себя еще и вами мы не станем.
- Неужели у ректората нет ничего важнее Шекспира и меня? -
спросил Максвелл. - А возрождение дуэлей в Гейдельберге? И спор о том,
этично ли допускать некоторых внеземных студентов в футбольные
команды, и...
- Но поймите же! Важно то, что происходит именно в этом городке!
- простонал Лонгфелло.
- Потому что сюда перевели ректорат? Хотя Оксфорд, Гарвард и
десяток других...
- Если хотите знать мое мнение, - сухо сказал Лонгфелло, - то я
считаю, что попечительский совет поступил несколько необдуманно. Это
создало для ректората множество трудностей.
- А что произойдет, если я поднимусь на вершину холма, войду в
здание ректората и начну стучать кулаком по письменным столам? -
спросил Максвелл.
- Вы это сами прекрасно знаете. Вас вышвырнут вон.
- А если я приведу с собой полки журналистов и телевизионных
операторов, которые будут ждать моего возвращения у дверей?
- В этом случае вас, вероятно, не вышвырнут. И возможно, вы даже
прорветесь к ректору. Но могу вас заверить, что при подобных
обстоятельствах вы заведомо ничего не добьетесь.
- Следовательно, - сказал Максвелл, - я заранее обречен на
неудачу, что бы я ни пытался предпринять.
- Собственно говоря, - сообщил ему Лонгфелло, - я пришел к вам
сегодня совсем для другого. Мне было поручено передать вам приятное
известие.
- Не сомневаюсь! Так какую же косточку вы собирались мне
бросить, чтобы я тихо исчез со сцены?
- Вовсе не косточку! - обиженно заявил Лонгфелло. - Я
уполномочен предложить вам пост декана в экспериментальном институте,
который наш университет организует на Готике IV.
- А, на планете с колдуньями и магами?
- Перед специалистом и вашей области этот пост открывает
огромные возможности, - убедительно сказал Лонгфелло. - Планета, где
магические свойства развивались без помех со стороны разумных существ
иного типа, как это произошло на Земле...
- И расстояние в сто пятьдесят миллионов световых лет, - заметил
Максвелл. - Далековато и, наверное нудно. Однако оплачивается эта
миссия, вероятно, неплохо?
- Весьма и весьма, - ответил Лонгфелло.
- Нет, спасибо, - сказал Максвелл. - Моя работа здесь меня вполне
удовлетворяет.
- Работа?
- Ну конечно. Разрешите напомнить вам, что я профессор
факультета сверхъестественных явлений.
Лонгфелло покачал головой.
- Уже нет, - объявил он. - Простите, но я должен вам напомнить,
что вы скончались более трех недель назад. А открывающиеся вакансии
заполняются немедленно.
- То есть мое место уже занято?
- Ну, разумеется, - заметил Лонгфелло. - В настоящее время вы
безработный.
1О.
Официант принес омлет с грудинкой, налил кофе и удалился,
оставив Максвелла одного. За огромным окном голубым зеркалом
простиралось озеро Мендота, и холмы на дальнем берегу терялись в
лиловой дымке. По стволу кряжистого дуба у самого окна пробежала белка
и вдруг замерла, уставившись глазами-бусинами на человека за столиком.
Красно-бурый дубовый лист оторвался от ветки и, неторопливо
покачиваясь, спланировал на землю. По каменистому откосу у воды шли
рука об руку юноша и девушка, окутанные утренней озерной тишиной.
Куда воспитанное и цивилизованнее было бы принять приглашение
Лонгфелло и позавтракать с ним, подумал Максвелл. Но в ту минуту он
чувствовал, что сыт секретарем ректора по горло, и ему хотелось только
одного: наедине с самим собой оценить положение и кое о чем
поразмыслить - хотя, возможно, времени на размышления у него уже не
осталось.
Он оказался прав - шансов увидеться с ректором у него почти не
было, и не только потому, что тот был чрезвычайно занят, а его
подчиненные настаивали на строжайшем соблюдении всех тонкостей
священной бюрократической процедуры, но еще и потому, что по не вполне
понятной причине ситуация с удвоившимся Питером Максвеллом запахла
скандалом, от которого Арнольд жаждал держаться как можно дальше.
