Она была поразительно красива, - той нестандартной красотой, при
которой полностью сохраняется индивидуальность.
Она, в свою очередь, пристально посмотрела на меня. Глаза ее
были холодны как лед.
- Мы с вами где-нибудь встречались? - спросила она.
- Думаю, что да, - ответил я.
Передо мной, чудесным образом выросшая и теперь одетая, сидела
та самая блондинка, которую я нашел в коробке из-под обуви.
12.
Бармен налил виски и занялся приготовлением коктейля для
блондинки.
На его лице была написана скука. Наверняка в этом самом баре у
него на глазах не раз подобным образом завязывались случайные
знакомства.
- Давно ли? - спросила она.
- Нет, - ответил я. - В общем-то совсем недавно. Если не ошибаюсь,
в одной конторе.
Если она и поняла мой намек, то ничем этого не выдала. Она была
чересчур холодной, неприступной и самоуверенной. Открыв портсигар, она
достала сигарету. Постучала ею о крышку, сунула в рот и выжидающе
взглянула на меня.
- Извините, - сказал л. - Я не курю. У меня нет при себе спичек.
Она вынула из сумочки зажигалку и дала ее мне.
Я щелкнул рычажком - из зажигалки вынырнул маленький язычок
пламени. И в тот момент, когда она наклонилась, чтобы прикурить, на меня
пахнуло фиалками или какими-то другими цветочными духами. Хотя,
пожалуй, это все-таки был запах фиалок.
И тут я понял то, о чем мне следовало бы догадаться с самого
начала. От Беннета пахло так вовсе не потому, что он пользовался каким-то
лосьоном для бритья, а наоборот - потому что он им не пользовался. Это
был его собственный запах, запах, присущий такого рода организмам.
Прикурив, девушка откинулась назад и сделала первую затяжку.
Потом очень изящно выпустила дым из ноздрей.
Я отдал ей зажигалку, и она небрежно бросила ее в сумочку,
- Благодарю вас, сэр, - произнесла она.
Бармен поставил перед ней на стойку коктейль. Напиток выглядел
очаровательно, его очень украшала брошенная в бокал красная вишенка на
черенке.
Я протянул бармену бумажку.
- За виски и коктейль.
- Нет, нет, сэр, - запротестовала она.
- Не огорчайте меня, - взмолился я, - Я обожаю угощать
хорошеньких девушек выпивкой, такая уж у меня слабость.
Она уступила, но ледок в ее глазах до конца не растаял.
- Вы никогда в жизни не курили? - пристально разглядывая меня,
спросила она.
Я отрицательно покачал головой.
- А почему? Чтобы сохранить остроту обоняния?
- Сохранить что?
- Остроту обоняния. Я подумала, что, может, по роду работы вам не
мешает иметь острое обоняние.
- Я никогда не рассматривал свою работу с такой точки зрения, -
сказал я, - но, пожалуй, в этом есть своя правда.
Она подняла бокал к лицу и внимательно посмотрела на меня
поверх его края.
- Сэр, - спокойным, ровным голосом произнесла она, - вы не
хотели бы себя продать?
Боюсь, что на этот раз я оказался не на высоте. У меня отнялся
язык, и я обалдело вытаращился на нее. Ведь она и не думала шутить; она
спросила это вполне серьезно, по-деловому.
- Начнем с миллиона, - продолжала она, - а там можно и
поторговаться.
Я уже пришел в себя.
- Вам нужна моя душа? - поинтересовался я. - Или только тело? С
душой будет чуточку подороже.
- Душу можете оставить себе, - ответила она.
- А кто же это собирается меня купить? Вы?
Она покачала головой.
- Нет. Мне вы не нужны.
- Значит, вы действуете от чьего-то имени? Быть может, от имени
того, кто скупает все без разбора? Скажем, магазин, чтобы тут же его
закрыть. Или целый город.
- Вы очень догадливы, - заметила она.
- Деньги - это еще не все, - заявил я. - Помимо денег, существуют и
другие ценности.
- Если хотите, - сказала она, - можно обсудить какую-нибудь иную
форму платежа.
Она поставила бокал на стойку и, порывшись в сумочке, протянула
мне карточку.
- Если надумаете, найдете меня по этому адресу, - сказала она. -
Предложение остается в силе.
Ее точно ветром сдуло с табурета, и, прежде чем я успел открыть
рот или как-то задержать ее, она уже затерялась в толпе.
