его определения безопасности, как вдруг увидел выражение его лица. Я резко
поднял глаза вверх - и замер.
Этого от нас и ожидали. Ужас зрелища, представившегося нашим глазам,
удержал нас на месте именно столько, сколько было нужно. На рее
поднимался, болтаясь наверху с петлей на шее, гротескно изогнувшийся труп
желтой собаки...
Над нами словно взорвались наброшенные сети, поймали Клэр, когда она
открывала рот, чтобы закричать, Молл, когда она перебрасывала ногу через
поручень, вынимая меч, меня, когда я поворачивался, чтобы криком
предостеречь остальных. Нас резко рванули назад, мы перевалились через
поручень и кучей сплетенных тел полетели на палубу. Все происходило в
молчании; но тут вдруг раздался хриплый крик.
Я рванул сеть, только еще больше запутавшись в ней, зато освободил
Джипа, ближайшего к краю. Он вскочил и бросился на поручень. Через палубу
за ним прогрохотали тяжелые башмаки, но я увидел, как он бросился за борт
совершенно невероятным нырком, выбросив вперед раненную руку. Снизу
раздались крики и всплески - матросы, предупрежденные шумом борьбы,
попрыгали с лестниц в лодки. Раздалось жуткое завывание Волков, треск
пистолетных выстрелов и буханье мушкетов. Мой меч оказался зажатым подо
мной, я пытался его достать, корчась и извиваясь, как пойманная рыба, а
Молл цеплялась за сеть и рычала поверх меня. Затем, поставив колено мне на
живот, она приподнялась и захватила в руки две огромные пригоршни сети,
собираясь разорвать ее, и ей это бы удалось, даже при том, что ее
внутренний огонь погас. Но над нами нависла Мэй Генри - лицо ее напоминало
сырое тесто, глаза были стеклянными, и злобно ударила кафель-нагелем; Молл
упала на меня, дергая ногами и держась за голову, и я почувствовал, как
она дернулась еще раз, когда кафель-нагель снова опустился на ее голову.
От силы удара бандана соскользнула с головы Мэй Генри, и Клэр,
зажатая подо мной и Молл, вскрикнула от ужаса. Под банданой в горле
пиратки зияла огромная рваная дыра, черная бескровная борозда, сквозь
которую был виден даже блеск спинной кости. Я с воплем вскочил, сбросив с
себя Молл, и схватил Клэр. Все еще опутанный сетью, я потащил нас к
лестнице, ведущей на квартердек, и мне это почти удалось - появился
какой-то прилив сил. Однако я поскользнулся в луже смолянистой слизи и с
грохотом упал, чуть не повалившись на что-то жуткое, валявшееся в дверях
каюты полубака. Искореженная огнем масса, окруженная огромной звездой
обугленной древесины, только смутно напоминавшая человеческую фигуру; но
по пряди длинных волос и обрывка черных лохмотьев, сохранившихся в одном
углу, я понял, что это была девушка, которую Ле Стриж называл Пег Паупер.
В этот раз они пришли подготовленными, и загрязненная вода не смогла
погасить их огонь.
Меня схватили за волосы, рывком откинули голову назад. Я смотрел
вверх на лица Волков и другие физиономии с суженными от торжества и
вожделения темными глазами. Эти физиономии нельзя было назвать красивыми,
их линии были более странными, чем у Волков. У них были отвислые ушные
мочки, губы изрезаны шрамами, лбы странно плоские и зауженные, и все это
было покрыто замысловатым узором чего-то черного: краски или татуировки,
так, что почти полностью закрывало медновато-желтую кожу внизу. Что-то
взлетело в воздух на фоне сияющего неба и опустилось. Вспышка света, как
агония...
