я пойду к нему... Это мой долг! Вы действительно считаете,
что это мой долг? Я вам верю, не убойтесь.
Мирные вечерние шорохи почти не проникали в "Большую
Галерею Кобвела", где ночь уже вступала в свои права. Вдали
слышались детские голоса, привносившие малую толику радости
в этот угасающий день.
Они напомнили Грегори Кобвелу давно ушедшие годы,
беззаботные часы полного счастья в саду Вуд Роуда.
- Я не смогу уснуть и обрести душевный покой, - захныкал
он. - Вы слышите, мисс Сьюзен? Я должен немедленно
отправиться к мистеру Триггсу! Но никто не должен видеть
меня. Пусть стемнеет, совсем стемнеет.
Эта решение успокоило его. Он встал, закрыл двери,
ставив, затем вернулся в галерею, освещенную лампой, и вновь
уселся перед мисс Саммерли.
- Когда стемнеет... станет совсем темно, я обязательно
пойду, даю вам слово!
Было темно, а лампа, в которую он забыл подлить масла,
быстро гасла; это его мало беспокоило, ибо над деревьями
сада взошла луна, и ее свет просачивался сквозь занавеси.
Мисс Сьюзен Саммерли словно закуталась в серебристое сияние,
и этот тончайший феерический наряд радовал мистера Кобвела.
- Нет, нет, - бормотал он, - не думайте, что я изменил
своему решению. Я подожду еще немного, совсем чуть-чуть,
уверяю вас. Жаль, что придется будить мистера Триггса, но,
право, детективам Скотленд-Ярда не привыкать к этаким мелким
неприятностям... Мисс Сьюзен...
Он не окончил тирады, обращенной к молчаливой подруге, и
с ужасом уставился на нее.
Свет и тени подчеркивали нежные округлости ее фигуры, но
они вдруг стали живыми. Зеленая занавеска, пропускавшая
лунный свет, вздулась, как парус, словно окно распахнулось
от дуновения ветерка. Но Кобвел знал, что оно закрыто.
- Мисс Сьюзен...
Ошибки быть не могло - колыхалась не только занавеска, в
движение пришла дама в голубой мантии. Только что она
стояла лицом к нему, а теперь взору предстал ее суровый
профиль.
В голову ему пришла глупая мысль - ведь за время своей
карьеры мисс Сьюзен выступала и в роли "Миссис Перси,
гнусной убийцы".
Почему вдруг вернулось бессмысленное прошлое?
Дважды, пытаясь спасти ускользающий разум, мистер Кобвел
простонал:
- А ошибка не в счет!
Потом он вскрикнул, и то был единственный пронзительный
вопль, в котором сквозили ужас и надежда на чью-то случайную
помощь извне.
Как ни странно, но крик был услышан, и услышал его
сержант Лэммл, единственный констебль, блюститель порядка в
Ингершаме.
В этот момент он стоял на тротуаре перед "Большой
Галереей Кобвела" и глядел в сторону Грини, где надеялся
сегодняшней ночью изловить браконьера.
Крик не повторился, и Лэммл пожал мощными плечами:
- Опять кошки!
А мистер Кобвел закричал снова, увидев топор.
То был его последний призыв в этом мире.
Мисс Чиснатт вошла, как обычно, через садовую калитку.
Она заварила чай в офисе и позвонила в большой медный
колокольчик, который будил, и звал к завтраку ее хозяина.
Ответа не последовало. Она поднялась на второй этаж,
вошла в пустую спальню, увидела несмятую постель, наткнулась
на мистера Грегори Кобвела в "Галерее искусств" и тут же
завопила, ибо, как она позже поведала всему городку, "вид он
имел ужасный, а глаза его почти вылезли из орбит".
Через десять минут мэр Чедберн, аптекарь Пайкрофт и
сержант Лэммл стояли перед трупом.
Еще спустя десять минут явился старый доктор Купер, по
пятам которого шел мистер Сигма Триггс.
В особо серьезных случаях мэр имел право на месте
назначать одного или нескольких помощников констебля, и
мистер Чедберн назначил таковым бывшего полицейского
секретаря.
- Я склоняюсь к мнению, что смерть наступила естественным
образом, - заявил Купер, - но окончательный диагноз сообщу
только после вскрытия.
- Естественная смерть... Ну, конечно! - пробормотал
мистер Триггс, уже мечтавший снять с себя будущую
ответственность.
- Вид у него странный, - задумчиво произнес сержант Лэммл
и принялся сосать карандаш.
