чества, которое она разжигала в мастерицах, не нарушало их согласия:
нужно было, ловко пользуясь этим соперничеством, поощрять их усердие и,
по примеру мудрых правительств, создавать союз соперниц, основанный на
преданности общему делу. Работницы Сильвии гордились своей маленькой
мастерской, жаждали отличиться перед молодой хозяйкой, и это подчиняло
их ее коварной власти. Она часто заставляла их работать до изнеможения,
но при этом сама подавала пример, и никто не жаловался. Легкий выговор,
веселая насмешка, вызывавшая взрыв смеха, подгоняли выбившуюся из сил
упряжку, заставляли ее держаться до конца. Девушки восторгались хозяйкой
и ревновали ее друг к другу. Она же, поощряя в них эти чувства, сама ос-
тавалась равнодушной. По вечерам, когда девушки уходили, она говорила о
них с сестрой тоном холодного безразличия, который возмущал Аннету.
Впрочем, в случае нужды, когда они заболевали или попадали в беду, она
не оставляла их без помощи. Но она забывала о них, больных или здоровых,
когда их не видела. Ей некогда было думать об отсутствующих. Некогда бы-
ло долго любить кого-нибудь. У нее было столько дела, что не оставалось
свободной минуты: туалет, хозяйство, еда, шитье, примерки, болтовня, лю-
бовь, развлечения. И все было точно рассчитано - все вплоть до тех часов
молчания (всегда коротких) между дневной сутолокой и ночным отдыхом,
когда она оставалась наедине с собой. Ни единого уголка для мечты.
Сильвия и к себе самой присматривалась со стороны такими же любопытными,
трезвыми глазами, как к другим. Внутренняя жизнь была сведена к миниму-
му: все выражалось в действиях и словах. Сильвии была совершенно чужда
свойственная Аннете потребность исповедоваться самой себе. Аннета даже
терялась, наблюдая эту душу, где все было наружу. Ни единого укромного
уголка! А если он и был (он есть во всяком сердце), дверь в него была
наглухо закрыта. Сильвию не интересовало, что таится там, в глубине, за
этой дверью. Ей нужно было одно - полновластно управлять своим мирком,
наслаждаться всем, и работой и радостями жизни, да так, чтобы все было в
свое время, чтобы ничего не упустить, а значит, без страстей, без край-
ностей, ибо вечная деятельная суета и "порхание" не уживаются с великими
страстями и даже исключают их возможность. Можно было не опасаться, что
Сильвия когда-либо потеряет голову от любви!
В сущности она и любила-то по-настоящему одну только Аннету. И как
это было странно! Почему она любила эту рослую девушку, с которой у нее
не было ничего или почти ничего общего?
А потому, что это "почти ничего" было нечто очень важное, может быть,
самое главное: голос крови... Не всегда люди одного поколения придают
значение кровному родству, но когда придают, - какая это скрытая сила!
Голос крови нашептывает нам:
"Тот, другой, - это тоже я. Содержание то же, но отлито в другую фор-
му. Это я в ином виде. Я узнаю себя в другой душе..."
И хочется тогда отвоевать себя у этого узурпатора.
Здесь действует влечение двоякого - нет, троякого - рода. Нас влекут
и сходство, и противоположность, и еще третья приманка, далеко не самая
слабая: радость покорения другого человека...
Как много общих черт было у Аннеты и Сильвии!
Гордость, независимость, сильная воля, дисциплинированный ум,
чувственность. Но у одной все было обращено внутрь, у другой - наружу.
