постоялых дворах, а у Липши попытаемся переправиться.
- Поговорим за столом, - согласился Агапие, - запомним все, что
изволите повелеть. Найдем вас, не заботьтесь, и спасибо за все его
светлости.
- Братья родные и ты, государь, - продолжал атаман рыбаков. -
Пожалуйста к нашему столу и не обессудьте на угощенье. Чем богаты, тем и
рады. Вино у нас есть, оно получше речной воды. Мисок нет, придется вам
есть, по нашему рыбацкому обычаю, прямо с деревянного стола. Соль подаем в
ракушках: она дороже рыбы. Вместо хлеба - ломти мамалыги на листах лопуха.
Зато вокруг вас будет любовь всех, кто собрался здесь на путину...
17. СЕРНА
На восходе солнца, когда скитальцы готовились двинуться в путь, к
Никоарэ подошел атаман Агапие.
- Государь батюшка, - проговорил он, обнажая голову, - уж ты прости
меня, хочу я проехать с тобой часть пути. Повеление твое мы поняли: кто из
наших соберется, придет к тебе по весне. И то поняли, что не желаешь ты,
государь, сейчас задерживаться. Правильно поступаешь. Но негоже
задерживаться и тем, кто поклялся проводить твою милость и догнать тебя у
брода Липши.
- Что ж, езжай, друг Агапие, ты меня нисколько не потревожишь, -
отвечал Никоарэ. - Напротив, я благодарен тебе; за ночь, верно,
поразмыслил ты.
- Не я, а жинка моя, государь. Два часа мчался к ней, два побыл дома
и за два часа обратно прискакал. Отсюда гнал коня по-воровски, а на
обратный путь взял свежего - вот этого самого. Могу похвастать жинкой,
братья, - сказал он, повернувшись к остальным путникам, и заулыбался,
сверкая зубами. - Остра, как коса; духом мудрости наделена.
"Как же вы отпускаете его светлость одного? - говорит она. - Он,
стало быть, поедет впереди, а вы - за ним? Нет, куда разумней, чтоб вы шли
впереди него, расчищали дорогу; хорошо, если вы будете и с боков и позади
- но впереди вам надобно быть непременно. Правда, в тех краях, куда вы
едете, мало людей. И люди эти, как и мы, государю зла не желают, - говорит
моя жинка. - Но есть в тех краях и чужаки, особливо с тех пор, как
посадили они на княжение Петру Хромого. Они ему услугу оказали - на
престол возвели, а за это государь Петру позволил им поднажиться. А еще
опасны, - опять же говорит моя жинка, - другие вороги: грабители бешлии и
наврапы [турецкие воины-конники], глаза и уши галатского баш-булук-баша
[начальник крепостного гарнизона и охраны князя]. Три-четыре недели назад
с этим самым башой неприятность получилась - так он теперь усердствует.
Чтобы искупить свою вину, приказал он наврапам да бешлиям следить за
каждым, кто рубеж переходит, обыскивать проезжих купцов, кладь их
осматривать со всей строгостью", - говорит все та же моя жинка.
- Мудрая жинка, - молвил, не выражая удивления Подкова. - И я так же
мыслю, как она. Но мы, друг Агапие, - не бабы, а смелые мужики.
Постараемся пройти осторожно, однако, коли потребуется, и силой прорвемся.
- И я так говорил моей жинке, государь. Зовут ее Серной.
- И что же ответила Серна?
- "Да мы, муженек, - говорит, - не сомневаемся в смелости государя и
в силе руки его. Показал он свою доблесть в Яссах три-четыре недели тому
назад. Но ведь государю-то надобно перейти Днестр без потерь и особливо
без задержки. Ты сам сказывал: его светлость спешит".
- Мудрость женская не раз укрепляла и рушила царства, - улыбнулся
Подкова.
- Истинная правда, государь. И говорит опять моя жинка: "Возьми, -
говорит, - с собой, милый муженек, деда Митрю, матушкиного брата; бывал он
в походах Иона Водэ, а в Буджаке и на Дунае, где стоял два года, научился
турецкой речи. Прихвати еще двух хлопцев, подюжее, да посмышленее, и
следите, безопасна ли дорога, да оповещайте по селам наших рэзешей:
государь Никоарэ идет к Порогам. Смотрите, чтоб не чинили ему препятствий
навраты и бешлии. После смерти Иона Водэ господарем нашим остался его
светлость Никоарэ".