Не знаю, полностью ли я вырубился и на какое время. Кажется, я
чувствовал, что меня переворачивают, моя голова тошнотворно билась о
палубу, ощущал хватку ремней, от которой останавливалась кровь. И я помню,
как меня буквально поставили на ноги, скрученного, как борова, - руки,
которые были смертельно ледяными. И тем не менее, я, по-моему, был уже
тогда на берегу, покачивание было качанием шеста, к которому я был
привязан, в листьях снова пел шорох ветра. Моим первым четким
воспоминанием была тошнота, приступ рвоты, подступившей к горлу, паника и
кашель, когда я чуть не захлебнулся ею. Мне едва удалось повернуть голову
и очистить горло, и после этого, хотя мой череп разбухал и сжимался при
каждом пульсирующем ударе сердца, я почувствовал себя более живым и
готовым воспринимать окружающее. Правда, я был совершенно разбит, измучен,
голова кружилась; я даже не был уверен, было ли то, что я мог видеть из
несущей меня процессии, наяву или в горячечном сне: мелькание и сверкание
вроде факелов, стук вроде барабанного боя и тихий гул голосов. Длинные
конечности Волков шагали и шаркали, полупританцовывая в такт глухому
барабанному бою. Более короткие ноги шли рядом, голые и покрытые тем же
черным узором; красный свет факела и двигающиеся мышцы придавали ему жутко
живой вид; это было похоже на решетку, ведущую в ад. Только несшие меня
ноги не приплясывали, но тяжело ступали, свинцовые и твердые, как какие-то
свинцовые быки. Они не обращали ни малейшего внимания на встречавшиеся им
препятствия, но налетали на них или так же небрежно проходили мимо и били
о них меня. Избитый, исцарапанный, больной, я потерял всякий счет времени,
пока меня не бросили в мягкую траву, при этом шест оказался поверх меня,
от удара у меня в голове снова все поплыло. Я едва уловил хриплый шепот,
раздавшийся рядом, в темноте.
- Привет.
Сперва я не мог говорить.
- О... привет, Джип. У тебя ничего не вышло, да?
- Они поймали меня на мелководье. Все эта распроклятая рука! Не
Волки, Караибы - не слишком милые ребятишки. Пару раз подержали мне голову
под водой - просто ради спортивного интереса - Бог знает, почему они не
докончили дело.
Ко мне стал подкрадываться страх:
- А остальные? Молл... Клэр...
- Клэр я видел. Зомби бросили ее вон там, неподалеку - пока живую и
невредимую. Молл я не видел...
- Она... они ее довольно сильно ранили, Джип. - Я больше ничего не
хотел говорить, а он и не хотел услышать.
На какое-то время Джип замолчал, слышались бормочущие голоса Волков.
- Во всяком случае, шкипер здесь, и те, кто остался из экипажа.
- Джип... ты видел? Мэй Генри...
- И помощник - и Грей Колл, Паршивец Мак-Илвейн, Дикой Меррет - да, я
видел. Господи, аккуратную штуку они провернули. Взять меня - я сначала
наполовину боялся, что они захватили корабль - сразу, как увидел, что
замок - это ловушка. В этом был смысл - но когда я увидел, как они машут,
естественно, как ни в чем ни бывало... За этим стоит что-то большее, чем
просто Волки или эти индейцы. Здесь нужны мозги.
Я вздрогнул в прохладном бризе:
- Индейцы... а кто они вообще такие?
- Америнды. Караибы - за это даго и прозвали так море. После того,
как почти вырезали их или взяли в рабство. Они, в общем, неглупые ребята -
те, что остались. Только это не они.
- Ты хочешь сказать - это те, что здесь были изначально? Еще один
пережиток прошлого?
- Похоже, что так. - Джип замолчал - к нам приблизились шаги, на
минуту остановились, затем поспешили прочь. - Ты сказал - они сильно
ранили Молл?
- Она... может быть, она умерла, Джип.
- Тогда это будет их самая большая ошибка за всю жизнь, - наконец,
выговорил Джип - задумчиво, даже не мстительно. - Она... - Я услышал, как
он задохнулся и ахнул от удара башмака. Меня угостили следующим, не
слишком сильно, но прямо по почкам. Извиваясь, я только смутно осознавал,
что меня отвязывают от столба. Руки и ноги у меня были по-прежнему
связаны, меня потащили через траву, которая внезапно оборвалась на голой
каменистой почве, где меня и бросили. Я лежал, моргая и думая о том, каким
ярким казался свет факела, потом чья-то рука схватила меня за волосы,
подняла и поставила на колени, и я увидел два высоких костра, между ними -
белые камни и снующие туда-сюда темные фигуры.
