тростника.
- Кто вы такой и что вам надо? - враждебно пробурчал он.
- Вы не похожи на торговца вразнос или коммивояжера, однако
дергаете звонок, как сии невоспитанные и невежливые
индивидуумы.
- Я от майора Уила.
В полковнике Крафтоне не было ничего ужасного. Напротив,
он выглядел маленьким упитанным человечком, и только на
донышке голубых глаз его кукольно-розового личика таилось
некое беспокойство.
Услышав имя майора Уила, он подобрел:
- Уил - истинный джентльмен и не станет понапрасну
беспокоить меня. Войдите, сэр.
Мы прошли по широкому, уложенному плитами коридору в
гостиную, сверкавшую чистотой.
- Предлагаю вам освежиться, - сказал полковник привычным
командирским тоном, - но вам придется пить в одиночестве, я
почти законченный трезвенник.
Он вышел и несколько минут спустя вернулся с длинной
бутылкой рейнвейнского и старинным хрустальным бокалом.
Холодное вино оказалось превосходным.
Полковник осведомился о цели моего визита.
Я пустился в пространные восхваления Снежных лубочных
картинок и сказал, что горю желанием ознакомиться с его
коллекцией.
- Лубочная картинка, - начал Крафтон печальным тоном, -
единственное, что навевает воспоминание о былых людях.
Взору понимающего человека, - хотя я не могу причислить себя
к оным, они открывают новый мир. Я же всего-навсего старый
маньяк, коллекционер, раб собственной страсти.
Через час я уже сидел за столом моего нового друга перед
коллекцией прелестных картинок, забыв о цели своего визита.
Я готов был поклясться, что явился, дабы насладиться чудными
наивными миниатюрами.
Среди них встречалось много редких и, несомненно, весьма
дорогих рисунков небольшого размера, раскрашенных кисточкой.
Тут же лежали миниатюры с гротескными фигурами карликов и
большими видами Нюренберга. Похождения Мальчика с пальчик и
Золушки чередовались с грозными набегами Людоеда и с
невероятной историей Сахарной головы.
Наступил вечер, и я подумывал, как найти предлог для
прощания, но погода решила за меня. Когда я встал из-за
стола, с сожалением отложив в сторону ярко раскрашенную
серию рисунков с приключениями злосчастного сиротки,
раздался сильнейший удар грома.
- Я не могу вас отпустить, - сказал Крафтон. - Вы не
морж и не утка и живым до рыночной площади не доберетесь. К
тому же сообщение с Лондоном уже прекратилось. Могу
предложить вам гостеприимство одинокого человека. Вы
согласны?
Я с признательностью принял приглашение.
Гроза то стихала, то принималась бушевать с новой силой;
дождь превратился в ревущий водопад.
- Комната, куда привел меня хозяин, выглядела очень
уютной. Фламандские сундуки сверкали всеми цветами радуги.
Над камином из черного мрамора с белыми прожилками висела
картина Жерара Доу.
Холодный ужин, поданный на драгоценном голландском
сервизе из фаянса, состоял из больших ломтей копченой
ветчины, рыбы в маринаде, нежного овечьего сыра и
засахаренных фруктов.
Наш разговор перешел от лубочных рисунков к военным
приключениям. Полковник говорил, не скрывая своей радости.
- Поймите меня, мой друг, - он уже величал меня другом, -
поймите меня... Я молчу целыми месяцами, а сегодня упиваюсь
словами - у меня недержание речи! По такому поводу я
отступлю от строгих правив воздержания. Как вы относитесь к
араковому пуншу? Я выпью капельку вместе с вами.
- Гроза ушла к югу, и дождь перестал стучаться в закрытые
ставни.
Я глянул на массивные фламандские часы и удивился столь
позднему часу.
- Без двадцати час. Как бежит время, полковник!
Мои слова оказали неожиданное действие.
Крафтон с дрожью положил трубку, сбросил испуганный
взгляд на пожелтевший циферблат и простонал:
- Без двадцати час! Вы сказали, без двадцати час!
- Конечно, - ответил я. - Когда беседуешь о столь
интересных вещах и попиваешь столь чудесный напиток...
- Бога ради, - воскликнул он, - не покидайте меня...
Скажите, мой друг, который час показывают стрелки?
Он позеленел от страха, и по его подбородку стекала
струйка слюны.