Глядя в выпученные беличьи глазки, Максвелл прикидывал, не могла ли
позиция ректора объясняться беседой с инспектором Дрейтоном. Может
быть, служба безопасности взялась за Арнольда? Это казалось
маловероятным, но все же возможным. Как бы то ни было, о нервном
состоянии Арнольда можно было судить по той поспешности, с какой ему
был предложен пост на Готике IV. Ректорат не только не хотел иметь
ничего общего с этим вторым Питером Максвеллом, но и предпочел бы
убрать его с Земли на захолустную планету, где он вскоре был бы всеми
забыт.
После смерти того, другого Максвелла его место на факультете,
естественно, не могло оставаться незаполненным - студенты должны
учиться и кто-то должен вести его курс. Тем не менее для него можно было
бы подыскать что-нибудь и здесь. А если этого не сделали и сразу же
предложили ему пост на Готике IV, следовательно, на Земле он мешает.
И все-таки странно! Ведь о том, что существовали два Питера
Максвелла, ректорату стало известно лишь накануне, а до тех пор никакой
проблемы вообще не было. А это значит, решил Максвелл, что кто-то уже
успел побывать в ректорате - кто-то стремящийся избавиться от него, кто-то
опасающийся, что он помешает... Но чему? Ответ напрашивался сам собой,
и самая эта легкость вызвала у Максвелла инстинктивное ощущение, что он
ошибается. Однако, сколько он ни раздумывал, ответ был только один: кто-
то еще знает о сокровищах библиотеки хрустальной планеты и пытается
ими завладеть.
Во всяком случае, ему известно одно имя - Черчилл. Кэрол сказала,
что к переговорам о продаже Артефакта, которые ведет Институт времени,
имеет отношение какой-то Черчилл... А вдруг Артефакт и есть цена, за
которую можно получить библиотеку хрустальной планеты? Конечно,
слишком полагаться на это нельзя, и тем не менее... ведь никому не
известно, что такое Артефакт.
И если подумать, Черчилл - самый подходящий человек для
устройства подобных сделок. Конечно, только как подставное лицо, по
поручению кого-то, кто не может выступить открыто. Ведь Черчилл
профессиональный посредник и знает все ходы и выходы. У него есть
связи, и за долгие годы, он, наверное, обзавелся источниками информации
в самых разных влиятельных учреждениях.
Но в этом случае, подумал Максвелл, его собственная задача очень
усложняется. Ему теперь надо остерегаться не только огласки, неизбежной,
если бы он обратился в обычные инстанции, - возникала опасность, что его
сведения попадут во враждебные руки и будут обращены против него.
Белка уже соскочила со ствола и теперь деловито сновала по
спускающейся к озеру лужайке, шурша опавшими листьями в надежде
отыскать желудь, которого не углядела раньше. Юноша и девушка
скрылись из виду, и поднявшийся легкий ветерок морщил зеркальную
поверхность озера.
Зал был почти пуст - те, кто начал завтракать раньше, уже кончили
и ушли. С верхнего этажа доносились звуки голосов и шарканье подошв -
это студенты собирались в клубе, где они обычно проводили свободное от
занятий время.
Это здание было одним из самых старых в городке и, по мнению
Максвелла, самым прекрасным. Уже более пятисот лет оно служило
уютным местом встреч и занятий для многих поколений, и множество
чудесных традиций превратило его в родной дом для бесчисленных тысяч
студентов. Тут они находили тишину и покой для размышлений и занятий,
и уютные уголки для дружеской беседы, и комнаты для бильярда и шахмат,
и столовые, и залы для собраний, и укромные маленькие читальни, где
стенами служили полки с книгами.
Максвелл отодвинул стул от столика, но остался сидеть - ему не
хотелось вставать и уходить, так как он понимал, что, покинув этот тихий
приют, будет вынужден сразу же погрузиться в водоворот трудных
проблем. За окном золотое осеннее утро нежилось в лучах солнца, которое
поднималось все выше и пригревало все сильнее, обещая день, полный
золотых метелей опадающих листьев, голубой дымки на дальних холмах,
торжественного великолепия хризантем на садовых клумбах, пригашенного
сияния златоцвета и астр в лугах и на пустырях.
