этому поводу. Спохватившись, он осыпает меня упреками,
жалуется, что на него жмут со всех сторон, и всерьез
предупреждает, что если через сутки мой прогноз не
подтвердится, лавинную опасность он отменит. Что же, буду
готовиться к банкротству, мне, как банкиру, которому завтра
нечем оплачивать векселя, остается уповать на чудо; только,
в отличие от банкира, я не собираюсь стреляться.
Мама, обладающая непостижимой способностью угадывать по
глазам состояние ребенка, сочувственно на меня смотрит, но
ни о чем не спрашивает - о делах в присутствии посторонних я
не говорю. Алексею Игоревичу у нас, кажется, хорошо,
уходить не собирается, к тому же ему явно нравится Надя, о
неопределенном статусе которой он догадывается. У них
нашлось несколько общих знакомых - оказывается, академики
иногда тоже ломают руки и ноги. Я пытаюсь возбудить в себе
чувство, похожее на ревность, но у меня не получается, и я
думаю о том, как было бы хорошо, если бы Надя оказалась моей
сестрой, я бы любил ее, как "сорок тысяч братьев любить не
могут". Но если я не ошибаюсь и у Алексея Игоревича при
виде Нади блестят глаза, то ухаживает он за ней, как полный
лопух: начинает рассказывать о проделках своих внуков. До
сих пор я что-то не замечал, чтобы подобные приемы
производили на молодую женщину неотразимое впечатление.
- Самому младшему, Андрейке, всего два месяца, а он уже
вовсю пользуется техникой, - хвастает он. - Алексей, мой
сын и тезка, одержим идеей выращивать Андрейку на свежем
воздухе, днем и ночью коляска на балконе, а в коляске
микрофон, и когда Андрей Алексеевич хотят перекусить или
совсем наоборот, его вопли разносятся через колонки по всей
квартире. Музыка, Вадиму Сергеичу такую и за сто лет не
написать!
Мама даже извелась от нетерпения - так ей хочется
поведать, каким смышленым был я во младенчестве.
- Когда Максиму было всего два годика, - ухватившись за
паузу, начинает она, - ой, что я говорю, полтора! Он...
- ...обыграл в шахматы Ботвинника, - подсказываю я. -
Алексей Игоревич, простите за нескромный вопрос, вы очень
дружны с Вадимом Сергеичем?
- ...он был таким же невоспитанным, как и сейчас, - сухо
констатирует мама. - Он собрал все тапочки в коридоре, а мы
жили в большой коммунальной квартире, и утопил их в ванной!
- Гм... я бы так категорически наши отношения не
определил, - с некоторым смущением говорит Алексей Игоревич.
- Просто случай сделал нас соседями по номеру. К тому же,
честно признаюсь, к музыке довольно равнодушен, в
особенности к эстрадной ее разновидности, и когда Вадим
Сергеич не без гордости сообщил, что сочинил тридцать две
песни, я про себя подумал, что лучше бы он посадил тридцать
два дерева и породил столько же детей!
Алексей Игоревич смеется, и мы вместе с ним. Он грузный,
веселый и добродушный, в нем есть что-то детское - черточка,
которая делает взрослых людей на редкость симпатичными.
- А Вертинский? - с легкой обидой спрашивает мама. - К
нему-то, надеюсь, вы равнодушия не испытываете?
- Да, конечно, - торопливо соглашается Алексей Игоревич.
- Я о нем много слышал.
- О нем? - У мамы вытягивается лицо. - Вы хотели сказать
- его? Вертинский не зависит от вкусов, он - лучший из
лучших! Я сейчас поставлю вам пластинку, и вы...
Алексей Игоревич без всякого энтузиазма смотрит, как мама
хлопочет у проигрывателя.
- Если вы сейчас же не расхвалите Вертинского, -
вполголоса говорит Надя, - пельменями в этом доме вас больше
кормить не будут.
Мама у меня максималистка, она раз и навсегда определила
для себя вершины: лучший роман - "Мастер и Маргарита",
лучшее стихотворение - "Враги сожгли родную хату", лучшая
невестка - Надя, лучшим сыном мог бы стать Максим, если бы
упорно работал над устранением своих недостатков.
- Замечательно, - вслушиваясь, неуверенно бормочет Алексей
Игоревич. - Хотя, естно говоря, я думал, что Вертинский
мужчина.