В тот момент я не разглядел их, потому что неожиданно загремели цепи,
и вокруг моей шеи сомкнулось холодное, как лед, железо, больно прихватив
кожу. Я инстинктивно отпрянул - и понял, что не один. Клэр и все
оставшиеся в живых члены экипажа, среди них - Пирс, Хэндз и похожий на
краба маленький стюард, были брошены рядами на землю рядом со мной,
скованные между собой чем-то, напоминающим старинные шейные колодки рабов.
И рядом со мной, в неприятной близости, сидел сам Ле Стриж. Он поднял
верхнюю губу в неком подобии саркастического приветствия, но я уже не
обращал на него внимания, потому что следующей в ряду сидела Молл. Живая;
но ее голова свесилась, по лицу разливалась смертельная бледность и
толстый сгусток крови склеивал кудри на ее лбу. Ее опущенные глаза были
погасшими и затуманенными, и у меня упало сердце. Я понял, что у нее
сотрясение мозга, если не проломлен череп. Я как-то был свидетелем
дорожного происшествия, и там один тип выглядел именно так; он умер в
машине скорой помощи.
Сдавленное ругательство сообщило мне, что Джипа бросили прямо рядом
со мной.
- Ну, и что это такое? - резко спросил он. - Мы стоим в очереди на
жертвоприношение или как?
- Несомненно, - прошипел Стриж сквозь сжатые зубы. - Хотя я бы на
твоем месте не стал особенно туда торопиться.
Я знал, что он имеет в виду. Мои глаза стали привыкать к свету, и чем
больше я видел толпу, собиравшуюся здесь, тем меньше она мне нравилась.
Помимо Волков здесь были обычные мужчины и женщины и среди них немало
явных гаитян. Однако не все были чернокожими деревенского типа и выглядели
лучше откормленными и довольными жизнью. Остальные были мулатами -
могущественной аристократией Гаити - ухоженными созданиями, которые могли
прилететь из Лондона или Нью-Йорка. На их шеях и пальцах блестело золото,
в свете огня сверкали драгоценности; на некоторых были элегантные
напудренные парики и монокли, однако другие расхаживали в роговых очках и
носили на запястьях шикарные часы "Ролекс". Надетые на них тяжелые платья
были хорошего покроя, висевшие на них веверы и другие странные символы
сияли блестками и золотой канителью. Эти элегантные существа гротескно
смешивались с голыми караибами в их военной раскраске, однако последние
звенели столь же ценными украшениями: не просто медными побрякушками и
спиралями на руках, шее и лодыжках, но кольцами из чистого мягкого золота,
свисавшими из их изуродованных мочек, золотыми палочками, продетыми через
губы и носы и отсвечивавших красным в пламени костров. То там, то тут в
толпе мелькали белые лица - белые всех оттенков, бледные, как старый
пергамент, или бесцветно-белые, как у альбиносов; у многих из них тоже
были тяжелые серьги и украшения, сделанные по давно позабытой моде, зато у
других были явно современные прически и даже очки. Одна матрона с
волосами, выкрашенными в голубой цвет, разразилась украшениями из алмазной
пыли - чистое пижонство в стиле Палм-Бич, что выглядело здесь невероятно
гротескным и зловещим. У меня появилось странное чувство, что я наблюдал
сборище откуда-то издалека, из давних лет ужасной истории острова; и я
знал, что это могло быть правдой.
Но каково бы ни было их происхождение, раскачивавшиеся, теснившиеся
под этот мягкий сложный ритм, они все казались похожими, ужасающе
похожими. Если я когда-либо и ставил под сомнение братство людей, то в эту
ночь я увидел, как оно продефилировало передо мной - все, что было в нем
самого худшего и темного. Родство - ужасная штука, когда оно выражается в
холодном, всепожирающем взгляде, безжалостном, жестоком, совершенно
эгоистичном или откровенно злобствующем, оценивавшим нас как возможность
интересного шоу. Я мог представить, что так смотрели на своих пленников на
