меньше трех месяцев.
А что потом? - спросил я себя. Что будет потом? И не только со
мной, а со всеми этими людьми? Что будет с городом?
"Мы покупаем все" - стояло на карточке. Это звучало как реклама
давнишнего старьевщика, который в свое время покупал все, что ему ни
притащат, - бутылки, кости, всякую рвань. Только старьевщик был честным
покупателем. Он покупал ради прибыли. А с какой целью покупали эти
люди? Для чего, спрашивается, покупал Флетчер Этвуд? Ясно, что не ради
прибыли, если он платил больше, чем того стоили, к примеру, магазин или
дом, и потом не пользовался своей покупкой.
Я бросил пальто на стул. Туда же полетела и шляпа. Из ящика
письменного стола я достал телефонную книгу и перелистал ее до фамилии
"Этвуд". Этвудов там было пруд пруди, но ни одного из них не звали
Флетчером. В книге не было ни одного Этвуда, имя которого хотя бы
начиналось с буквы "Ф".
Я позвонил в справочную.
Девушка просмотрела списки абонентов и мелодично пропела:
- У нас такой не значится.
Я положил трубку и задумался.
Я был поставлен перед фактами, которые взывали к немедленным
действиям, но с какого боку к этому подступиться? А если уж решил этим
заняться, то что именно следует предпринять? И что вообще можно сделать,
когда кто то покупает город?
Но прежде всего - как все это рассказать, чтобы тебе поверили?
Я перебрал несколько человек, но не нашел ни одной подходящей
кандидатуры. Взять, к примеру, Старика - ему бы я выложил все без
остатка, хотя бы потому, что я на него работал. Но ведь за один только
намек на то, что происходит, он запросто может меня уволить, как
последнего идиота и ничтожество.
Можно было обратиться к мэру, к шефу полиции или еще какому-
нибудь блюстителю закона вроде прокурора округа или министра юстиции,
но если я шепну кому-нибудь из них хоть полслова, меня быстренько
выставят за дверь, как очередного сумасшедшего, или упрячут за решетку.
Есть еще сенатор Роджер Хилл, вспомнил я. Вот кто меня может
выслушать.
Я протянул было руку к трубке, но сразу же отдернул ее.
Что все-таки я скажу ему, когда меня соединят с Вашингтоном?
Я мысленно представил, как будет выглядеть мое сообщение.
"Знаешь, Родж, кто-то пытается купить город. Я тайком пробрался
в контору и нашел там документы. И еще там была вешалка с одеждой,
коробка из-под обуви, полная кукол, и большая дыра в стене..."
Слишком уж все это было нелепо, слишком фантастично, чтобы
хоть один человек отнесся к этому серьезно. Явись ко мне кто-либо с
подобной историей, я бы сам решил, что у этого парня не все дома.
Прежде чем к кому-нибудь обращаться, мне необходимо собрать
больше доказательств. Я должен выяснить все до конца. Чтобы я мог
сообщить, кто этим занимается, как и с какой целью, причем разузнать об
этом я должен как можно скорее. Я уже решил, с чего начать - с Флетчера
Этвуда. Где бы он ни был, его нужно найти. О нем мне были известны два
факта: у него не было телефона, и несколько лет назад он купил усадьбу
"Белмонт" в предместье Тимбер Лейн. Правда, не совсем ясно, жил ли он
там когда-нибудь, но тем не менее с этого можно было начать. Даже если
его сейчас там нет, даже если его там вообще никогда не было, не
исключено, что какая-нибудь найденная в доме мелочь может навести на
его след.
На моих часах было без четверти семь - пора было ехать за Джой,
и у меня уже не оставалось времени на переодевание. Чтобы Джой не
ворчала, я надену чистую рубашку и сменю галстук, а остальное сойдет и
так. В конце концов, не кутить же мы собрались - мы ведь ехали просто
поужинать.
Войдя в спальню, я не стал включать лампу - из двери гостиной
сюда падала широкая полоса света. Из ящика туалетного столика я достал
рубашку, сорвал с нее целлофановую упаковку, в которой она была
доставлена из прачечной, и вытащил из нее картонную прокладку.
Встряхнув рубашку, я бросил ее на спинку стула и направился к стенному
шкафу за галстуком. И, уже потянув к себе дверцу, я вдруг сообразил, что
здесь темно и нужно включить свет, иначе я не смогу выбрать галстук.
