- Как, ты... ты говорила с кем-то другим? Да и то правда. Она же не
обладала осторожностью секретного агента. Я вздохнул.
- Что ты сказала?
- Я попросила ее передать месье Матиасу, что его друг Сан-А. будет
счастлив видеть его у мадемуазель Бол-лёрц, 13, Золикерштрассе.
- И все?
- Да... А что?
Надежда возродилась. В конце концов, поручение не содержало ничего
компрометирующего. Даже если бы тот, кто находился у Матиаса, был из сети, в
нем не было ничего угрожающего.
К тому же я предпочитаю женский, а не мужской голос. Я знал Матиаса. Это
красивый, блестящий молодой человек, двойник Монтгомери Клифа. Женщины
обмирают от его объятий и падают как мухи... Он это любит, и не вашему
отощавшему глупцу Сан-Антонио бросать в него первый камень.
- Хорошо... Надеюсь, она передаст поручение. Волнуясь, она спросила:
- Я не должна была ничего ей сообщать? Я взял ее за подбородок и подарил
ей мое изобретение 118, запатентованное по конкурсу Лепина.
- Видишь ли, в нашей профессии письма передают только в собственные руки
и дают поручения только собственному голосу... Но ты не беспокойся, иди!
Она пошла приготовить что-нибудь перекусить, а я тоже потащился на кухню,
чтобы ей помочь... Как помочь, перечитайте! Я к ней чертовски приставал. В
результате мы так раззадорились, что свалились на надувной матрас. Тогда
наступил один из лучших дней моей жизни, и я устроил большой супергала!
Сначала Бинокль фининспектора, потому что это введение (если можно так
выразиться) высшего стиля; затем Пишущая машинка Маман (десять лет практики,
универсальная клавиатура, двухцветная лента и табулятор) - это для перехода
к моему триумфу: Вертолет Негуса. Дамы, которые удостаивались чести
вознестись на эту вершину наслаждения, уже никогда оттуда не спускались. Из
ста четырнадцати, попробовавших вертолет, двенадцать ушли в монастырь,
двадцать две в дом, допускаемый моралью, но который Марта Ришар осуждает, а
другие были обнаружены либо с пулей в голове, либо в меблированных комнатах.
Это вам о чем-нибудь говорит? В финале она получила право на маленькую
Тонкинку у губернатора. Любовь для меня допинг, как говаривал мой друг
Шампуэн. Чем больше я ею занимаюсь, тем больше я чувствую себя в форме.
Франсуазу же надо было собирать по частям. Если бы ее надувной матрас
спустил в ущелье Галиббе, у нее не было бы сил заткнуть пробку, чтобы
избежать катастрофы. Она оказалась в столь растрепанном состоянии, что
вашему покорному слуге пришлось разбивать яйца и жарить яичницу...
Я накрыл два прибора, и мы поклевали по-турецки: на матрасе.
Замечательно, как на пикнике... Любой пикник вне квартиры внушает мне ужас:
брезент палаток, жирная бумага, брезентовые ведра, которые текут, занятые
уборные, полусырая еда, вопящие дети! Ну нет, спасибо большое, Мадам Адриен!
Я предпочитаю маленький деревенский постоялый двор с кроватью высотою в два
метра и ночным столиком, который пахнет стариной. Покончив с этим, я уже
больше не чувствовал своей так называемой пневмонии. Я думаю, что моя
малышка-сестричка преувеличила диагноз. Женщины всегда хотят внушить нам,
что мы им всем обязаны!
- Я еще попрошу тебя об одной услуге, Франсуаза. Она влюбленно посмотрела
на меня. Ее глаза были наполнены такой теплотой, что могли растопить
ванильное мороженое.
- Все, что хочешь, мой дорогой.
- Необходимо, чтобы ты отправила это письмо, очень срочно.
Она оделась и взяла послание. - Наклей достаточно марок, это во Францию.
Она утвердительно кивнула и удалилась. Я зажег сигарету. Несколько хороших
затяжек расправили мне легкие. Как хороша жизнь! При условии, что тебе
везет, оф кос! * И - постучим по дереву - мне пока везло. Не будете же вы
мне говорить, что вмешательство этой маленькой порочной Франсуазы не было
чудом, а? Ведь меня могла бы заметить и какая-нибудь старая карга. Или
отставной жандарм! Ставлю полярный против заколдованного круга, что один из
тысячи взял бы меня под защиту, как это сделала милашка. Все другие
бросились бы стучать ногами и орать во всю глотку (как говорит мадам
Берюрие).