Они представляли собой словно два полушария одной души. Они были созданы
из одних и тех же элементов, но каждая, по каким-то непонятным причинам,
коренившимся в особенностях их натур, отвергала вторую свою половину,
желала видеть только одну - ту, что была на поверхности, или ту, что бы-
ла скрыта в глубине. Сближение сестер теперь, когда они жили вместе,
грозило поколебать привычное представление каждой о самой себе. Их вза-
имная привязанность приобрела оттенок враждебности. И чем крепче была
привязанность, тем острее становилась скрытая вражда, ибо ни одна из
сестер не могла подчинить себе другую, и обе это чувствовали. Аннета
лучше Сильвии умела читать в своих мыслях и была честнее, поэтому она
осуждала и обуздывала себя. Прошло то время, когда ее властная и требо-
вательная любовь стремилась поглотить Сильвию. Сильвия же все еще не от-
казалась от тайного желания подчинить себе старшую сестру. И она ничуть
не сетовала на то, что обстоятельства дали ей возможность верховодить,
подчеркивать свое превосходство перед Аннетой. Надо же было ей вознагра-
дить себя за неравенство их судьбы в молодости! Этим неосознанным
чувством, в такой же мере, как и нежной любовью к сестре, объяснялось
тайное удовлетворение, которое Сильвия испытывала оттого, что Аннета ра-
ботала в ее мастерской, под ее началом. Ей хотелось завербовать Аннету
навсегда. И она поручала ей принимать заказчиц, делать рисунки для выши-
вок на белье. Она старалась ее убедить, что, работая в мастерской, Анне-
та будет иметь прочный заработок, а впоследствии даже сможет стать сов-
ладелицей.
Аннета угадывала желание Сильвии, но вовсе не намерена была ему поко-
риться. Она либо пропускала мимо ушей ее предложения, либо, когда
Сильвия очень уж приставала к ней, отвечала, что она не создана для это-
го ремесла. Тогда Сильвия иронически осведомлялась, для какого же ремес-
ла она считает себя созданной. Это задевало Аннету. Когда человека, ко-
торому никогда не приходилось трудиться ради куска хлеба, нужда застав-
ляет искать работу, ему тяжело оттого, что он не знает, на что годен и
годен ли вообще на что-нибудь, несмотря на свое образование. Однако нуж-
но было на что-то решиться. Аннета не хотела жить на средства сестры.
Конечно, Сильвия не дала бы ей этого почувствовать, она помогала ей
охотно. Но, с удовольствием тратя деньги на нужды Аннеты, она помнила,
сколько истрачено: ее правая рука всегда знала, что дает левая. Еще луч-
ше это знала сама Аннета. Ей была нестерпима мысль, что Сильвия, подсчи-
тывая свой приход и расход, записывает (мысленно, разумеется) в дебет
истраченное на нее, Аннету... Проклятые деньги! Казалось бы, какие могут
быть счеты между двумя любящими сердцами? В любви Аннеты и Сильвии их не
было, а в жизни были. Не одна любовь управляет жизнью. Ею управляют и
деньги.
Эту истину Аннета раньше слишком плохо знала. Но теперь она быстро ее
усвоила.
Ничего не говоря Сильвии, она принялась искать работу. Прежде всего
она решила пойти к начальнице того коллежа для девушек, который она
окончила. Г-жа Абрагам когда-то благоволила к способной и богатой учени-
це, дочери влиятельного человека, и Аннета рассчитывала на ее со-
чувствие. Эта замечательная женщина, одна из первых поборниц женского
образования во Франции, обладала редкими качествами - энергией и здравым
смыслом, а их дополняло (или порой, в зависимости от обстоятельств, уме-
ряло) трезвое политическое чутье, которому могли бы позавидовать многие
мужчины. Интересы своего коллежа г-жа Абрагам принимала гораздо ближе к
сердцу, чем свои собственные. Она была свободомыслящая женщина и даже не
скрывала (конечно, не выставляя его напоказ) некоторого презрения к кле-
рикалам, которое не могло ей повредить, ибо в ее коллеже учились девушки
из кругов радикальной буржуазии и молодые еврейки. Однако надо сказать,
что отвергнутую христианскую мораль ей заменяла гражданская, не очень-то
устойчивая и обоснованная, но тем не менее узкая и требовательная (впро-
чем, это естественно: чем произвольнее догма, тем она суровее). Аннета
благодаря своему положению в свете была в дружеских отношениях с на-
чальницей и говорила с ней свободно и откровенно. Она любила высмеивать
пресловутую общепризнанную мораль, и г-жа Абрагам, женщина скептического
ума, охотно и с улыбкой слушала тирады непочтительной девчонки. Да, она
улыбалась - но только когда они разговаривали с глазу на глаз при закры-
тых дверях. Как только дверь открывалась, г-жа Абрагам вспоминала о сво-
ем звании и официальном положении, и к ней возвращалась твердая, как же-
лезо, вера в заповеди светского кодекса, выработанного несколькими резо-
нерами, блюстителями нравственности. Можно сказать, что совесть госпожи
начальницы в своем естественном состоянии была равнодушна к условной мо-
рали; когда же совесть эта облекалась в привычную броню официальности,
она сурово порицала поведение Аннеты. А г-жа Абрагам о нем уже знала:
история Аннеты обошла все парижские салоны.