- Слабое сердце, - вставил аптекарь Пайкрофт. - Я иногда
продавал ему сердечные капли.
- Интересно, куда он так смотрит, - пробормотал сержант
Лэммл. - Вернее, куда он смотрел перед смертью?
- На ту картонную ведьму, - проворчала миссис Чиснатт, не
упустив счастливой возможности вставить словцо. - Он только
и смотрел на эту бесстыжую девку. Когда-нибудь небо должно
было его покарать.
- А я ведь слышал его крик, - как бы в раздумье продолжал
Лэммл. - Не сомневаюсь, что кричал он.
- Что такое? - осведомился мистер Чедберн.
Карандаш сержанта проследовал изо рта в волосы.
- Трудно сказать. Сначала мне показалось, что выкрикнули
имя. Слышалось Гала... Гала... Галантин; странно как-то,
студень здесь ни при чем. Потом раздался вопль, и все
стихло.
- Он смотрел на манекен, - тихо проговорил доктор Купер.
- Мне не часто приходилось видеть выражение такого ужаса на
лице мертвеца.
- Без дьявола здесь не обошлось, - снова вмешалась в
разговор миссис Чиснатт. - И в этом нет ничего
удивительного.
- А можно умереть от страха? - спросил мистер Чедберн.
- Конечно, если у человека слабое сердце, - ответил
мистер Пайкрофт.
- Окно открыто, - заметил Сигма Триггс.
- Такого никогда не случалось! - взвизгнула миссис
Чиснатт.
- Ему не хватало воздуха, и он решил подышать, -
ухмыльнулся аптекарь. - Не так ли, доктор?
- Мда... безусловно, - согласился врач.
Сержант Лэммл обошел магазин, вернулся с биноклем в руках
и сообщил:
- Он валялся у витрины.
- Дорогая вещь, - вставил Триггс. - Удивительно, что он
его бросил.
- Там же валялось и это, - продолжал сержант, протянув
ему солнечную дразнилку.
Мистер Триггс осмотрел крохотный аппарат и в раздумье
покачал головой.
- Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться,
каким целям служит эта вещь, - назидательно произнес он. -
Грегори Кобвел забавлялся, посылая солнечные зайчики в глаза
прохожим. Черт подери!.. Бедняга даже до меня добрался
вчера во второй половине дня.
- Несчастное взрослое дитя! - громко произнес мистер
Чедберн.
- И все же у него не все были дома, - с горечью сказала
миссис Чиснатт. - Вы только подумайте, он выбрал себе эту
грошовую куклу вместо настоящего божьего создания, ведущего
праведную жизнь и имеющего незапятнанную репутацию.
- Вскрытие покажет, - решительно подвел итог дискуссии
доктор Купер.
В заключении говорилось о естественной смерти,
наступившей от эмболии.
Двенадцать честных и лояльных граждан, члены жюри,
собрались в красивейшей зале ратуши и вынесли свой вердикт,
а потом угощались за счет муниципалитета портвейном и
печеньем.
Дело Грегори Кобвела было закрыто.
В тот же вечер Сигма Триггс и Эбенезер Дув с удобством
разместились в уютных креслах перед громадными бокалами с
холодным пуншем и раскурили свои трубки.
- Теперь мой черед рассказывать истории, - начал Сигма
Триггс и в мельчайших деталях пересказал трагические
события, благодаря которым он несколько часов исполнял
обязанности почетного констебля.
- Подумайте только, этот толстый разиня Лэммл слышал его
крик "Галантин!" Смешно. Почему студень, а не окорок или
сосиска?
Мистер Дув извлек изо рта трубку и начертал его в воздухе
некие кабалистические знаки.
- Кобвел учился на архитектора, мечтал об известности и
обладал обширными познаниями в мифологии.
- И какова же роль этой мифологии - Боже, до чего трудное
слово - во всей случившейся истории? - осведомился Сигма
Триггс.
- Он крикнул не Галантин, а Галатея, - заявил мистер Дув.
- Галатея? Не знаю такой...
- Так звали статую, в которую боги вдохнули жизнь.
- Статуя, которая ожила... - медленно пробормотал мистер
Триггс. Он больше не смеялся.
- Итак, мой дорогой Триггс, историю придется рассказывать
мне. - Старый каллиграф отпил добрый глоток пунша и щелчком
сбил пепел с трубки. - Во времена античных богов жил на
острове Кипр молодой талантливый скульптор по имени
Пигмалион...