Я продолжал витать в облаках, когда раздался звонок, заставивший меня
подскочить. Это был первый звонок с тех пор, как я в гостях у Франсуазы. Он
пронзил мой череп словно шило. Я был в замешательстве. И вдруг я подумал о
Матиасе. Без сомнения, это он откликнулся на мой призыв. Я подошел к двери,
но взявшись за замок, снова засомневался. Я сказал себе: "А если это кто-то
другой? Например, визитер к Франсуазе?"
Я приложил глаз к замочной скважине в лучших традициях слуг из водевилей.
И почувствовал спазм в солнечном сплетении. На площадке стояли два господина
в планах с препротивными физиономиями. Меня бы не удивило, окажись они
полицейскими.
Затаив дыхание, я наблюдал за их поведением. Один из них подошел и снова
позвонил. Затем он что-то сказал своему приятелю на языке, которого я не
знаю.
Другой вытащил отмычку. Мой страхомер встал на нулевую отметку. Я
сдрейфил. Неужели эти старьевщики откроют дверь? У них довольно развязные
манеры. Бернские дураки!
Именно так оно и вышло. В замочную скважину ввели ключ и начали шуровать
там... Если они войдут и найдут меня здесь, то моя песенка спета. Тогда
совсем скоро я сыграю "Тюрьма без решетки"...
Я ретировался в комнату. Безнадежный ход. В этой бутоньерке негде было
спрятаться. И я вернулся к двери. Они все еще возились с замком. Вот
бездари! Похоже, они теряли терпение. Они не были на ты с замками.
Сан-Антонио со своим сезамом давно бы вошел. Человек открывает замки, шепча
им нежные слова!
Я подался в ванную. Там было узкое оконце. Я вспрыгнул на край ванны и
выглянул в отверстие. Окно выходило в стык этого и соседнего домов. Как раз
под окном проходит водосточный желоб. Я полез в отверстие. К счастью,
гибкости мне не занимать. Носками я уперся в желоб, затем отпустил
подоконник, чтобы схватиться за свинцовую трубу водостока. Я повис над
пустотой. Меня охватила слабость и мне показалось, что я разжимаю руки, но
это прошло, и я сильнее сжал трубу. На мое счастье, соседнее здание выше
нашего. Таким образом, я был скрыт от любопытных взглядов. Около окна этой
ванной комнаты было другое окно, в два приема я достиг его и заглянул
внутрь. Это была не ванная, а скорее чулан, где помещалась установка
распределения центрального отопления. Еще усилие - и я в чулане. Я закрыл
оконце и сел под ним. Я успокоился: здесь меня искать не будут, разве что не
повезет...
Я ждал... Дрянное дело: я оставил все бумаги, изъятые из портфеля
Влефты... У меня остался только чек. Эти бумаги доказывают мое пребывание у
Франсуазы, ее теперь посадят в тюрьму за сокрытие преступника. Бедняжка
дорого заплатит за свой благородный жест... При всем при том за кварталом
будут наблюдать, и придется поставить крест на том, чтобы прятаться здесь...
Если только я смогу выбраться из здания.
Несчастный трус, который в момент звонка агентов витал в облаках! Плавал
в сиропе, считал себя божьим избранником... И затем - крах! Повесьте трубку,
вы ошиблись! Сатана там правит бал!
Минуты тянулись бесконечно. Чулан, в котором я находился, пропах
затхлостью и старым деревом... Стояла влажная жара и угнетающая тишина... Я
подошел к двери, которую без труда приоткрыл... Она выходила на черную
лестницу. Я вышел. Между этажами находилось окно. Посмотрим. Окно выходило
на улицу. Перед входом внизу стоит авто... Я вижу приближающуюся Франсуазу.
Она идет быстрым шагом.
