багряным медом брусника. Ехал берегом тихих озер, где безмятежно дремали
белые кувшинки, и плакучие ивы спускали зеленые косы к самой воде, к
густым, тихо шепчущим тростникам... И думалось Вострогору - век вечный не
позабудет он полные муки глаза страшила-невесты, век будет звучать в ушах
тихий голос:
- Убил бы уж, жених ласковый...
Клял Вострогор свою трусость и, кажется, сам себя готов был убить, да
вот незадача - меча-то с собою не прихватил, там же и бросил.
Но вот минуло время, и прошлое начало заплывать, зарастать, как
покинутая могила, травою-быльем. Вышел Вострогор к Людям из лесу, речь
человеческую припомнил помалу. А еще погодя надумал построить дом и
жениться. Начал приискивать себе ровнюшку-невесту, непременно разумницу да
красавицу.
Что ж, нашли ему добрые Люди душу-девицу. Сказывали, допрежь гнала
она всех женихов, а тут засобиралась немедля. И только что увидал ее
Вострогор - в тот же миг влюбился без памяти, не стал даже выпытывать,
умна ли. Честь честью сладили им свадебный пир, трижды обвели вокруг
священной ракиты на берегу, вокруг свидетеля-Огня в очаге. Уложили в клети
держать опочив... обнял жену Вострогор, да тогда и заметил у ней на белой
груди, как раз против сердца, маленький рубчик.
- Али не узнал, суженый? - засмеялась краса ненаглядная. - Больно
быстро ты убежал тогда, не дождался, пока опадут коросты, корки еловые...
Предал ты меня смерти, а хватило бы поцелуя. Довольно ли теперь хороша?
Тут и понял все молодец, в самом деле спознал, что своей судьбы не
минуешь. Кинулся на колени перед женой, взмолился простить...
Сказывают, до смертного часа помнил он о двух волосках, скованных на
наковальне. А девки стали ходить к кузнецу:
- Скуй и мне свадебку, Кий!
ГОЛОС НЕБА
Давно уже Земля оправилась от потопа, давно зажила рана Неба -
остался лишь опаленный широкий след, по сию пору ясно видимый в звездные
ночи. Люди еще называют его Млечным Путем и говорят, что этим путем идут
праведные души в ирий. Казалось, все стало как прежде. Но из-за Железных
Гор налетали холодные ветры, зловещие, настоянные на дурном колдовстве. И
вот с чего началось.
Люди, всегда жившие в послушании Роду и Матери Ладе, стыдившиеся
матерей, сестер и невесток, пуще глаза хранившие честь чужих подруг и
невест - иные из этих самых Людей вдруг как позабыли, что есть на свете
Любовь, предались мерзкому блуду, стали водить по нескольку жен, посягать
на любую девку и женщину, силой брать, какая понравится. Не отставали и
жены: бесстыдно искали объятий красивых мужчин, рожали детей, сами не
ведая, от кого. Подрастали нелюбимые дети и становились такими же, как их
горе-матери, горе-отцы...
Достигла слава о людском непотребстве слуха Богов.
Вспыльчивый Перун готов был нагромоздить тучи и новым потопом смыть
дерзких с лика Земли, оставить разве что Кия и его род. Даждьбог-Солнце не
хотел больше светить им, задумал совсем отвратить благое сияющее око
прочь...
- Нет, - сказал Отец Небо, Сварог. - Стыд вам, сыновья! Гоже ли из-за
горсточки блудодеев губить всех подряд? Надо установить им Закон. Дать
Правду, чтобы знали, как жить. Чтобы держала боязнь, коли ума не хватает и
совесть уснула. И карать тех, кому закон не закон. Я произнесу его им.
А надобно молвить - допрежь того дня Земля и Небо ни разу не говорили
в полный голос с Людьми. Боялись напугать: слишком велики были оба,
слишком могучи. Меньше всего хотелось Богам, чтобы кто-то боялся Земли под
ногами и Неба над головой... оттого, если бывала нужда, они приходили в
человеческом облике, Сварог - мужчиной, Земля-Макошь - женщиной,
помощницей в женских работах. И вот теперь Небо впервые провестилось, и
его слово слышали все, кто жил тогда на Земле.
