шевельнулись в руках...
- Самое первое пламя, - сказал задумчиво Даждьбог, - возгорелось
между нашими Матерью и Отцом, когда они полюбили друг друга. Из того
пламени мы все родились, оно сияет и в Солнце.
- Из него же все мои молнии, недаром в них жизнь, - ответил Перун.
И тут уж они не стали тягаться, кому первая честь: разом вскинули
ясный щит и золотую секиру, в два голоса вымолвили заклятие, и двойное
сияние на миг ослепило даже их, Богов. А потом увидели братья, как
разогнулись два корявых сучка, становясь двумя стройными нагими телами,
зашевелились, раскинули руки, впервые вздохнули, потягиваясь и просыпаясь,
медленно раскрыли глаза...
- Мужчина и Женщина, - сказал тихо Огонь. - Какие красивые!
- И как похожи на нас, - добавил Даждьбог. - Это не звери, не птицы,
не рыбы... назовем их Людьми.
А Перун притянул к себе меньшого братца, широкой ладонью пригладил
огненные вихры:
- Пора и тебе приниматься за дело. Даждьбог - всему миру светлое око.
Я лью дожди и затепливаю жизни. А ты стань самым главным для этих двоих.
Будь им Огнем Любви, Святым Огнем Очага. Гори между ними, пока стоит этот
мир.
На том порешили, и рыжекудрый остался с Мужчиной и Женщиной,
изумленно глядевшими друг на друга... А Перун и Даждьбог снова поспешили
на Небо, к своим застоявшимся скакунам: не дело замирать Солнцу, негоже
клокотать на одном месте могучей грозе. Но говорят, Перун потом пробовал,
не получится ли с чем-нибудь еще, как с деревяшками. И один раз повезло:
попался в руки кусочек кости Земли, желвак бурого кремня. Мигом треснул
крепкий камень в пальцах Бога Грозы, вылетела искра, явился быстрый Огонь.
От тех половинок кремневого желвака тоже повелся род Людей, и они даже
числят себя старше древесных, ведь камни старше деревьев. Два племени
частью смешались, слились, как дерево и валун, прижавшиеся друг к другу.
Но в иных слишком прочно засело родство с камнями и скалами, и так
появились первые Великаны. Вот почему иногда бают, будто в прежние времена
Люди были куда больше и сильнее теперешних, а о рослом да крепком поныне
скажут: ишь вымахал великан!
А те, чье племя пошло от дерева, до сих пор возводят себя кто к
сосне, кто к дубу, кто к белой березе. Бывает, слабых детей несут в лес,
расщепляют крепкий ствол и трижды проносят ребенка в рану насквозь:
- Забери, деревце, немочь, поделись статью и силой!
Потом стягивают расщеп, и выздоровевший всю жизнь заботится об
избавителе, советуется с ним, ухаживает, поливает. А старцы на склоне
дней, случается, просят светлых Богов превратить их в деревья, и те не
отказывают, коль заслужил человек. Оттого слывут иные деревья праведными:
подле них оставляют людей недуги, возвращается душевный покой.
РОД И РОЖАНИЦЫ
И вот еще какое диво посчастливилось увидеть юному миру. Земля и Небо
так сильно любили друг друга, что их любовь ожила как отдельное существо -
и тоже, подобно им самим некогда, тотчас распалось надвое, на Любовь
Женскую и Мужскую, ибо одной недостаточно - любящих всегда двое.
Бог Род, Мужская Любовь, стал даровать приплод и потомство всем
дышащим тварям, и Люди скоро выучились его почитать: стали делать
изображения и вкладывать в свадебные заздравные чаши, на счастье и
многочадие новой семье. Это Род, говорили, выращивает деревья, это он
грудами мечет с небес кремневые камешки, из которых родятся упорные и
сильные Люди. Это он - Свет Небесный, без которого Солнце плыло бы
одиноко, как звезда в черноте. И сколько всего нареклось его именем - не
перечесть: урожай, народ, родина, роды...
Богиня Лада стала Женской Любовью. По ней прозвались мудрые жены,
умеющие сладить семью, завести в доме лад. Великой Богине была по душе
верная супружеская любовь, и мужья с женами величали друг друга почти ее
именем:
- Лада! Ладо мое!..