- Максим, подай очки, я стала совсем слепая, - жалуется
мама. - Вот же он! А Русланову мы поставим потом, Алексей
Игоревич, ее тоже нельзя сравнить с некоторыми современными
кривляками, которые чуть ли не нагишом пляшут у микрофона.
И тут до нас доносится отдаленный рокот, будто мимо
пролетает реактивный самолет.
Мы точно знаем, что никакого самолета здесь нет и быть не
может.
Мама замирает у проигрывателя с пластинкой в руках.
Мы бросаемся к окну. В километре слева поднимается
снежное облако.
- Третья пошла, - догадывается Олег, и я мгновенно
вспоминаю, что в доме № 23 забаррикадировалась одна семья.
- Надя, собирайся, - говорю я. - Извините, Алексей
Игоревич, дела.
С этой минуты мы с Муратом становимся единомышленниками.
Если бы это произошло на несколько часов раньше...
Монти Отуотер совершенно прав: люди - более сложная
проблема, чем лавины.
ИЗ КОНСПЕКТОВ АННЫ ФЕДОРОВНЫ
Мама начала свои записи с того времени, как я стал
профессиональным лавинщиком. Сначала я относился к ним
иронически, так как был уверен, что пороху у мамы хватит на
месяц-другой, но затем вынужден был склонить голову перед ее
подвижничеством. Вот уже семь лет мама выискивает во всей
доступной литературе связанные с лавинами эпизоды,
систематизирует их, записывает суждения лавинщиков об их
деятельности - словом, как льстиво возвестил мамин любимчик
подхалим Гвоздь, стала "нашим лавинным Пименом".
Будучи не слишком глубокими, мамины познания о лавинах
энциклопедически обширны, в этом отношении она может любого
из нас запросто уложить на обе лопатки; даже Юрий
Станиславович, казалось бы, знавший о лавинах все, во время
своих наездов в Кушкол не чурался наводить у нее справки. Я
же из маминых конспектов черпаю иллюстративный материал для
лекций, да и сейчас, когда пишу эти заметки, то и дело
листаю общие тетради, заполненные аккуратным маминым
почерком. Зная, что я к ним часто обращаюсь, мама время от
времени вкрапливает в текст назидания, имеющие большое
воспитательное значение, вроде "Главный враг лавинщика - это
легкомысленные вертихвостки из туристок" или "Лучший
помощник лавинщика в его нелегкой жизни - умная и преданная
жена, как у Монти Отуотера".
Интересы повествования побуждают меня обратиться к
маминому труду и сделать ряд выписок. Конечно,
квалифицированным лавинщиком читатель не станет, да ему это
и не требуется, но зато он будет лучше ориентироваться в
событиях, о которых узнает из последующих глав.
Древнегерманское слово "лафина" произошло от латинского
"лабина", то есть скольжение, оползень. Епископ Исидор из
Севильи (570-636 год н. э.) упоминал "лабины" и "лавины" -
кажется, это первый литературный источник.
В фольклоре лавины называют "белая смерть", "белые
драконы", "белые невесты" и так далее. Максим рассказал,
что однажды, когда на Тянь-Шане Юрий Станиславович чудом
ушел от лавины, в которой погибли два альпиниста, он
воскликнул: "Белое проклятье!" Мне кажется, что точнее
сказать нельзя: воистину "белое проклятье"! Великий
австрийский лавинщик Матиас Здарский, которого Юрий
Станиславович ставил даже впереди Отуотера и Фляйга, однажды
попал в лавину. Вот замечательное по наблюдательности и
силе духа описание, которое он оставил: "В этот момент...
послышался грохот лавины; громко крикнув своим спутникам,
укрывшимся под скалистой стеной: "Лавина! Оставайтесь
там!" - я побежал к краю лавинного лога, но не успел сделать
и трех прыжков, как что-то закрыло солнце: словно
гигантская праща, около 60-100 метров в поперечнике, на меня
опускалось с западной стены черно-белое пятнистое чудовище.
Меня потащило в бездну... Мне казалось, что я лишен рук и
ног, словно мифическая русалка; наконец, я почувствовал
сильный удар в поясницу. Снег давил на меня все сильнее и
сильнее, рот был забит льдом, глаза, казалось, выходили из
орбит, кровь грозила брызнуть из пор. Было такое ощущение,
что из меня вытягивают внутренности, словно лавинный шнур.