- Ну что вы, полковник, минутная стрелка ползет к сорок
пятой минуте. Скоро будет без четверти час!
Крафтон издал вопль ужаса.
- Почему же я не сплю в сей поздний час? - крикнул он.
- В этом замешаны адские силы. Который час?
- Без четверти час, полковник... Уже бьет три четверти!
- Проклятие! - захрипел он. - Вот она!
Дрожащим пальцем он указал на темный угол комнаты и
повторил:
- Вот она! Вот она!
Я ничего не видел, но странное недомогание стеснило мне
грудь.
- Тень... Тень, являющаяся без четверти час... Вы
видите ее?
Я поглядел туда, куда он указывал пальцем, но ничего
необычного не увидел.
Он опустил голову и забормотал:
- Конечно, вам ее не увидеть. Она так легка, так
субтильна, эта тень. Но вы можете слышать ее.
- Ваша тень шумит?
- Стучит. Призрак, который ужасно стучит.
- Я прислушался и ощутил, как на меня начинает накатывать
беспричинный животный страх.
Издалека доносились глухие стуки, равномерно отбивавшие
какой-то гнетущий дьявольский ритм.
Я растерянно смотрел по сторонам и не мог понять, откуда
идет этот угрожающий стук.
Звуки то раздавались рядом и дребезжали, как надтреснутый
колокол, то удалялись, как быстрый конский топот, потом
возвращались обратно и походили на хлопанье перепончатых
крыльев невидимых летучих мышей.
- Откуда этот шум? - нервно прошептал я.
Полковник поднял на меня остекленевший взгляд.
- Это стучит тень.
- Где? - с отчаянием воскликнул я.
- Пойдем и посмотрим, - вдруг с твердостью сказал он,
схватил лампу и двинулся по коридору впереди меня.
Звуки стали почти неразличимыми и словно растворились в
воздухе, будто чьи-то неуверенные руки постукивали по
потолку.
Я сказал об этом хозяину, и тот, подняв голову,
прислушался.
- Нет! Они доносятся из-под пола, из погреба.
Прислушайтесь!
Из мрака погреба, дверь которого отворил подполковник,
доносился стук деревянного молотка, обернутого тряпицей.
- Пошли, - приказал он.
Звуки становились все внятней, и я, сам не знаю почему,
боялся подойти к месту, где они рождались.
Вдруг Крафтон распахнул дощатую дверь, и я увидел
просторный винный погреб с рядами бутылок.
Он поднял лампу к потолку и копотью начертал на своде
круг.
- Она стучит! Боже, как она стучит!
- Кто... кто она?
- Тень! Всегда без четверти час. Она всегда стучит в
это время, а я сплю и не слышу ее, ибо хочу спать и не
слышать. А этой ночью вы заставили меня бодрствовать,
проклятое вы существо!
Я глянул на него - он был отвратителен.
Глаза покраснели, и в них вспыхивали яростные огоньки.
Открыв рот, он обнажил желтые кривые зубы с огромными
клыками. Неужели передо мной мягкий, доброжелательный
человек, любитель нежных лубочных картинок?
- Грязный шпион! - закричал Крафтон и поднял руку. С
невыразимым ужасом я увидел, что его кулак сжимает ручку
громадной сечки, заточенной словно бритва.
- Скотина!
Лезвие просвистело у самого моего носа, и во все стороны
полетели осколки бутылок - в погребе запахло портвейном и
ромом.
И тут, как ни странно, ко мне вернулось самообладание: я
перестал страшиться невидимки.
- Полковник, - спокойно сказал я, - нам мало одной тени,
являющейся без четверти час?
Он замер и тихо опустил сечку, зловещие огоньки померкли
в его глазах.
Лампа упала и погасла, но, к счастью, не взорвалась.
Несколько минут я стоял в непроницаемом мраке. Тишина
была полной: прекратились все стуки.
Я чиркнул спичкой и увидел мертвого полковника Крафтона,
распростертого на плитах погреба...
Не помню, как добрался до трактира "У веселого возчика",
а утром вернулся в дом полковника с судебными чиновниками, и
врач констатировал, что Крафтон умер от разрыва аневризмы.
- Разройте пол погреба, - сказал я полицейскому офицеру.
- Зачем?
- Чтобы извлечь труп миссис Крафтон, убитой мужем
несколько лет назад в приступе ревности.