Бармен, проплывая мимо, заметил нетронутые напитки.
- Что, выпивка не понравилась, приятель? - спросил он.
- Нет, все нормально, - ответил я.
Я положил карточку на стойку - ока легла обратной стороной
кверху. Я перевернул ее, и из-за тусклого освещения мне пришлось
наклонится, чтобы прочесть, что на ней написано.
Я мог бы и не читать. Ведь я заранее знал, что там увижу. Разница
была только в одной строчке. Вместо "Купля-продажа недвижимого
имущества" стояло: "Мы покупаем все".
Съежившись от пронизавшего мне душу холода, я сидел, как
нахохлившаяся птица, на своем высоком табурете. В баре было так
сумрачно, что все вокруг словно плавало в тумане; со всех сторон до меня
долетали отрывки человеческой речи, но в этих звуках почему-то было
мало человеческого - скорее они напоминали невнятное урчание каких-то
чудовищ или бессмысленные выкрики дегенератов. И, вкрапливаясь в этот
шум, то заглушая его, то пробиваясь в щели между фразами, подобно
непристойной шутке, нагло дребезжало пианино.
Я залпом выпил виски и остался сидеть там со стаканом в руке. Я
хотел было заказать еще одну порцию, но бармен уже занялся другими
посетителями.
Рядом со мной кто-то навалился на стойку и задел локтем бокал с
коктейлем. Он опрокинулся, и жидкость растеклась по полированному
дереву, как грязное масло; ножка бокала отломилась, а сам он разбился
вдребезги. Вишенка откатилась к краю стойки.
- Извините, - сказал этот человек. - Какой же я растяпа! Я закажу
вам другой.
- Пустяки, - успокоил я его. - Она все равно не вернется.
Я соскользнул с табурета и пошел к выходу.
Мимо ехало такси; я шагнул к краю тротуара и поднял руку.
13.
На небе уже погасли последние отблески дня, и на улицах горели
фонари. Я увидел, что часы на углу перед банком показывали почти
половину седьмого. Мне следовало поторопиться - на семь у меня было
назначено свидание, и Джой здорово раскипятится, если я явлюсь с
опозданием.
- Ночь сегодня будет классная - только на енотов охотиться, -
проговорил шофер. - Тепло, тихо, и луна вот-вот взойдет. Я б с
удовольствием подался в лес, да мне всю ночь работать. Мы тут с одним
парнем завели собаку. Черную, с рыжими подпалинами. А лает-то как - ну
просто музыка, такого в жизни не услышишь.
- Выходит, вы охотитесь на енотов, - заметил я с оттенком вопроса.
Не потому, что меня это заинтересовало, - просто я почувствовал, что от
меня ждут какой-то реплики.
Его это вполне устроило. Скорей всего, на большее он и не
рассчитывал.
- Это у меня с детства, - пояснил он. - Папаша начал брать меня с
собой на охоту, когда мне было лет эдак девять или десять. А это как влезет
в душу, так уж на всю жизнь, можете мне поверить. В такую вот ночь
прямо изведешься, так в лес тянет. В эту пору в лесу и запах какой-то
особенный, и ветер в поредевшей листве шумит по-иному, и чувство у тебя
такое, будто мороз уже где-то совсем рядом.
- Где вы охотитесь?
- На западе, милях в сорока-пятидесяти от города. У верховьев
реки. Там на дне реки полно бревен.
- И много вы приносите енотов?
- Дело-то, в общем, и не в енотах, - ответил он. - Бывает, что ночь
за ночью возвращаешься с пустыми руками. Может, эти еноты только
предлог, чтобы побыть ночью в лесу. Мало кто нынче выбирается в лес, что
днем, что ночью. И хоть я не из тех трепачей, которые на каждом шагу
проповедуют общение с природой, но точно вам скажу, - стоит только
провести с ней наедине какое-то время, и становишься лучше.
Усевшись поглубже, я перевел взгляд на проплывавшие мимо
кварталы. Это был все тот же, хорошо знакомый мне старый город, однако
сейчас в нем появилось что-то враждебное, словно из темных уголков
темных зданий за мной следили какие-то таинственные злые призраки.
- Вам когда-нибудь случалось охотиться на енотов? - спросил
шофер.
- Нет. Иной раз хожу на уток, а иногда езжу в Южную Дакоту
стрелять фазанов.