- Впрямь сказала такие слова твоя жинка Серна?
- Сказала, государь. Я ее все расспрашивал, а она говорила.
- Воротишься домой, так поцелуй ее от нас, друг Агапие.
- От себя я уже поцеловал ее, - поспешно отвечал Агапие, - а как
свидимся, еще и от вас поцелую.
Воины Подковы переглянулись с улыбкой.
Некоторое время Подкова молчал. Потом обратился к своим спутникам и к
атаману рыбаков.
- Смелый советчик у нас нашелся. Но у меня у самого такие же думы, -
молвил он. - Если народ наш, ради которого мы головы сложить готовы, не
будет нам помощником, так зачем и стараться, зачем саблей опоясываться. А
скажи, нашел ты деда Митрю?
- Привел с собой, государь, и прихватил еще двух хлопчиков -
лэкустенских подпасков. Оба удальцы, а какие наездники! Диву даешься!
Кидают палицу и с коня на всем скаку крючком поднимают ее. А теперь время
нам отправляться в путь. Мы с дедом Митрей поедем по рэзешским деревням,
будем передавать тайную весть от села к селу, до самого брода в Липше.
Кое-кто из седовласых старост пожелает увидеть тебя в лицо. Не лишай их
этой радости, государь. Рэзеши будут стоять, как сети, на пути басурман и
господарских слуг. "Если потребуется", - как говорит опять же моя жинка.
- Ну что ж, простимся с Аксинтевским протоком и лэкустенскими
рыбаками, - проговорил Подкова, вскочив в седло. - Перекрестимся на
восход, да и в дорогу.
- Счастливого пути, государь, - отвечали рыбаки и скрылись в свои
шалаши. Казалось, они не очень довольны были своим атаманом.
- Пусть покажется капитан Митря, - прибавил Подкова, - хочу увидеть
сего друга.
- Тут я, государь, - ответил рэзеш, поъезжая на коне между двумя
хлопцами-подпасками, у которых не было иного оружия, кроме грабовой палицы
и крючка для подхватывания ее.
Капитан Митря был человек в летах, кроткий на вид, одетый в серую
крестьянскую одежду; из-под черной шапки, нахлобученной на самые уши,
выбивались длинные пряди кудрявых волос. У хлопцев рукава рубашек были
засучены выше локтей, волосы доходили до плеч. Островерхие свои шапки на
случай дождя они привязали к седельной луке, рядом с крючками для палиц, а
сермяжные кафтаны приторочили позади седла.
Всадники все разом двинулись в путь и ехали быстро, пока не потеряли
из виду прутские луга.
Лучи летнего солнца били в лицо. На востоке в пламенеющей дали
колыхалась легкая пелена тумана, а над нею то и дело взвивались какие-то
черные вихри.
Капитан Митря громко, чтобы слышал и его светлость Никоарэ, объяснял
деду Петре, откуда взялась эта волнистая мгла и темные круговерти.
- Вон там справа, у самого края неба, росли когда-то дремучие дубовые
леса. Издавна росли, может, еще от самого сотворения мира. А когда пришли
к нам дикие орды, те самые, чьи кони топтали и Молдову, и землю ляхов, и
Венгрию, то пожгли они лес. Горели кодры все лето и всю осень до самого
листопада [ноябрь], пока не пошли обложные дожди, ну а после них легли
снега. Остались на пепелище обгорелые древние дубы, словно громадные
потухшие головни, а земля покрылась золой, толстым слоем - в человеческий
рост. С годами пепел измельчился, и теперь ветер носит его, будто черный
песок, в вышине. Там, где кружатся черные вихри, дует, стало быть, ветер.
А левее скоро покажутся села на полянах у края уцелевших лесов. Рэзеши
расчистили место, заложили пашни и сады, а сел все-таки мало. И есть у
людей на случай невзгоды - войн и пожаров - убежище в чащобах. Пройдет
война, кончатся пожары, и бедный люд спешит обратно в свои селения. А
дальше влево - непролазные заросли. Там царство зверей. Живут там медведи,
как в любом лесу. А кроме медведей, показываются порой жителям и зубры -
только они нынче редко выходят из своих дебрей.