Труп с рубленой раной на голове был найден.
Я рассказал странную и мрачную историю об ударах,
звучавших в ночи, и врач, который не выглядел дураком,
покачал головой.
- Я понимаю вас, мистер Репингтон, Вы слышали биение
сердца преступника, усиленное его собственным ужасом от
содеянного без четверти час, когда он и совершил свое
преступление. Случай исключительно редкий, но не
единственный в анналах медицинского факультета. Боже, что
выстрадал этот человек!
- Однако, - прервал я, - не это навело меня на мысль о
возможной виновности полковника Крафтона... Быть может,
доктор, я удивлю вас, сказав, что вечером и во время ночной
беседы меня одолевал смутный страх.
- Инстинктивный?
- Вовсе нет, дедуктивный... и он происходил от лубочных
картинок, мысль о которых не оставляла меня.
- Объяснитесь, - потребовал врач.
- Я никогда не видел такой полной коллекции, как у
полковника Крафтона. В ней имелись все сказки, кроме самой
известной истории, о которой знает любой малыш.
- А именно?
- Истории Синей Бороды! Муж-убийца напоминал Крафтону о
его собственном преступлении. Эта странная лакуна заставила
работать мою мысль, и задолго до рокового часа я начал
догадываться...
Мепл Репингтон добавил, что это печальное приключение
положило конец его литературной карьере, открыв ему путь в
полицию.
- Чертов Репингтон, я не знал об этом его приключении, -
произнес мистер Триггс, присовокупив свой голос к выдумке и
простительному греху сочинительства.
- Мистер Пайкрофт пробормотал:
- Они пили араковый пунш. Если хотите, я вам приготовлю
такой же.
Мистер Триггс обсуждал с миссис Снипграсс меню обеда,
которым хотел отблагодарить мистера Пайкрофта, когда явился
мистер Дув. Новость, сообщенная им, - была ошеломляющей.
- Мистер Пайкрофт умер, он принял такую дозу цианистого
калия, что от лето несет миндалем, как от итальянского
марципана. Мистер Чедберн собрал жюри и поручил передать
вам, что вы включены в него. Это займет у вас несколько
минут, ибо самоубийство не вызывает никаких - сомнений, а
вам вручат вознаграждение в шесть шиллингов и пять пенсов.
- Почему он это сделал? - вскричал мистер Триггс.
- А с каких пор доискиваются причин событий, происходящих
в Ингершаме? - ответил вопросом на вопрос мистер Дув.
- Я так хотел узнать рецепт аракового пунша, - печально
произнес Триггс. - Мне положительно не везет.
VII
СТРАСТЬ РЕВИНУСА
Трагическая кончина аптекаря Пайкрофта стала темой устной
хроники, и слава мистера Триггса несколько потускнела. Он
не стал жаловаться, напротив, обрадовался этому, ибо знал,
что не заслуживает ее. И чем больше он размышлял о тайне
Пелли, тем яснее понимал, что пленение мясника Фримантла
ничего не разъяснило.
Самоубийство Пайкрофта, причину которого он пытался
разгадать, вызвало у него состояние угнетенности, быстро
переросшее в глубочайшую меланхолию.
Не желая ни с кем встречаться, он сидел дома, курил одну
трубку за другой и листал толстенные тома Диккенса.
Несколько раз в день его взгляд обегал залитую солнцем
главную площадь, и он шептал:
- Кобвел умер от страха... его сосед Пайкрофт покончил с
собой... сестры Памкинс исчезли... Фримантл в сумасшедшем
доме. Черт подери, остались лишь кондитер Ревинус и мэр
Чедберн - только их дома пока еще не раскрыли своих тайн...
В среду, в ярмарочный день, разразилась гроза.
Рыночная торговля прошла без привычного оживления; многие
торговцы, напуганные тропической жарой, даже не стали
разбивать свои палатки. Кроме того, в округе свирепствовала
коровья чума, и многие скотоводы не явились на рынок.
Миссис Снипграсс, подавая чай с кексом, сообщила, что
свиньи и бараны тоже поражены болезнью и их нельзя ни
продавать, ни есть.
- Сдается мне, на Ингершам обрушилось несчастье, -
сказала в заключение славная женщина, - а когда разразится
гроза, станет еще хуже.