Говорю себе: во что бы то ни стало надо предупредить ее о том, что
произошло. Хватаюсь за шпингалет, чтоб открыть раму, но тяну слишком сильно
и он остается у меня в руках! Вот зараза! Со всех ног бегу этажом ниже,
рискуя встретить кого-нибудь... Но когда я открываю окно, Франсуаза уже
вошла в подъезд. Все вывернуто наизнанку, включая честь! Мне необходимо
действовать очень быстро, до того, как эти господа из полиции устроят свою
контору в помещении.
Продолжаю спускаться... Внизу надо пересечь холл, однако какая-то старая
дама моет плиточный пол, всерьез и надолго. Снова поднимаюсь. Руки мои
нервно дрожат, ужас сжимает горло. Возвращаюсь на свой пост у окна...
Проходит четверть часа, и я вижу, что оба недоброжелателя выходят, садятся в
свою карету и уезжают. Говорю себе, что это невозможно! Наверное, я сплю!
Неужели они оставили Франсуазу на свободе? Мне самому нравится, что женщины
умеют убеждать, но тем не менее!
Подождал еще, чтобы убедиться, нет ли часового в районе. Нет! Улица
пуста, как поэма Мину Друе. Лучшее, что я смогу сделать, это вернуться к
Франсуазе, и мы будем держать военный совет, чтобы решить, как дальше
действовать...
Посмотрите, Пэндер! Повторяю упражнения подтягивания на руках над
пустотой. На этот раз техника у меня уже отработана. Я подтягиваюсь к раме
второго пересечения желобов и проникаю в ванную комнату...
Я был уверен, что малышка Суа-Суа недоумевает, куда это я подевался. Если
она еще икает, я исцелю ее своим выходом из ванной комнаты. Я открыл дверь,
пересек прихожую и вошел в комнату.
- Ку-ку,- сказал я, входя, милой швейцарочке, которая сидела в кресле.
Но это нежное дитя не подпрыгнуло. Да разве можно подпрыгнуть с
перерезанным от уха до уха горлом!
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
Я обошел кресло и увидел ее. Я остолбенел настолько, что должен был сесть
на диван напротив. У меня было достаточно времени созерцать бедствие... Вот
такие дела!
У Франсуазы изменилось лицо. Смерть сделала ее похожей на восковую
статую. На ее щеках и груди были следы ожогов от сигарет; блузка была
разорвана и наполовину содрана.
Я понял, насколько ошибся на счет этих двух бродяг. Без сомнения, это
были не полицейские! Теперь-то я понял, что произошло. Когда Франсуаза
позвонила Матиасу, женщина приняла поручение и передала его руководителям
сети вместо того, чтобы предупредить моего друга. Они послали за
необходимыми сведениями двух исполнителей. Эти добрые люди обыскали
квартиру, никого не нашли, но получили в свои грязные руки документы,
изъятые у Влефты. В этот момент неожиданно возникла Франсуаза. Они стали
спрашивать ее обо мне. Несмотря на жестокое обращение, которое ее заставили
испытать, она не могла сказать, где я - и не без основания - тогда они ее
прикончили, чтобы она не проболталась...
Кровельщик назвал бы это неожиданной неприятностью. Банда одна, банда
другая, все, что произошло с моей подругой по любовным играм, волей-неволей
вызовет малодушие. Те, кто за то, чтобы никогда не участвовать в грязных
историях, почерпнут урок для раздумий под крышей из листового железа. "Да
здравствуют домашние туфли"! - напишут они большими буквами на своей печной
трубе. "Да здравствует спокойствие"! Признаться, я не могу их осуждать.
В последний раз я посмотрел на труп. Глаза закрыты. Однако на ее милом
лице отчетливо прочитывалась паника.
Я прошептал:
- Я спущу с них шкуру, Франсуаза, клянусь! Они мне за тебя заплатят, эти
навозные жуки!
Я поднялся, так как соседство стало невыносимым. Нельзя долго оставаться
рядом с мертвецом, медики вам это подтвердят! Я проверил карманы: бабки,
бумажник на месте и попрощался с дамой. Когда я открыл дверь, то так резко
отпрянул назад, что упал на подставку для зонтов.
На коврике стояли три господина, которые собирались позвонить. Это были
те же самые, - ошибиться невозможно: те самые, что ни на есть настоящие.
Такие рожи не забудешь.
Великий Сан-Антонио откровенно грубо спросил себя: "Это, случайно, не