В самых глухих, потаенных местах, где ни единой тропки нет, стоят
березовые леса и болота, и строят там свои запруды и шалаши звери, коих
именуют бобрами. Прозывают их еще водяными собаками. Вот уж искусники, вот
мастера! Дома свои и плотины не хуже людей возводят.
Порой забредут с севера в здешние леса лоси, и кто их воочию видел,
говорит, что страшны они видом, будто демоны: заместо рогов у них на
головах целые деревья растут. А ближе к днестровским лугам живут тысячи
тысяч кабанов, нигде на свете нет этакой прорвы!
Когда путники сделали к полудню первый в дороге роздых, к Подкове
подошел атаман Агапие для совета.
- Дозволь, государь, - сказал он, - еще слово молвить. По совету
жинки, я дал деду Митре наказ ехать от села к селу и беседовать с
рэзешами. Дед поедет, будто разыскивая свояков и родичей. Поговорит он с
людьми, они ему кое о чем поведают. Так многое можно узнать. А
хлопцы-пастухи Косороабэ и Вицелару словно бы ищут волов, пропавших с
лэкустенских пастбищ. И будут они делать привалы у пастушьих костров.
Ветер нынче дует в сторону Ваду-Рашкулуй, и вести туда летят, точно
жар-птицы. А завтра ветер подует от Ваду-Рашкулуй сюда и принесет на
крылах своих вести для нас. Пастухам Косороабэ и Вицелару только надо
слушать да мотать на ус. А мы знай себе держим путь к нашему броду в Липше
около Кодрен.
Подкова слушал сбивчатую речь рыбацкого атамана; хотелось ему понять
все пояснее.
- А знаешь, друг Агапие, - сказал он. - Пока что слышу я одни слова,
а привык к делу. От капитана Петри, дедушки нашего, узнал я, что брод
Липши находится недалеко от города Могилева, стоящего на той стороне
Днестра.
- В точности так, государь. Кашлянешь в Липше - слышно в Могилеве.
- Так вот, хотел бы я, друг Агапие, послать весточку в Могилев, к
друзьям.
- Можно. Друзья твоей светлости ожидают, надо полагать, и у других
бродов. А коли хочешь, государь, послать весточку в Могилев, погоди до
завтрева; приведу я тебе надежного человека, деверя моего Козмуцэ из
Негрен.
- Где мы переночуем нынче, друг Агапие?
- Точно сказать невозможно, государь. Посмотрим, как полетит
жар-птица.
Дед Митря, молчаливый лэкустенский рэзеш, покачал головой и хмуро
взглянул на племянника.
- Ты, видать, Агапие, еще не все советы присоветовал?
- Ничего, дед Митря, - рассмеялся атаман. - Нынче ночью придет ко мне
Серна и все мне подскажет. Сердце от радости из груди рвется. Хотелось бы
постелить государю в белой горенке, в княжьих хоромах, чтобы почил он там
спокойным сном; у ворот бы стояла, опершись на копья, верная стража, и
никто б не беспокоил его.
- Отойти бы лучше от нас такому болтливому атаману! - пробормотал дед
Петря.
Но, казалось, Агапие и не слышал деда.
Нахмурился и дед Митря.
- Сказывай, где заночует его светлость. Уж не думаешь ли повести его
на постоялый двор Пинтиляи? Там у нее воры блох разводят да деньги
проматывают.
- Как ты говоришь, дедушка, перед государем? - опечалился атаман.
- Ответь же, Агапие, нашел ты горенку в княжьих хоромах?
- Нет. Стыдно и сказать его светлости: придется ему переночевать в
негренской сыроварне. Я уж послал вперед Косороабэ и Вицелару, чтоб увели
оттуда овец, пастухов и старшего чабана.
- Эй, парень, на своей сыроварне старший чабан сильней государя.
- Будем честью просить, а уж коли не захочет, - заставим.
Улыбнулся Подкова.
- Не стоит нарушать овечьих прав, друг Агапие, как нарушают
властители человеческие права.
Атаман покачал головой и почесал за ухом.
- А в селе нельзя заночевать?
- В каком селе? Ведь сам знаешь, ночь в пути нас застанет.
- Коли так, то хоть и стыдно мне, а придется государю ночевать внизу,
у Черных Срубов.
- Ну вот, так бы и сказал. Не стыдно. Государь-то наш - воин и,
