скис!
- Но ведь эль не может скиснуть! - возразил Максвелл, понимая,
какая произошла трагедия.
Мистер О'Тул запрыгал на тропе, пылая яростью. Его лицо из
коричневого стало багровым и тут же полиловело. Он хрипел и задыхался.
- Нет, может! Если его сглазить! Проклятие, о проклятие!
Он повернулся и заспешил вниз по тропе в сопровождении
маленького гоблина.
- Только дайте мне добраться до этих гнусных троллей! - вопил
мистер О'Тул. - Только дайте мне наложить лапы на их жадные глотки! Я
их выкопаю из-под земли вот этими самыми руками и повешу на солнце
сушиться! Я спущу с них со всех шкуры! Я их так проучу, что они вовек не
забудут!..
Его угрозы все больше сливались в нечленораздельный рев, пока
он быстро удалялся вниз до тропе, спеша к мосту, под которым обитали
тролли.
Два человека с восхищением смотрели ему вслед, дивясь такому
всесокрушающему гневу.
- Ну, - сказал Черчилл, - вот мы и лишились возможности испить
сладкого октябрьского эля.
4.
Когда Максвелл на одной из внешних более медленных полос
шоссе доехал до окраины университетского городка, часы на консерватории
начала отбивать шесть. Из аэропорта Черчилл поехал другим путем, и
Максвелл был этим очень доволен - не только потому, что юрист был ему
чем-то неприятен, но и потому, что он испытывал потребность побыть
одному. Ему хотелось ехать медленно, откинув щиток, в тишине, ни с кем
не разговаривая и только впитывая атмосферу всех этих зданий и аллей, и
чувствовать, что он вернулся домой, в единственное место в мире, которое
по-настоящему любил.
Сумерки спускались на городок благостной дымкой, смягчая
очертания зданий, превращая их в романтические гравюры из старинных
книг. В аллеях группами стояли студенты с портфелями и негромко
переговаривались. Некоторые держали книги прямо под мышкой. На
скамье сидел седой старик и смотрел, как в траве резвятся белки. По
дорожке неторопливо ползли двое внеземлян-рептилий, поглощенные
беседой. Студент-человек бодро шагал по боковой аллее, насвистывая на
ходу, и его свист будил эхо в тихих двориках. Поравнявшись с рептилиями,
он поднял руку в почтительном приветствии. И повсюду высились древние
величественные вязы, с незапамятных времен осеняющие все новые и
новые поколения студентов.
И вот тут-то огромные куранты начали отбивать шесть часов.
Густой звон разнесся далеко вокруг, и Максвеллу вдруг почудилось, что это
дружески здоровается с ним университетский городок. Часы были его
другом, подумал он, и не только его, но всех, до кого доносился их бой. Это
был голос городка. По ночам, когда он лежал в постели и засыпал, ему
было слышно, как они бьют, отсчитывая время. И не просто отсчитывая
время, но, подобно стражу, возвещая, что все спокойно.
Впереди в сумраке возникла громада Института времени -
гигантские параллелепипеды из пластмассы и стекла, сияющие огнями. К
их подножию прижался музей. Поперек его фасада протянулось бьющееся
на ветру белое полотнище. В сгущающихся сумерках Максвелл с такого
расстояния сумел разобрать только одно слово: "ШЕКСПИР".
Он улыбнулся при мысли о том, как должен бурлить сейчас
факультет английской литературы. Старик Ченери и вся компания не
простили Институту времени, когда два-три года назад Институт докопался,
что автором пьес был все-таки не граф Оксфорд. И это появление
стрэтфордца во плоти будет горстью соли, высыпанной на еще не
зажившую рану.
Вдали, на западной окраине городка, высились на вершине холма
административные корпуса, словно вписанные тушью в гаснущий багрянец
над горизонтом.
Полоса шоссе двигалась все дальше, мимо Института времени и его
кубического музея с трепещущим полотнищем плаката. Часы кончили
отбивать время, и последние отголоски замерли во мгле.
Шесть часов! Через две-три минуты он сойдет с полосы направится
к "Гербу Уинстонов", который был его домом уже четыре года... нет,
впрочем, не четыре, а пять! Максвелл сунул руку в правый карман куртки и
в маленьком внутреннем кармашке нащупал кольцо с ключами.
