давно не
поенные дождем. Никак не мог нерадивый хозяин дозваться Перуна, не то
грешен был, обидел чем-то Небо и Землю, не то просто лениво молился
светлым Богам. Поклонился он Змею, попросил помочь. Тому что! Щедро облил
сад, и воспрянули, зазеленели деревья, налились яблоки на ветвях -
румяные, сладкие.
И еще были дела. У кого-то съел проголодавшийся Волос половину овец,
а когда пастух его пристыдил - благословил оставшуюся половину: выдернул у
себя из шкуры шерстинку, бросил на стадо. С тех пор начали овцы толстеть,
обрастать роскошным руном и славно плодиться - все только завидовали и
диву давались. Сказывают, тогда-то Волоса в самый первый раз назвали
Скотьим Богом и урядили святилище. Только не на горе поднебесной, где от
века клали требы Перуну, а в сырой низине, где изобилуют змеи. Поставили
идола, одновременно похожего на бородатого мужа, на медведя и на козла -
ибо много сутей было у Волоса, во все умел превращаться. Нашлись и
умудренные Люди, лучше других научившиеся разговаривать со Змеем и
вызывать его на подмогу, обливая идола водой. Эти Люди ставили избы при
святилищах, собирали дары, устраивали в честь Скотьего Бога жертвенные
пиры в благодарность за урожай и приплод. За то стали прозывать их
жрецами. А ходили они, подражая своему Богу, в звериных личинах и меховых
одеяниях шерстью наружу, и по тем одеяниям, мохнатым, волосатым-волохатым,
нарекли их еще волхвами. Потом уже волхвами назвались все: и те, что
творили требы Перуну, и те, что кланялись Солнцу, и те, что беседовали с
Огнем.
Что поделаешь! Лики старших Богов - Неба с Землею, Отца Сварога с
Матерью Макошью - лишь для немногих Людей были, как прежде, отчетливы.
Большинство им уж и не молилось, запамятовало, как еще раньше запамятовали
Живу-Живану, Великую Мать. Начали рождаться новые Боги, и часто, как в
каждой речке свой Водяной - свои у всякого племени, у всякого рода...
А только Земля все равно на всех одна, как ее ни дели. И Солнце, и
Небо над головой...
И такие нашлись меж Людьми, что вовсе забыли пашню и ремесло, забыли,
как добывается хлеб. Стали те Люди приманивать Скотьего Бога яичницей и
молоком, до которых он был великий охотник, и лакомка Змей летал к ним
ночами, скрываясь от Солнца, да и от Месяца: побаивался. Таскал новым
друзьям из подземных пещер несчитанные богатства. Оттого у этих Людей на
руках не водилось мозолей, зато избы от достатка только что не ломились.
Говорят, он и до сих пор к иным прилетает. Огненным клубом падает в
темноте средь двора, оборачивается человеком... Сказывают, дружат с ним
все больше купцы, торговые гости. Возят с собой деревянные изваяния и
прежде, чем затевать торг, молятся и потчуют Волоса. Оттого пошла
поговорка - без Бога ни до порога, а с ним хоть и за море. Еще сказывают,
прибыльно дружить со Змеем, но и опасно: норовист Волос и дружбы не
помнит, чуть-чуть не угодишь - и избу спалит, и товар...
Но все это было потом. А тогда Люди просто заметили, что шерстинки,
потерянные зверями, начали сами собой обретать злую, бессмысленную жизнь и
сновать в воде, норовя укусить, всосаться под кожу. Их так и рекли:
живой-волос, и плодились они в стоячей жиже низин, поблизости от святилищ
Скотьего Бога. Теперь таких нет, а имя перешло на безобидного червячка. Но
Люди, которым он попадается, нередко казнят его по ложной памяти, безо
всякой вины.
САМЫЙ СИЛЬНЫЙ
Чернобог и злая Морана множество раз посылали питомца за синим льдом
для колдовского гвоздя. И все без толку. Змей Волос улетал плавать по
морю, пугать Леших и Водяных, тешиться у хлебосольных Людей. А коли
где-нибудь видел красную девку - вовсе беда. Оборачивался
молодцем-раскрасавцем, речи ласковые заводил, начинал подарки дарить. И
сколь многие заглядывались в его радужные глаза, оставляли былых женихов,