За его спиной послышался торопливый топоток множества ног в
тяжелой обуви, и, повернувшись, он увидел, что собственник этих ног
быстро приближается к нему по красным плиткам пола.
Больше всего это существо напоминало гигантского сухопутного
краба - членистые ноги, нелепо наклоненное туловище, длинные
гротескные выросты (по-видимому, органы чувств) над непропорционально
маленькой головой. Он был землисто-белого цвета. Три черных глаза-
шарика подрагивали на концах длинных стебельков.
Существо остановилось перед столиком, и три стебелька сошлись,
направив глаза на Максвелла.
Оно заговорило высоким пискливым голосом, и кожа на горле под
крохотной головкой быстро запульсировала.
- Сообщено мне, что вы есть профессор Максвелл.
- Вас не обманули, - сказал Максвелл. - Я действительно Питер
Максвелл.
- Я есть обитатель мира, вами названного Наконечник Копья
Двадцать Семь. Имя, мною имеемое, вам интересно не есть. Я являюсь к
вам с поручением лица, меня нанимающего. Возможно, вам оно известно
под наименованием мисс Нэнси Клейтон.
- Еще бы! - сказал Максвелл и подумал, насколько это в духе
Нэнси - нанять в качестве посыльного столь явно внеземное существо.
- Я тружусь на свое образование, - объяснил Краб. - Я выполняю
работу, какую нахожу.
- Весьма, похвально, - заметил Максвелл.
- Я прохожу курс математики времени, - сообщил Краб. - Я
специализируюсь на конфигурации линий вселенной. Я лихорадочно этим
увлечен.
По виду Краба было трудно поверить, что он способен на
увлечение, и тем более лихорадочное.
- Но чем объясняется подобный интерес? - спросил Максвелл. -
Какими-то особенностями - вашей родной планеты? Вашими культурными
традициями?
- О, весьма и весьма! Абсолютно новая идея есть. На моей планете
нет представления о времени, никакого восприятия такого явления, как
время. Очень есть потрясен узнать о нем. И заинтересован. Но я чрезмерно
уклоняюсь. Я есть здесь с поручением. Мисс Клейтон желает знать,
способны вы посетить ее прием вечером данного дня. У нее в восемь по
часам.
- Пожалуй, я приду, - сказал Максвелл. - Передайте ей, что я всегда
стараюсь не пропускать ее приемов.
- Чрезмерно рад! - объявил Краб. - Она столь хочет получить вас
там. Вы есть говоримы о.
- Ах так! - сказал Максвелл.
- Вас тяжко находить. Я бегам быстро и тяжко. Я спрашиваю во
многих местах. И вот - победоносен.
- Мне очень жаль, что я причинил вам столько беспокойства, -
сказал Максвелл, опуская руку в карман и извлекая кредитку.
Существо протянуло одну из передних ног, ухватило кредитку
клешней, сложило ее несколько раз и засунуло в маленькую сумку,
открывшуюся на его груди.
- Вы добры более ожидания, - пропищало оно. - Еще одно сведение.
Причина приема - представление гостям картины, недавно приобретенной.
Картины очень долго утраченной и исчезнувшей. Кисти Альберта
Ламберта, эсквайра. Большой триумф для мисс Клейтон.
- Не сомневаюсь, - сказал Максвелл. - Мисс Клейтон -
специалистка по триумфам.
- Она, как наниматель, любезна, - с упреком возразил Краб.
- Конечно, конечно, - успокоил его Максвелл,
Существо быстро переставило ноги и галопом выбежало из зала.
Максвелл услышал, как оно протопало вверх по лестнице, ведущей к
выходу на улицу.
Потом он встал и тоже направился к дверям. Если прием посвящен
картине, подумал он, полезно будет поднабраться сведений о художнике.И
усмехнулся - уж наверное, почти все, кого Нэнси пригласила, займутся
сегодня тем же.
Ламберт? Фамилия показалась ему знакомой. Что-то он о нем
читал... возможно, очень давно. Статью в каком-нибудь журнале, коротая
свободный час?
11.
Максвелл открыл книгу.
"Альберт Ламберт, - гласила первая страница, - родился в Чикаго
(штат Иллинойс) 11 января 197З года. Славу ему принесли картины,