Теперь впервые после того, как он покинул Висконсинскую
передаточную станцию, им вдруг овладела мысль о другом Питере
Максвелле. Конечно, история, которую рассказал ему инспектор Дрейтон,
могла быть правдой, хотя он сильно в этом сомневался. Служба
безопасности была вполне способна пустить в ход именно такой прием,
чтобы выведать у человека всю подноготную. Однако если это ложь, то
почему из системы Енотовой Шкуры не поступило сообщения о том, что он
не прибыл? Впрочем, и это ему известно только со слов инспектора
Дрейтона, и про другие два таких же случая - тоже. Если можно усомниться
в одном утверждении Дрейтона, с какой стати принимать на веру
остальные? Если хрустальная планета перехватывала и других
путешественников, он, пока был там, ничего об этом не слышал. Однако,
сказал себе Максвелл, это тоже ничего не означает: хозяева хрустальной
планеты, несомненно сообщали ему только то, что считали нужным
сообщить.
Тут он сообразил, что тревожит его не столько разговор с
Дрейтоном, сколько слова О'Тула: "Мы послали венок из омелы и
остролиста в знак нашей глубочайшей скорби". Если бы не скисший эль,
он, конечно, обсудил бы со старым гоблином события этих недель, но им
так и не представился случай поговорить по душам.
Впрочем, пока можно об этом не думать. Как только он доберется
домой, то сразу же позвонит кому-нибудь из своих друзей и узнает правду.
Но кому позвонить? Харлоу Шарпу в Институт времени? Или Даллесу
Греггу, декану его факультета? Или, может быть, Ксигму Маону Тайру,
старому эриданцу с белоснежным мехом и задумчивыми лиловыми
глазами, который целую жизнь провел в крохотном кабинете, разрабатывая
методы анализа структуры мифов? Или Аллену Престону, близкому
приятелю, юристу? Пожалуй, начать следует с Престона - ведь если
Дрейтон не солгал, ситуация может осложниться именно в юридическом
плане.
Максвелл сердито одернул себя. Он, кажется, поверил! Во всяком
случае, - вот-вот поверит! Если так пойдет дальше, он начнет убеждать
себя, что все это - чистая правда!
"Герб Уинстонов" был уже совсем близко. Максвелл поднялся с
сиденья, взял чемодан и перешел на внешнюю, еле ползущую полосу.
Напротив "Герба Уинстонов" он спрыгнул на тротуар.
Ни на широкой каменной лестнице, ни в вестибюле никого не
было. Пошарив в кармане, он вытащил ключи и зажал в пальцах тот,
который открывал дверь его квартиры. Лифт уже ждал, и он нажал кнопку
седьмого этажа.
Ключ сразу вошел в замок и легко в нем повернулся. Дверь
открылась, и Максвелл вошел в темную комнату. Дверь за его спиной
автоматически закрылась, щелкнув замком, и он протянул руку к
выключателю.
Но так и застыл с поднятой рукой. Что-то было не так. Какое-то
чувство... ощущение... может быть, запах? Да, именно - запах! Слабый
нежный аромат незнакомых духов.
Максвелл ударил по кнопке. Вспыхнул свет.
Комната стала другой. Не та мебель и пронзительно-яркие картины
на стенах. У него не было и никогда не будет таких картин!
Позади него снова щелкнул замок, и он стремительно обернулся.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел саблезубый тигр.
При виде Максвелла огромный кот припал к полу и заворчал,
обнажив шестидюймовые кинжалы клыков.
Максвелл осторожно попятился. Тигр медленно пополз вперед, по-
прежнему ворча. Максвелл шагнул назад, почувствовал удар по лодыжке,
попытался удержаться на ногах и понял, что падает. Он же видел этот
пуфик! Мог бы, кажется, вспомнить... но не вспомнил, споткнулся о него и
сейчас здорово шлепнется. Он попытался расслабиться, ожидая удара о
жесткий пол, но вместо этого его спина погрузилась во что-то мягкое, и он
сообразил, что приземлился на кушетку, которая стояла за пуфиком.
Тигр в изящном прыжке повис в воздухе, прижав уши, полуоткрыв
пасть и вытянув массивные лапы вперед, словно таран. Максвелл вскинул
руки, загораживая грудь, но лапы отбросили их в сторону, как пушинки, и
придавили его к кушетке. Огромная кошачья морда со сверкающими
клыками придвинулась к самому его лицу. Медленно, почти ласково тигр
опустил голову, и длинный розовый язык, шершавый, как терка, облизал
щеки Максвелла.