Я успел приоткрыть дверцу шкафа на какой-нибудь фут, а
вспомнив про свет, я снова закрыл ее. Сам не знаю, почему я так сделал.
Ведь, отойдя на секунду к выключателю, я вполне мог бы оставить шкаф
открытым.
И за то мгновение, пока он был открыт, я увидел, или
почувствовал, или услышал - уж не знаю, как объяснить это ощущение, -
что в темноте шкафа что-то копошится. Словно в нем меня поджидала
ожившая одежда; словно галстуки на вешалке превратились в змей,
висевших неподвижно как галстуки, до той поры, пока не наступит время
нанести удар.
Если б я попытался захлопнуть дверцу только после того, как
заметил в шкафу какое-то движение, пожалуй, было бы уже слишком
поздно. Но я закрыл ее вовсе не потому, что там что-то двигалось. Я начал
закрывать дверцу еще до того, как в шкафу что-то зашевелилось, - во
всяком случае, раньше, чем это дошло до моего сознания.
Я попятился через всю комнату - подальше от этого кошмара,
который корчился и извивался за дверцей шкафа, и в душу мне ворвался
ужас, тот отчаянный, клокочущий ужас, который охватывает человека
только тогда, когда на него с ненавистью оскаливается его собственный
дом.
Но несмотря на этот леденящий кровь ужас, я все-таки пытался
убедить себя в том, что тут какая-то ошибка: может случиться все, что
угодно, только не это. Ваш стул может вырастить челюсти и укусить вас,
когда вы на него присядете; у вас из-под ног смогут предательски уползать
коврики; на нас может напасть ваш собственный холодильник; но ничего
подобного не может произойти со стенным шкафом. Ведь шкаф - это как бы
часть человека. Человек хранит в нем свою вторую, искусственную кожу, и
поэтому со шкафом у него более близкие, более интимные отношения, чем
со всей остальной обстановкой его жилья.
Но даже в тот момент, когда я, пытаясь свалить все на свое больное
воображение, убеждал себя, что этого не может быть, из-за закрытой
дверцы шкафа явственно слышался какой-то шорох и лихорадочная возня.
Это может показаться странным, но что-то неодолимо влекло меня
к тому месту; словно завороженный, я почти с неохотой попятился,
переступил порог спальни и остановился у двери, не в силах оторвать
взгляд от мрака, в котором копошилось это таинственное нечто. Да, там
что-то было; если я не сошел с ума и меня не обманывали все мои органы
чувств, там, несомненно, что-то было. То, что имело отношение к
замаскированному капкану и обыкновенной коробке из-под обуви,
наполненной необыкновенными куклами.
Но почему это случилось именно со мной? - спросил я себя. Спору
нет, после того как я взломал дверь конторы, нашел кукол и встретил
девушку, заказавшую коктейль, это было бы логично. Такого рода события
вполне могли привлечь ко мне внимание. Но началось-то с капкана - ведь
капкан появился еще до того, как произошло все остальное.
Я напряг слух, чтобы еще раз услышать эту возню, но либо шорох
стих, как только я оттуда ушел, либо я стоял слишком далеко - сейчас я
ничего не услышал.
Я подошел к шкафчику, в котором хранил оружие, отпер нижний
ящик, достал из него автоматический пистолет и коробку с патронами,
заполнил обойму и вставил ее не место, Остальные патроны я высыпал из
коробки на ладонь и отправил их в карман.
Надев пальто я опустил пистолет в правый карман. И стал искать
ключи от машины.
Ни в карманах пальто, ни в карманах пиджака и брюк ключей не
оказалось. Тут было кольцо с ключами от входной двери, от шкафчика с
оружием, от моего редакционного стола, от моего сейфа в банке; помимо
этого, на нем болталось еще с полдюжины ключей от давным-давно
забытых замков - неизменная причудливая коллекция бесполезных ключей,
с которыми человек обычно никак не может расстаться.
Все это было при мне, а ключи от машины бесследно исчезли.
Я осмотрел мебель, обшарил письменный стол. Поискал на кухне.
Ключей нигде не было.
