востоке гряды туч и погнал коня.
Когда снова замедлили шаг, оба капитана, оставив воспоминания юности,
обратились к мытарствам зрелого возраста и с печалью вспомнили о
мученическом конце господаря Иона. И радостно заговорили они о том, что
подымаются новые сабли для избавления людей от страданий. Одна из этих
сабель в руках человека, который едет впереди, вскидывая изредка глаза к
своей звезде.
До негренских рэзешей ехали не более двух часов.
На одном из дворов горел костер, около него хлопотал какой-то старик,
непрестанно раздувая огонь и подкладывая хворост.
При свете дрожащего пламени костра путники увидели бедную темную
избу. В ней все как будто вымерло. Но в глубине двора стояла вторая,
большая изба, двери ее были отворены, на ступенях разостланы ковры, в
окнах горели восковые свечи. Какие-то старые женщины поджидали гостей.
Когда всадники показались у ворот, старухи исчезли в темноте и больше не
показывались. Все, однако, было приготовлено: и постланные постели, и
уставленный явствами стол.
Никоарэ Подкова и Младыш вошли в освещенную избу. Воинам его
светлости капитан Козмуцэ Негря отвел заднюю комнату в малой избе, где во
мраке теплились лишь лампады у образов. Но и там в широкой печи стояли
явства, а на скамьях усталых путников ожидали подушки и одеяла. В углу
лежал уснувший несколько часов тому назад атаман Агапие. Рыбак спал
глубоким сном, лежа ничком без подушки, положив голову на руки и
вытянувшись, точно струна. Он не шевельнулся при входе путников; не слышно
было даже его дыхания.
Дед Петря остановился перед измученным братом и долго смотрел на
него.
У дверей обеих изб появились из тьмы молчаливые стражи. Костер во
дворе потух.
Осторожно шагая, вошел в комнату Подковы капитан Козмуцэ Негря.
Младыш сидел перед столом-треножником на низком стуле, упершись в колени и
обхватив ладонями щеки. Ему хотелось есть, но приходилось ждать старшего
брата. "Может, лучше лечь спать, - думал он. - Оставить зажаренную на
вертеле баранью ножку, свежий сыр и кружку с вином и лечь на постель у
печки, подложив ладонь под висок. Никоарэ еще долго провозится, прежде чем
вспомнит о нуждах бренной плоти".
Дьяк стоял рядом с Подковой, держа наготове шелковый шнурок и зеленый
сургуч. Никоарэ снял господарев перстень, потом взял гусиное перо и
обмакнул в чернила. Дьяк разложил перед ним на столике бумагу, и господарь
написал своему заднестровскому другу следующую грамоту:
"Ион Никоарэ, по воле божьей ставший чужим в господарстве Молдовы.
Его милости нашему любезному и высокодоверенному другу пану Тадеушу
Копицкому, капитану в войске нашего дорогого усопшего брата Иона Водэ. И
уведомляем твою милость..."
Подкова поднял глаза на капитана Козмуцэ, который стоял в ожидании у
дверей, опоясанный саблей, но с непокрытой головой.
- Капитан Козмуцэ, когда мы, по-твоему, придем к днестровскому броду?
- В воскресенье утром. Наши люди уведомлены. Атаман Агапие будет тебе
проводником, государь. А что до недругов, кои могут показаться поблизости
- будь то турки, будь то служилые Петру Хромого, - так не беспокойся,
государь: те места заросли колючками, и пробраться туда нелегко.
- Стало быть, я могу уведомить друзей, что буду у Днестра в
воскресенье?
- В воскресенье утром, государь, точно.
"...И уведомляем твою милость, что будем у днестровского брода против
Могилева в воскресенье поутру. И просим уведомить наших друзей, послав
грамоту верному нашему пыркэлабу Цопе Ромашкану, коему быть надлежит, по
уговору нашему, в городе Вроцлаве.
Для верности знак свой с воском и дымом приложил. Оставайся в добром
здравии.
Да пошлет тебе господь долгие годы жизни.
Ион Никоарэ".
Дьяк сложил грамоту и запечатал. Никоарэ прибавил на обороте:
"Капитан Козмуцэ везет сию грамоту нашему доброму и возлюбленному
другу Тадеушу. В дом его милости в городе Могилеве".
Негренский рэзеш, приняв от него грамоту, поклонился.