- Люди! - пригнул вековые дубы, сорвал крыши с домов огромный голос
гневного Неба. - Вам уставляю закон: единой жене идти за единого мужа,
единому мужу водить единую жену! Тот не сын мне, кто осквернит себя
блудом. Не светить ему - палить его станет Солнце, не греть - сожигать
преступившего станет Огонь!
Люди в ужасе лежали ниц, правые и неправые. Никто не смел поднять
головы. Это очень страшно, когда вдруг содрогается, уходит из-под ног
надежнейшее из надежных - Земля. Страшней всемеро, когда отверзает уста
Небо, вековечный молчальник.
- Больше не стану говорить им, как ныне, - отворотясь от не смеющих
подняться Людей, уже не для их слуха горько молвил Сварог сыновьям. - Это
еще непотребней распутства. Что же за честь, коль ее от бесчестия спасает
только боязнь! А и мне наука: вижу теперь, на страхе далеко не уедешь...
Однако воротить сделанное не под силу даже Богам. И вот с тех-то пор
пришел к Людям страх. Страх перед Небом, ужас наказания за грехи. Стали
Люди придерживать нескромные речи у очага не из одного уважения к святому
Огню, но еще из боязни: как бы не разгневался да не спалил всей избы, и
ползли слухи - дескать, бывало. Начали класть богатые требы, замаливая
содеянное... и тотчас все повторять.
И, питаясь неправдой людской, понемногу крепли в Железных Горах
Чернобог и злая Морана.
А Люди, задумавшие беззаконное дело, старались теперь совершить его
ночью, когда уходит с неба Даждьбог, исчезает всевидящий огненный глаз.
Ибо это ему, Солнцу, поручил Отец Небо приглядывать за Людьми. Но
вскорости оказалось, что и у самих Богов кривды не меньше...
ДЕННИЦА И МЕСЯЦ
Была у троих Сварожичей возлюбленная сестра - Денница, Утренняя
Звезда. На исходе ночи, когда кони Солнца брали разбег и взвивались с
восточного берега Океана, она всегда горела дольше других звезд,
приветствуя славного брата. Она первая проглядывала меж туч, когда стихала
ночная гроза. А пришло время, сыскался деве-звезде справный жених -
молодой Месяц.
Стал он гулять об руку с Денницей в утреннем небе, стал поезживать
вместе с Даждьбогом на солнечной колеснице, а потом начал один смотреть
вниз по ночам, покуда Даждьбог светил Исподней Стране.
- Только к Железным Горам близко не подъезжай, - строго наказал ему
брат девы-звезды. - Странные Боги там поселились: со мной ласковы, с тобою
- как еще знать!
Ибо сыновья Неба не раз уже крепко задумывались, не те ли два
скрюченные существа, поселившие в Нижнем Мире снег и мороз, оказались
причиной злочестия в Людях. А Чернобог и Морана словно учуяли: радушнее
некуда принимали троих могучих Сварожичей, когда те их навещали...
Молодой Месяц дал слово Даждьбогу и долго держал его, но один раз
все-таки не совладал с любопытством. Направил белых быков, возивших его
колесницу, к Железным Горам. Мог ли он знать, что оттуда за ним давно уже
зорко следили жадные очи!
Медленно проплывали внизу отточенные вершины, облитые молочным светом
Месяца, языки снежников, бездонные пропасти и ущелья, окутанные
непроглядной тьмой. Спустился Месяц пониже, еще и нагнулся, высматривая:
где-то здесь, сказывали ему, был тот знаменитый лаз в Нижний Мир, которым
прошли некогда Даждьбог и Перун...
И внезапно из глубочайшей расщелины взвилось какое-то грязное
покрывало, опутало склонившийся Месяц, помрачило его серебряную красоту!
Забился он в испуге, но не стали слушаться ни руки, ни ноги, хотел звать
на выручку - ан и голоса нет. Не простой - колдовской была та грязная
пелена, а метнула ее злая Морана, давно заприметившая красивого молодца,
чужого любимого жениха...
Не дождалась милого Утренняя Звезда, кинулась за помощью к братьям.
Переглянулись Сварожичи... и во весь скок пустили коней к Железным Горам.
Сразу догадались, что виною всему было запретное любопытство.