- Ясно, - протянул он. - Утки и фазаны мне тоже по душе. Но еноты
совсем другое дело, их ни с чем не сравнишь.
И,помолчав немного, добавил:
- Хотя, наверно, каждому свое. Вам вот нравятся фазаны и утки,
мне - еноты. А еще я знаю одного совсем древнего старикашку - так он
возится со скунсами. И думает, что лучше животных на всем свете не
сыщешь. Уж такую он с ними водит дружбу! Могу поклясться, что он с
ними даже разговаривает. Пощелкает языком, поворкует чего-то, и они уже
тут как тут, взбираются к нему на колени, а он их ласково так поглаживает,
точно кошек. А потом они еще и домой его проводят - так и бегут следом,
как собаки. Ей-богу, прямо глазам не веришь. Аж страшно становится, как
он с ними хороводится. Он живет на холмах у реки - у него там домишко, а
округа кишмя кишит этими скунсами. Он пишет о них книгу. Сам видел, он
мне ее показывал. А пишет он карандашом, в самом простом грошовом
блокноте такой грубой бумагой ребятишки в школе пользуются. Сидит себе,
согнувшись над столом, и при свете старого фонаря строчит эту свою книгу
огрызком карандаша, который то и дело приходится слюнить, чтобы писал
пояснее. Но уверяю вас, мистер, ни черта у него не получается, одно
правописание чего стоит - кошмар. А жаль, знатная бы вышла книга.
- Так оно всегда и бывает, - заметил я.
Некоторое время он вел машину молча.
- Ваш дом, кажется, в следующем квартале? - спросил он.
Я ответил утвердительно.
Он затормозил перед домом, и я вылез из машины.
- Может, как-нибудь вечерком махнем вместе на охоту? - спросил
он. - Так, часиков в шесть.
- Что ж, не плохо бы, - согласился я.
- Меня зовут Ларри Хиггинс. Найдете в телефонной книге. Звоните
в любое время.
Я пообещал, что непременно позвоню.
14.
Поднявшись на свой этаж, я обнаружил, что вырезанный из ковра
полукруглый лоскут лежит на месте. Лампочка под потолком светила еще
слабее прежнего, - если такое вообще возможно, и я едва не вступил в этот
полукруг, прежде чем заметил, что ковер починен.
Ни о каких коврах я в тот момент не думал, без них хватало тем
для размышлений.
Я остановился как вкопанный перед тем местом, где раньше был
вырез, точно человек, подошедший вплотную к черте, за которой
начинается опасная зона. И что странно - вырез был заделан не новой
ковровой тканью, а такой же старой, вытертой и грязной, как и весь
остальной ковер.
Неужели, подумал я, сторож все-таки нашел в каком-нибудь углу
тот самый лоскут, который был вырезан из ковра?
Чтобы получше разглядеть его, я опустился на колени - от разреза
не осталось и следа. Словно эта дыра мне раньше просто померещилась. Я
не увидел никаких швов - ничего, что свидетельствовало бы о том, что
ковер сшивали.
Я провел рукой по тому месту, где недавно был полукруг, и моя
рука нащупала самый обыкновенный ковер. Ковер, а не прикрывавшую
капкан бумажную подделку. Я ощущал пальцами фактуру ткани, ее
толщину и упругость - вне всякого сомнения, это была самая настоящая
ковровая ткань.
И все-таки я ему не доверял. Однажды этот ковер уже чуть не
подвел меня, и я отнюдь не собирался вторично попасться на эту удочку.
Так я и стоял там на коленях, а с потолка мне в затылок неслось
тоненькое комариное пение электрической лампочки.
Я медленно встал, нашел ключ и, чтобы отпереть дверь, подался
вперед всем телом, оставив ноги за пределами подозрительного участка
ковра. Если б меня в тот момент кто-нибудь увидел, то наверняка решил
бы, что я свихнулся - чтобы отпереть дверь, человек тянется к ней чуть ли
не с середины коридора.
Замок щелкнул, дверь открылась, и я, благополучно перепрыгнув
через вставленный кусок ковра, очутился в квартире.
Закрыв за собой дверь, я привалился к ней спиной и включил свет.
Вот она, моя квартира, которая, как всегда, преданно ждала меня, -
символ безопасности и удобства, мой дом.
Но этой квартире, напомнил я себе, осталось пробыть моим домом