- Вручи грамоту, капитан Козмуцэ. А буде встретишь препону...
- Не может быть никакой препоны, государь. Грамоту я отдам в
собственные руки пана Тадеуша. Одного только опасаюсь: живем мы в моровые
времена. Что, если пана Тадеуша нет более в живых?
- Возможно и это, капитан Козмуцэ, жизнь наша мгновенна, как полет
ласточки... Но я уверен, найдешь ты пана Тадеуша в живых. Мы с ним из
упорных и еще поживем на этом свете, ибо нам надлежит выполнить клятву. Но
коли не застанешь нашего друга, - грамота должна дойти до Вроцлава, в руки
его милости пыркэлаба Цопы. Подыщи надежного человека, чтобы отвез ее, и
воротись ко мне.
- Понял, государь. Я уже все обдумал насчет обратной дороги. Отдам
грамоту в руки пану Тадеушу и буду ждать тебя в субботу вечером у брода в
Липше. А тут, у негренских рэзешей, тебе не угрожают никакие козни. И верь
также лэкустенским рэзешам, кои сопровождают тебя. Оставайся в добром
здравии, государь.
- Будь здоров, капитан Козмуцэ.
Негренский капитан вышел своим легким шагом во двор. Там дожидались,
взяв коня под уздцы, двое рэзешей, его товарищи. А двух запасных коней в
одних уздечках они держали рядом.
Чья-то большая тень застлала глаза капитана Козмуцэ. Дед Петря Гынж
положил ему на плечи сильные свои руки.
- Капитан Петря, - тихо и торопливо проговорил Козмуцэ, - все
улажено.
- Мы знаем друг друга, - отвечал старый воин, обнимая Козмуцэ. - Мне
не надо учить тебя. Но я все же старше лет на двенадцать - пятнадцать. Так
дозволь, Козмуцэ, считать тебя меньшим моим братом и дать тебе кое-какие
советы.
- Слушаю, батяня Петря.
- Перво-наперво, береги коня, - не споткнуться бы ему, когда и ждать
не будешь. Посмотрел я запасных коней. Когда покажется тебе, что конь твой
притомился и тяжело ему нести тебя, - переложи седло на запасного, который
мчится рядом в одной уздечке. Хороший порядок. Только как быть тебе в
летний зной средь безводной степи?
- Как-нибудь справлюсь, батяня Петря. Коли кругом пустынно, заверну в
овчарню, попью сыворотки.
- Не гневайся. На пути встретятся тебе два постоялых двора - лучше их
объехать стороной; и несколько сел попадутся - туда тоже не след
заворачивать. У постоялого двора выйдет тебе навстречу баба румяная,
раззадорит тебя улыбками да высокой грудью своей, а ты еще молод, Козмуцэ.
- От постоялых дворов и вина держаться буду подальше, а к нашим
рэзешским селам - поближе. Мне не надобно ни обедов, ни чары хмельной. И
ищу друзей, которых надо оповещать и научить, как оберегать путь государя.
- Добро, капитан Козмуцэ, правильно говоришь. Оберегаем государя Иона
Водэ, и должен он дойти с миром и в сохранности до той земли, где у нашего
господина много друзей и где с честью служил он христианству, будучи
гетманом Запорожья. Там вольная земля витязей.
- Батяня, - послушно отвечал капитан, - сладко есть, пить не буду,
бабы близко к себе не подпущу. Кормиться буду одними сухими дикими грушами
да кукурузными лепешками из сумы дорожной, пить буду только воду ключевую.
И в субботу друг государя получит в руки государеву грамоту.
- Понял. Да поможет тебе святой Георгий - витязь, пронзающий змия.
- Оставайся во здравии, батяня, и знай, что о Митре и Агапие добрая
слава идет в наших краях. А для вас они дорогие люди: что слово, что душа
у них - верности нерушимой. Не сомневайся в них.
Старик молчал.
- Не сомневайся в них, верь, батяня. Если не увидишь их рядом, стало
быть, они в селах. Там они разыскивать будут только достойных людей и ни
одного слова зря не обронят. Вот так! Ну, в путь, ребятки!
19. ПОСОЛЬСТВО НЕГРЕНСКОГО КАПИТАНА
Когда у самого уха капитана Козмуцэ стал жужжать легкий равнинный
ветерок, заметил он на востоке узкую полоску зари.