Но о разорении Аннеты г-жа Абрагам еще ничего не знала. И когда Анне-
та пришла к ней, она не сочла нужным откровенно высказать ей свое мне-
ние. Сперва надо было узнать, с какой целью пришла Аннета и нельзя ли
извлечь из этого какую-нибудь пользу для коллежа. Поэтому г-жа Абрагам
встретила бывшую ученицу приветливо, хотя и немного сдержанно. Но как
только она узнала, что Аннета пришла к ней в качестве просительницы,
г-жа Абрагам вспомнила о скандале и улыбка ее стала ледяной. Принять
деньги от особы предосудительного поведения еще можно, но помогать ей -
неприлично. Г-же Абрагам было не трудно найти предлог для отказа беззас-
тенчивой претендентке: она сказала, что коллежу не требуются учителя. А
когда Аннета попросила рекомендовать ее начальницам каких-либо других
учебных заведений, г-жа Абрагам не пожелала дать ей хотя бы неопределен-
ные обещания. Большая дипломатка в тех случаях, когда она имела дело с
людьми, высоко вознесенными колесом фортуны, она сразу оставляла всякую
дипломатию, когда это колесо сбрасывало их вниз. А это серьезная ошибка:
ведь те, кто сегодня внизу, могут снова очутиться наверху. Хороший дип-
ломат должен принимать в расчет будущее. Но для г-жи Абрагам существова-
ло только настоящее, а в настоящий момент Аннета шла ко дну. Это было
печально, однако г-жа Абрагам не имела обыкновения спасать утопающих.
Она не скрывала своей холодности. Аннета продолжала говорить с ней спо-
койно и непринужденно, как равная с равной, что теперь было уже совсем
неуместно, и г-жа Абрагам, чтобы ее "осадить" и напомнить о разнице в их
положении, объявила, что по совести не может никуда ее рекомендовать.
Аннета вскипела и уже готова была вслух высказать свое возмущение, но
гнев ее быстро утих, сменившись презрением. Ее вдруг охватило ребяческое
желание созорничать, как когда-то, - так и подмывало поиздеваться над
начальницей. Она сказала, вставая:
- Во всяком случае, не забудьте обо мне, если вздумаете ввести в кол-
леже курс новой морали!
Огорошенная этой явной дерзостью, г-жа Абрагам посмотрела на нее и
ответила сухо:
- Нам достаточно старой.
- Ну, ее не мешало бы немного расширить!
- А что именно вы хотели бы включить?
- Сущий пустяк, - спокойно ответила Аннета, - искренность и человеч-
ность.
Госпожа Абрагам, задетая за живое, отпарировала:
- И, разумеется, право на свободную любовь?
- Нет, право иметь ребенка.
Выйдя от г-жи Абрагам, Аннета пожала плечами при мысли о своей беспо-
лезной браваде. Какая глупость!.. К чему наживать себе врагов?.. Все-та-
ки она невольно рассмеялась, вспомнив сердитую физиономию противницы.
Женщина не может отказать себе в удовольствии посрамить другую женщину.
Впрочем, эта другая, г-жа Абрагам, сменит гнев на милость, как только
она, Аннета, отвоюет себе положение в обществе. А она его отвоюет!
Аннета побывала и в других учебных заведениях, но нигде не оказалось
свободных вакансий. Не было их только для женщин. Латинские демократии
созданы для мужчин. Иногда они включают в свои программы феминизм, но
относятся к нему недоверчиво. Мужчины ничуть не торопятся дать оружие в
руки своим соперницам - женщинам, которые и сейчас еще, на заре XX века,
остаются угнетенными. Но такое положение скоро изменится благодаря стой-
кости женщин Севера. Только под нажимом общественного мнения всех других
стран у нас скрепя сердце согласятся признать трудящуюся женщину, кото-