IV
ЧАЕПИТИЕ У СЕСТЕР ПАМКИНС
Над галантерейным магазином сестер Памкинс имелась
вывеска "У королевы Анны" - деревянное панно, на котором
красовался лик дамы со старинной прической на английский
манер, и в даме этой совершенно не замечалось сходства с
книжными изображениями Анны Стюарт и Анны Киевской. Даже
искушенный знаток геральдики с трудом объяснил бы
присутствие орленка без клюва и лап в углу картины, а тем,
кто проявил бы излишнее любопытство, сестры Памкинс ответили
бы, что вывеска уже находилась на своем месте, когда они
купили торговлю у предыдущего владельца.
Три сестры Памкинс, жеманные дамы с желтым цветом лица,
всегда одетые в строгие платья из сюра, расшитого
стеклярусом, пользовались солидной репутацией и считались
богатыми. Их дела процветали.
В тот вторник величественная Патриция, старшая из сестер,
подбирала разноцветные шелка для вышивок миссис Пилкартер,
которую пригласили на традиционное чаепитие.
- Уокер! - позвала она. - Уокер... Где же носит черт
эту тупую девицу, коли она не отвечает на мой зов?
Служанка, молоденькая бледная девушка с голубыми глазами,
звалась Молли Снагг, но мисс Памкинс, беря е° в услужение,
нарекла Молли Уокер, с тем чтобы к ней, как в знатных домах,
обращались по фамилии.
Молли Снагг явилась без спешки, вытирая руки передником.
- Уокер, - строго произнесла мисс Патриция, - я вам
запретила носить в доме эту мятую шляпку после вручения вам
кружевного чепца.
- Вручения! А стоимость его из моего жалованья вычли. Я
могла бы обойтись и без чепца, - возразила Молли.
- Молчать! - гневно воскликнула хозяйка. - Я не
потерплю никаких возражений. Вы помните, что сегодня
вторник?
- А как же, у меня на кухне тоже висит календарь, -
ответила Молли.
- Ну раз вы уж такая ученая, то должны знать, сегодня на
наше чаепитие явятся наши приятельницы.
- Что им подать?
- Савойское печенье, по три - штучки на человека, фунт
фламандского медового пирога с пряностями, баночку
абрикосового джема и вазочку апельсинового мармелада с
леденцовым сахаром. Поставьте на стол графинчик с вишневым
бренди и бутылочку мятного эликсира. Затем наши гостьи, а
также уважаемый мистер Дув отужинают.
- Осталось холодное седло барашка, горчичный салат из
селедки и молок, шотландский сыр и мягкий хлеб, -
перечислила Молли.
Мисс Патриция на мгновение задумалась.
- Постойте, Уокер! Сходите-ка, пожалуй, к Фримантлу и
купите голубиного паштета.
- Неужели? - переспросила служанка.
- Неужели, моя дорогая! И оставьте этот наглый тон,
который не приличествует людям вашего положения. Накрывая
на стол, не забудьте поставить еще один прибор. Мы
пригласили к ужину почтенного мистера Сиднея Теренса
Триггса.
- Боже! - воскликнула служанка. - Детектива из Лондона!
- И не забудьте, Уокер, поставить красное велюровое
кресло слева от камина для леди Хоннибингл.
- Где уж забыть!
Это было святейшей традицией дома в дни приемов. Уютное
кресло из утрехтского велюра ставилось рядом с каминной
решеткой независимо от того, разжигался или не разжигался
огонь в очаге, но оно всегда оставалось пустым.
Молли Снагг ни разу не довелось лицезреть леди
Хоннибингл, но люди, приходившие на чаепития сестер Памкинс,
не переставали говорить о ней.
Служанка, которая прибыла из Кингстона три года тому
назад, не могла не осведомиться о столь высокопоставленной
персоне.
Аптекарь Пайкрофт таинственно ухмыльнулся и ответил, что
сия знатная дама иногда пользуется его услугами, но не мог
или не хотел сказать, где она живет.
Мясник Фримантл, человек грубый и неприветливый,
пробормотал:
- А, леди Хоннибингл! Оставьте меня в покое, это не мое
дело. Спросите у своих хозяек. Им-то известно больше, чем
мне. А весельчак Ревинус рассмеялся ей прямо в лицо.
- Я ей не продал и крошки сухарика, моя милая. Но, если
вас раздирает любопытство, могу вам сообщить, что во времена