Он изредка переговаривался с хлопцами и, чуть подстегивая своего
скакуна, ласково трепал его по шее, гладил и называл по имени; лошадь
бежала ровной быстрой иноходью. Не срочный приказ подгонял всадника, не по
принуждению совершал капитан свою поездку; он был полон приятной легкости
- вот так же, верно, струи вешних вод мчатся, улыбаясь дням и ночам.
Давно спит вечным сном на деревенском кладбище негренский капитан, но
память о нем не погасла; и волны и ветры ждут еще часа, чтобы воскресить и
воспеть его образ...
Верный гонец мчался по дорогам то на свету, то в тени, делая изредка
остановки, засыпая на час и перенося порою седло с утомленного коня на
запасного, менее усталого; он пересекал безлюдные поля и леса, проносился
по плотинам прудов, скакал по склонам холмов, покрытым садами, устремляя
орлиный взор все вперед и вперед, пока не увидел в закатных лучах зеленые
днестровские заросли.
То было в условленный день - в пятницу.
Капитан Козмуцэ и двое его спутников объехали стороной тот шлях, что
вел к броду Липши, и спустились днестровской ложбиной в пустынную рощу.
Своротили на тропку и подъехали к лесной сторожке, где жил в уединении
лесник Мындрилэ, приятель негренов.
Лесник загонял скотину за частокол, тут же вертелись сторожевые псы.
- Дед Мындрилэ! - крикнул капитан Козмуцэ.
- Ась? Кто там?
- Дед Мындрилэ, это я, твой племянник, капитан Козмуцэ. Запри псов и
впусти нас.
- Вот те на! Неужто это ты, племянничек?
- Я самый.
- Каким ветром тебя занесло?
- Поведаю, коли проворней засеменишь ногами.
- Так я, парень, молодые-то ноги где-то потерял, одна заваль
осталась. Так-тось! Запру-ка я псов. Так-тось! Отворю-ка я ворота! Эх, и
надоела мне проклятущая старость. Так-тось! Раздую-ка я костер. Нет у меня
бабы-помощницы, а занять ее негде. Да и держать невмоготу. Не то, чтобы
кормить нечем, - насчет еды слава богу, а вот сила-то моя оскудела.
Так-тось! Налью-ка я воды в котел да прицеплю его на крюк. Освободили
лошадок-то от седел? Поклажу сняли? Угостите коней нашей тучной травушкой.
Так-тось! Скиньте-ка с них сбрую да вот сюда, на пеньки, положьте.
Разомнитесь, пошевелите ногами, руками, как мельница машет на ветру
крыльями, - тоже поразмяться хочет. Около костра - родник. Умойтесь-ка,
освежитесь. Так-то, племянничек. Ты зачем в наши края пожаловал, аль дело
есть?
- Вот заморим червячка, все тебе расскажу, дед Мындрилэ.
- Ну ладно. Скажешь не скажешь - все одно. Видеть тебя я всегда рад,
глаза-то у тебя точь-в-точь, как у матери покойницы, у сестры моей
дорогой, сними, господи, все грехи с душеньки ее. Давно уж померла,
бедняжка. Выдали ее в чужедальнюю негренскую сторону. И как ушла из
родительского дома, только два раза я ее и видел - под венцом да в гробу.
Огромные псы залились лаем.
- Вона! Что вас так раздирает, псы?
Старик подошел к конуре и дважды ударил дубиной по доскам.
Псы замолчали.
- Есть просят, - прошамкал старик беззубым ртом и рассмеялся. - Тоже
на мучение родились, как и люди.
Каждый раз, как капитан Козмуцэ приезжал по разным делам в эту лесную
сторожку, он слышал от старика одни и те же речи, одни и те же сетования о
бедной сестре Анастасии. Рэзеш задумчиво сидел, освещенный пламенем
костра, дожидаясь, когда утихнет "колокол старика", как говаривал он. А
случилось это в час ужина, когда дед Мындрилэ разжевывал деснами скудную
пищу.
- Дедушка, - заговорил Козмуцэ, улучив минуту, - хорошо ты справился
со всеми делами, а теперь послушай меня. Мне надобно нынче ночью
перебраться через Днестр.
- Ага, ик! - насилу глотнул старик.
- Но не больно радуйся, дед. Еду я не насчет гуртов - на сей раз дело