Знакомым путем устремились Даждьбог и Перун в бездонную пропасть... а
Люди, сидевшие по лесам, только видели, как гневно-алое Солнце садилось в
черную, трепещущую молниями тучу, окутавшую ледяные вершины.
Глубоко под землей нашли братья пещеру, всю выложенную сверкающей
медью. Прошли, не оглядываясь. Вступили в другую, серебряную, усеянную
дорогими камнями. И здесь никого. А третья пещера горела жарким золотом, и
тут остановились Сварожичи. Увидели стол, весь залитый красным медом из
опрокинутых кубков, заваленный поломанными, надкусанными пирогами,
обглоданными косточками. Только-только отбушевал за тем столом разгульный,
хмельной пир, разошлись гости, кого и под руки увели. Один Чернобог
смотрел на братьев пустыми глазами, утопив в луже браги усы.
- Где Месяц? - грозно спросил хозяин огненного щита.
- Вот... свадебку справили, - икнул темный Бог да и повалился под
стол. Стали братья оглядываться и приметили низенькую дверь в уголке.
Потянули - но дверь, знать, была заложена изнутри засовом. В четыре
могучих руки выломали ее Боги... и увидели Месяц, бесстыдно храпящий на
ложе, а рядом - нисколько не испуганную Морану.
Умела коварная ведьма прикинуться ненаглядной красою: личико белей
молока, губы что маки, волосы - небо ночное, только звезд не видать. И
лишь глаза, как две дыры. Глаза не обманывают, в них смотрит душа.
- Так-то ты любишь невесту, верный жених! - полыхнул Даждьбог
небывалым огнем, схватив Месяц за плечи и встряхивая, чтобы проснулся. -
Вставай, ответ будешь держать! Как Деннице в очи посмотришь?
- А ну ее, гордую, - неверным языком пробормотал Месяц и потянулся
обнять снова Морану. - Подумаешь, невеста. Как любил, так и разлюблю, а
вас обоих знать вовсе не знаю!
...Вот когда в самый первый раз страшно прозвучал раскат Перунова
грома! Взвилась золотая секира - да и рассекла надвое изменника-жениха...
Злая Морана схватилась было за левую половину, где сердце, поволокла,
- братья-Боги не дали, отняли. Не сладко пришлось бы и ей, но успели они с
Чернобогом обернуться двумя змеями и юркнуть в трещину железного камня -
ни солнечному лучу, ни молнии не достать. Положили Сварожичи тело ясного
Месяца в колесницу, увезли домой.
Денница едва не упала с неба от горя, увидев, что с ним приключилось.
А когда опамятовалась, стала просить у отца живой и мертвой воды. Все
знают: мертвая вода сращивает разъятые члены, изгоняет порчу и сглаз,
убивает злой яд, впитавшийся в плоть. И только потом живой воде достоит
смыть мертвую, вернуть жизнь, приманить душу назад. Вот и Месяц скоро
начал потягиваться и тереть глаза, оживая:
- Как же крепко спал я, Денница! Ой, а что мне приснилось - будто я
не в небе, будто бреду в снегу по колено, среди каких-то острых камней...
Да куда ты?
Утренняя Звезда вдруг горько заплакала и кинулась из дому. Хотел
Месяц вслед за невестой, но Сварог, Отец Бог, его удержал:
- Еще бы долго ты спал, молодец, если бы не ее любовь к тебе,
недостойному. Припомни-ка, что было с тобою, с кем веселые пиры пировал!
Ты умер, а не заснул, потому что мои сыновья тебя наказали. И умер во зле,
и твоя душа отправилась уже зимовать в Исподней Стране, не умея взлететь.
Так и с другими будет отныне, кто платит злом за добро!
...Одни говорят, Денница и Месяц до сих пор все в ссоре, но другим
кажется, что они помирились - и то, бывают же они вместе на небосклоне.
Правда, Месяц так и не смог отмыть с лица пятен, причиненных грязным
покрывалом Мораны и ее поцелуями. Он теперь далеко не столь яркий и ясный,
как прежде, и вид у него, если хорошо приглядеться, испуганный и
печальный. Но главное - с тех самых пор начал он, раскроенный секирой
Перуна, уменьшаться на небосводе и совсем пропадать, потом снова расти.
Так отозвалась ему давняя измена, давний сором. Люди верят, что