Только одно желание испытывал я - скорее отправиться в
лучший мир. Но лавина замедлила свой бег, давление
продолжало увеличиваться, мои ребра трещали, шею свернуло
набок, и я уже подумал: "Все кончено!" Но на мою лавину
вдруг упала другая и разбила ее на части. С отчетливым
"Черт с тобой!" лавина выплюнула меня". У Здарского было
восемьдесят переломов - и он не только выжил, но и через
одиннадцать лет снова стал на лыжи!
По сравнению со Здарским Максиму повезло: когда его
засыпало одиннадцатой лавиной, Степа быстро его откопал, а
через минуту на то место, где был Максим, упало подломленное
воздушной волной дерево. Но семь переломов - это тоже
много, Максим должен всю жизнь благодарить Надю. Максим
вообще очень неосторожен. Как и другие молодые люди, он
уверен, что жизнь нескончаема, и меньше всего на свете
думает о маме. Случай с Олегом Фроловым. На него спустили
лавину две туристки, которые далеко ушли с трассы на
покрытый целиной склон. Я не хочу их ругать, они погибли,
бедняжки, но их легкомыслие недопустимо. Олег повел себя
очень правильно. Увидев несущуюся на него лавину, он
мгновенно сбросил лыжи и палки, прикрыл голову капюшоном и
стал делать плавательные движения по ходу лавины. (См.
далее выписку из Фляйга). В результате Олега засыпало не
глубоко, и его удалось довольно быстро откопать - благодаря
оставшемуся на поверхности кончику лавинного шнура. Если бы
Олег не потерял сознания, то мог бы освободиться
самостоятельно, так как, во-первых, лавина была из сухого
снега и, во-вторых, благодаря капюшону дыхательные пути
забиты не были.
Ганс Шредер из Инсбрука попал, к сожалению, в лавину из
мокрого снега, в "снежный цемент". Мы с Максимом очень
переживали, когда узнали о гибели этого прекрасного человека
и лавинщика. По моей просьбе Максим перепечатал на машинке
в нескольких экземплярах ценные советы Вальтера Фляйга.
Олег сказал, что эти советы очень ему помогли. Вот их
текст:
"Если спастись бегством нельзя, то... палки прочь и лыжи
долой! Они играют роль якоря и, покрываясь снегом,
буквально засасывают человека в лавину. Так как в
большинстве случаев человек, настигнутый лавиной, падает, то
палки, если он их держит за петли, затягивают лыжника в снег
вниз головой...
Попав в лавину, нужно всеми силами удерживаться на
поверхности и выгребаться к ее краю.
Выполнение правила - держаться наверху и стать невесомым -
достигается тем, что делают плавательные движения, причем по
течению лавинного потока. Это не позволяет лавине засосать
попавшего в нее человека.
Правила поведения человека, попавшего в большую, быстро
сходящую лавину... едва ли кто-нибудь сможет выработать...
Если удалось удержаться на поверхности, то надо, самому или
с чужой помощью, как можно скорее уйти подальше в сторону,
чтобы не попасть под повторную лавину. Если же вас засыпало
и вы лежите глубоко под снегом, никакой совет не поможет.
Рассказывают, что при остановке лавина издает страшный
скрип; она "кричит" и, словно клещами или прессом, сжимает
тело. При влажном или мокром снеге не напрасно говорят о
снежном цементе, который буквально замуровывает человека, не
давая ему пошевельнуться. Ни о каком самоосвобождении
здесь, конечно, не может быть и речи. Один совет, пожалуй,
уместен: никогда не отчаиваться и не терять надежды.
Спасение может прийти и через несколько дней. Кричать
бесполезно. Звуковые волны не проникают на поверхность,
хотя засыпанный хорошо слышит, а часто даже хорошо понимает
все, что говорят члены спасательной команды...
Кого постигнет несчастье попасть в воздушную волну
пылеобразной лавины, тому трудно что-либо посоветовать. До
сих пор еще не установлено, где лучше спасаться - за
естественным убежищем, например за скалой, или перед ним...
Во всяком случае, нужно закрывать рот, нос и уши...
Деревья, которые воздушная волна ломает или вырывает с
корнем, редко могут служить защитой, часто они опаснее, чем
свободное пространство около них. В любом случае нужно
бросаться ничком, зацепиться за что-нибудь и держаться что
есть силы.
Во всех случаях засыпанный лавиной человек не должен,