Гигантский кот замурлыкал.
- Сильвестр! - донеслось из-за двери, - Сильвестр, немедленно
прекрати!
Тигр еще раз ободрал языком лицо Максвелла и присел на задние
лапы. Ухмыляясь и поставив уши торчком, он рассматривал Максвелла с
дружеским и даже восторженным интересом.
Максвелл приподнялся и сел, откинувшись на спинку кушетки.
- Кто вы, собственно, такой? - спросила стоявшая в дверях
девушка.
- Видите ли, я...
- Однако вы не из робких, - заметила она.
Сильвестр замурлыкал громче.
- Извините, мисс, - сказал Максвелл, - но я здесь живу. Во всяком
случае, жил раньше. Это ведь квартира семь - двадцать один?
- Да, конечно, - кивнула она. - Я сняла ее ровно неделю назад.
- Я мог бы догадаться, - сказал Максвелл, пожимая плечами. - Ведь
мебель другая!
- Я потребовала, чтобы хозяин вышвырнул прежнюю, - объяснила
она. - Это было что-то чудовищное.
- Погодите, - перебил Максвелл. - Старый зеленый диван, довольно
потертый...
- И бар орехового дерева, - подхватила девушка. - И гнуснейший
морской пейзаж, и...
- Достаточно, - устало сказал Максвелл. - Вы вышвырнули отсюда
мои вещи.
- Не понимаю... Хозяин сказал, что прежний жилец умер.
Несчастный случай, если не ошибаюсь.
Максвелл медленно поднялся на ноги. Тигр последовал его
примеру, подошел поближе и начал нежно тереться головой о его колени. -
Сильвестр, перестань! - скомандовала девушка.
Сильвестр продолжал свое занятие.
- Не сердитесь на него, - сказала она. - Он ведь просто большой
котенок.
- Биомех?
Девушка кивнула.
- Поразительная умница. Он ходит со мной повсюду. И всегда
ведет себя прилично. Не понимаю, что на него нашло. Наверное, вы ему
понравились.
Говоря все это, она смотрела на тигренка, но тут внезапно бросила
на Максвелла внимательный взгляд.
- Вам нехорошо?
Максвелл покачал головой.
- Вы что-то очень побелели.
- Небольшое потрясение, - объяснил он. - Вероятно, в этом все
дело. Я сказал вам правду. До недавнего времени я действительно жил
здесь. Произошла какая-то путаница...
- Сядьте, - приказала она. - Хотите выпить чего-нибудь?
- Если можно. Меня зовут Питер Максвелл, я профессор...
- Погодите! Максвелл, вы сказали? Питер Максвелл... Ведь так
звали...
- Да, я знаю, - сказал Максвелл. - Так звали того человека, который
умер.
Он осторожно опустился на кушетку.
- Я принесу вам чего-нибудь, - сказала девушка.
Сильвестр подобрался поближе и ласково положил массивную
голову Максвеллу на колени. Максвелл почесал его за ухом, и Сильвестр,
громко замурлыкав, чуть-чуть повернулся, чтобы показать Максвеллу, где
надо чесать.
Девушка вернулась с рюмкой и села рядом.
- Но я все-таки не понимаю... Если вы тот, кто....
- Все это, - заметил Максвелл, - очень запутано.
- Должна сказать, что держитесь вы неплохо. Немного
ошеломлены, пожалуй, но не сокрушены.
- По правде говоря, - признался Максвелл, на самом-то деле я не
был застигнут врасплох. Меня поставили об этом в известность, но я не
поверил. То есть не позволил себе поверить. - Он поднес рюмку к губам. -
А вы не будете пить?
- Если вам лучше, - сказала она, - если вы в норме, я пойду налью и
себе.
- Я прекрасно себя чувствую, - объявил Максвелл. - И как-нибудь
все это переживу.
Он посмотрел на свою собеседницу и только теперь увидел ее, по-
настоящему - стройная, подтянутая, коротко подстриженные темные
волосы, длинные ресницы и глаза, которые ему улыбались.
- Как вас зовут? - спросил он.
- Кэрол Хэмптон. Я историк, работаю в Институте времени.
- Мисс Хэмптон, - сказал он, - приношу вам свои извинения. Я
уезжал - вообще с Земли. И только что вернулся. У меня был ключ, он