Помолвку тогда называли - ладами, свадебный сговор - ладинами,
девичье гадание о женихе - ладуваньем. И, говорят, Люди слыхом не
слыхивали, чтобы кто-то брал в жены немилую либо насильничал, тащил девку
замуж за постылого, за нелюбого, за неровню...
Великая Лада - Дедис-Лада, Дид-Лада, как звал ее один народ,
возникший из кремня, - нипочем не простила бы подобного святотатства...
Она объезжала засеянные поля в зеленой одежде, благословляя будущий
урожай, и шерстка ее коня отливала спелым золотом, как налитой колос. А
мужчины и женщины, держась за руки, шли вслед за нею в поля, где можно
обняться вдали от чужих глаз. Люди ведали: их любовь дает добрую силу
хлебному полю. А поле отдаривало Людей голубыми цветами и обещало вернуть
посеянное сторицей. Говорят, будто жито росло тогда стоколосым - по сотне
тугих, тяжелых колосьев на каждом стебле!
Ладу еще называли Рожаницей, в честь родящего поля и молодых матерей,
которых она незримо обвивала своим поясом, помогая разрешиться от бремени.
Собственных сыновей у Лады было двенадцать - по числу месяцев года, по
числу великих созвездий, что предрекают судьбу-нарок всему сущему на
Земле. Недаром спрашивают доныне:
- Под какой звездой был зачат? А под какой родился?
Звезды, братья-Месяцы и сама Рожаница Лада дают каждому человеку Долю
- или Встречу, как ее еще называют, - маленькое Божество, которое следует
за хозяином до могилы, трудится и хлопочет, помогает ему. Доли у всех
разные, смотря по тому, какая звезда верховодила на небосклоне. И до сих
пор случается - один человек всю жизнь палец о палец не стукнет, гуляет
себе, на бел свет зевает, и все равно: что людям тын да помеха, ему смех
да потеха, вечно у него по два сома в одной верше, по два гриба в ложке. А
иной до рассвета уже в трудах и поту, на вешней пахоте шапка с головы
свалится - не оторвется поднять, а все - корка на корке, ни пышки, ни
мякиша. Это оттого, что у одного Доля умница да работница, у другого -
лежебока-лентяйка. В сердцах ругнется бессчастный:
- Знать, сиротской ночью я появился на свет!
Что тут добавить? Нельзя наново родиться, переменить ту льняную нить,
пряденую нитку Судьбы, которой повили когда-то пуповину младенца, накрепко
привязав его к Доле...
Много тех, кто, отчаявшись, живет как придется и больше не пробует
что-нибудь изменить. Но еще больше иных, не скоро сдающихся, кто однажды
поймал свою нерадивую Долю за шиворот и запер в погреб, чтобы не мешала. А
то, оттрепав за уши, вразумил косорукую тонко прясть и мелко молоть,
заставил лежебоку вскакивать до свету и не жалеть плеч!
...А еще у великой Лады, у матери-Лады была юная дочь. Звали ее
просто Доченька - Леля, Лелюшка, Полелюшка. Недаром любимое детище до сих
пор не просто растят - лелеют, колыбель зовут люлькой, а само дитя нет-нет
да покличут нежно лялечкой. И ласка, и оберег именем прекрасной Богини.
Подросла Леля и стала гулять по лугам, по густым тенистым лесам, и
шелковая мурава сама льнула ей под ноги, чтобы распрямиться еще зеленее и
гуще. А минуло время - начала Леля вместе с матерью обходить и объезжать
поля, тянуть за зеленые ушки едва проклюнувшиеся всходы, и Люди увидели,
что никогда прежде не было на Земле таких урожаев. Стали они славить Лелю
наравне с матерью и чтить как Рожаницу, называть Весной-кормилицей. У Лады
стали просить разрешения закликать-зазывать в гости Весну, а когда Мать
позволяла - готовили Дочери дерновую скамью, проросшую травами, ставили
подношения: хлеб, сыр, молоко. Это был девичий праздник, мужчин,
любопытных парней близко не подпускали. Жгли в честь Матери с Дочерью
огромный костер, окруженный двенадцатью другими, поменьше, в честь
Месяцев, и с пеплом того костра смешивали семена, умывали им лица, давали
больным. И никто, говорили, не помнил, чтобы не помогло.