И, уже стоя на кухне, я наконец вспомнил, где их оставил. Теперь я
знал точно, где они. Перед моим мысленным взором возникли приборный
щиток, брелок с висящим на нем ключом от багажника и ключ зажигания,
аккуратно вставленный в замок. Приехав сегодня к вечеру домой, я оставил
их в машине. Да, вне всякого сомнения, я оставил их в машине, а такого со
мной почти никогда не случалось.
Я направился к двери, но, сделав несколько шагов, остановился. Я
вдруг со всей ясностью осознал, что не в силах заставить себя пойти на
темную стоянку и приблизиться к машине, в замке зажигания которой уже
торчит ключ.
Это было нелогично. Это было просто дико. Но я ничего не мог с
собой поделать, Ничего. Не будь в машине ключей, я пошел бы не
задумываясь. А то, что ключи были уже там, по какой-то непонятной,
совершенно необъяснимой причине меняло все дело и внушало страх.
Ужас сковал и обезоружил меня. Я заметил, что у меня дрожат
руки, но заметил только тогда, когда на них взглянул.
Часы показывали семь - Джой уже ждала меня. Она обидится и
будет права.
"Ни минутой позже, - предупредила она. - Я уже успею как следует
проголодаться".
Я подошел к письменному столу и протянул руку к телефону, но
она замерла в воздухе, еще не коснувшись трубки. Мой мозг вдруг
пронзила страшная мысль. А что, если телефон уже перестал быть
телефоном? Что, если все предметы в этой комнате только кажутся тем, чем
они должны быть? Что, если все они за последние несколько минут
превратились в адские машины?
Опустив руку в карман, я вытащил пистолет и осторожно ткнул
дулом в аппарат, но он не обернулся каким-нибудь неведомым живым
существом. Передо мной был самый обыкновенный телефон.
Все еще сжимая в руке пистолет, я другой рукой поднял трубку,
положил ее на стол и набрал номер.
И, уже поднеся трубку к уху, я спросил себя, что же мне все-таки ей
сказать,
Эта проблема разрешилась довольно просто: я назвал себя.
- Почему ты задерживаешься? - спросила она ласковее, чем
обычно.
- Джой, у меня неприятности,
- Что там у тебя опять стряслось?
Это была уже насмешка! Неприятности у меня случались крайне
редко.
- Я говорю серьезно, - сказал я. - Мне грозит опасность. Я не могу
поехать с тобой в ресторан.
- Трусишка, - фыркнула она. - Я сама за тобой заеду.
- Джой! - вскричал я. - Погоди! Ради бога, выслушай меня.
Держись от меня подальше. Поверь, я знаю, что делаю. Тебе нельзя со
мной встречаться.
- В чем дело, Паркер? Какие неприятности?
Голос ее звучал еще спокойно, но я уже уловил в нем тревожные
нотки.
- Не знаю! - в отчаянии воскликнул я. - Понимаешь, что-то
происходит. Что-то опасное и непонятное. Ты мне не поверишь, если я
расскажу тебе. И никто не поверит. Я займусь расследованием, но мне не
хочется, чтобы в этом была замешана ты. Может быть, завтра я сам себе
покажусь полнейшим болваном, но...
- Паркер, ты трезв?
- К величайшему сожалению, - ответил я.
- А ты здоров? Как ты себя чувствуешь сейчас?
- Прекрасно, - сказал я. - Только что-то скрывается в стенном
шкафу, а в коридоре за дверью недавно стоял капкан. и еще я нашел
коробку с куклами...
Я осекся, и мне захотелось вырвать себе язык. Черт меня дернул
заговорить об этом. Ведь я не собирался ей ничего рассказывать.
- Никуда не уходи, - приказала сна. - Через минуту я буду у тебя.
- Джой! - крикнул я. - Джой, не делай этого!
Но телефон молчал.
Я в отчаянии бросил трубку, но тут же снова поднял ее и набрал
номер Джой.
Безмозглый кретин, - проклинал я себя. Я обязан был как-то
остановить ее.
В трубке раздались гудки. Они следовали бесконечной чередой, и в
их звуке была какая-то пугающая пустота. Гудок за гудком, гудок за гудком
- и никакого ответа.
Я ел себя поедом за то, что проговорился. Мне следовало
притвориться мертвецки пьяным, неспособным выйти из дома; обидевшись,