А охотники баяли вот что:
- Зверь, позволивший забрать у себя пушистую шкуру и горячую плоть,
тотчас уходит на небо, в светлый ирий, и там рассказывает старшему в своем
роду, по чести ли с ним поступили. Не оскорбили ли напрасным мучением,
повинились ли перед вылетевшей душой, хорошо ли благодарили. И если все
совершилось по Правде земной - Мать с Дочерью скоро шьют зверю новую шубу,
мастерят птице пестрый наряд, облекают рыбу радужной чешуей. Позволяют
опять родиться в глубокой норе, в теплом гнезде, на речном дне, под
широким солнечным Небом...
Вот почему и самих Рожаниц рисуют порой в виде двух красавиц лосих.
ЯРИЛА
Однажды Люди встретили в только что засеянном поле босоногого, очень
красивого юношу-Бога верхом на белом коне, украшенном колокольцами, в
белом плаще и венке из трав и цветов. В левой руке он держал пучок спелых
колосьев, конь же под ним так и играл, а порой поднимал голову и ржал
громко, призывно, высматривая молодых кобылиц.
- Ишь ты! - удивились Люди коню и еще пуще юному седоку. - Куда
ступит ногою, там жито копною, куда взглянет, там колос зацветает!
Действительно, именно так все и было. Потом Люди присмотрелись:
- Э, а что это у тебя в правой руке? Никак череп?.. Вот страх-то!..
Да кто ты таков?..
Юный Бог назвался Ярилой - неудержимой силой взошедших семян и нежных
побегов, способных взломать тяжелые камни, ярой силой живой плоти,
вдохновением сбывшейся любви. Это его имя трубят олени в лесу, угрожая
соперникам и зовя к себе оленух, это его громко славят лебеди, мчась к
родному гнездовью. Яровой, ярый, яркий и яростный - это тоже о нем,
возникшем из солнечного жара и земного тепла.
- А для чего ж тебе череп? - спросили любопытные Люди.
- Сами поймете, - улыбнулся юноша и поскакал себе прочь, а Людям
помстилось, будто за время короткого разговора его мальчишеский,
ломавшийся голос окреп по-мужски.
Другой раз его встретили несколькими днями попозже. И вновь
удивились: ехал на коне уже не безбородый юнец - взрослый парень, сажень в
плечах, золотые кудри что хмель. Девчонки тогда оглянулись тайком на
ребят, и те вдруг показались им похожими на Ярилу. Такие же статные, такие
же ярые на работу, на пляску и на поцелуи. Женихи!
Спустя время Ярила приехал зрелым мужчиной, уже чуть-чуть никнущим,
уже с сединою в полбороды... и наконец - дряхлым старинушкой с погасшими
глазами и сердцем, с трясущимися руками, не сохранившими даже памяти о
былой силе. И конь под ним еле ноги переставлял.
- Похороните меня в Земле, - прошептал старец-Ярила и повалился на
руки Людям, рассыпаясь в прах на лету.
Люди выполнили его просьбу. Погребли во влажной земле, напекли
румяных блинов, собрались помянуть. Но отчего-то никому не хотелось
плакать и горевать на этих похоронах; старики и те знай по-молодому
шутили, расправляли согбенные плечи, а молодежь и вовсе играла, точно на
свадьбе. Плясали, подначивали друг дружку, соперничали, кое-где вставали
грудь в грудь. И вдруг не то из огня костров, не то из самой Земли
послышался знакомый юношеский голос:
- Чему удивляетесь, Люди? Вы хороните в землю зерно, но разве оно
умирает? Оно прорастает высоким стеблем и дает новые семена. Нет смерти,
пока рождаются дети, пока не прерывается род! Я снова приду по весне ярить
все живое на свете. Да не погаснет ярое пламя, да не переведется Жизнь на
Земле!
...Всякий год с той поры встречают и провожают Ярилу, и никто не
думает плакать, развеивая его тело по полю. Заплакали бы, если бы однажды
не довелось его хоронить. И вот еще что заповедал Людям Ярила. Велел,
чтобы в память о нем сеяли жито-хлеб одни только мужчины, не подпуская
