более крупным политическим образованиям. Это движение было медленным и
прерывистым, поскольку оно везде происходило в обстановке конфликта между
разными центрами власти. Так что даже когда краткосрочные фискальные интересы
правительства требовали развития более эффективных прав собственности (как в
случае с защитой межконтинентальной торговли, которая была новым источником
доходов для короны), оно -- из-за конфликта с соперниками -- могло
предоставить только очень несовершенную защиту. Важнейшим фактором развития
прав собственности является то, что правительства создавали их только ради
собственных фискальных интересов. Как мы видели выше, дарование права на
отчуждение (продажу -- прим. переводчика) земли (ключевой шаг в развитии
наследуемой без ограничений абсолютной собственности) было осуществлено в
Англии, Франции, Анжу, Пуатье и других районах, только чтобы корона не
утратила существовавшие к тому моменту феодальные сборы. Сходным было
происхождение защиты прав собственности чужих торговцев, что можно видеть по
установленным Бургундией правилам проведения ярмарок в Шалоне и Отуне (Autun).
По точно таким же причинам предпринимались и такие меры, как умножение числа
пошлин, произвольных конфискаций, принудительных займов и тому подобное,
которые увеличивали неопределенность относительно прав собственности.
Направление действий правительства зависело от его фискальных интересов.".]
В качестве исключений из общей склонности правительств ставить на первое место
не разумное развитие прав собственности, а немедленные фискальные интересы,
Норт и Томас указывают на администрацию Нидерландов при герцогах Бургундских и
на первых Габсбургов, просвещенность которых постепенно слиняла из-за крайней
нужды в деньгах на военные предприятия. ["В общем и целом политика Бургундцев
и Габсбургов была направлена на объединение страны и поощрение торговли, что
содействовало процветанию экономики и доходам короны. В XVI столетии
семнадцать провинций империи Карла V сохраняли лояльность и снабжали корону
все большими суммами, которые шли на войны за расширение империи. Благодаря
процветанию, Нидерланды стали жемчужиной империи Габсбургов, и являлись самым
мощным источником доходов казны... Но хотя Нидерланды терпели Карла V, они не
стали мириться со все более тяжкими поборами его наследника Филиппа II.
Нидерланды приняли лидерство принца Оранского и восстали, что повело к
длительной борьбе, осложненной религиозными противоречиями." (там же, с. 134)]
Чтобы судить о том, действительно ли более защищенная собственность стала
фактором роста торговли, следует ответить на вопрос, была ли в 1750 году
собственность более защищена, чем, скажем, в 1300 году. Борьба торговцев со
своими суверенами за свободу от произвольных конфискаций веками шла на фоне
непрерывных войн между суверенами, и большая правовая защищенность прав
собственности подрывалась грабежом и реквизициями вторгшихся армий. Однако
вплоть до Французской революции европейские войны велись небольшими отрядами,
и торговцы страдали от мародерства не так уж сильно. Исключением была
Столетняя война во Франции, после окончания которой в середине XV века
иноземные вторжения не повторялись практически до 1814 года. Другим
исключением была разрушительная Тридцатилетняя война в Германии 1618--1648
годов. Так что есть все основания заключить, что войны того времени были
просто не в силах подорвать правовые гарантии собственности, если они
существовали. Это совершенно ясно видно на примере Англии и чуть менее
отчетливо во Франции, а после XVI века в Голландии. Мы можем сделать вывод,
что в период подъема западной торговли увеличивалась защищенность торговли.
Экономические объединения, не основанные на родственных связях
Несомненно, семья -- древнейший из социальных институтов и, судя по всему,
является древнейшей формой хозяйственной организации. Мы принимаем, как
должное, участие в фермерском труде каждого члена семьи за исключением детей.
В средние века все деловые предприятия были семейным бизнесом, осуществляемым
на средства семьи, управленческие и технические знания для которого также
предоставлялись через семейные или родственные связи. Даже в такой развитой
торговой общине, как венецианская, коммерция имела основой семейные
товарищества, а совместные предприятия с посторонними были, скорее,
исключением из правил. Непосильные для семьи долгосрочные инвестиции в
судостроение и морскую торговлю осуществлялись государством. [Фредерик Лейн
описывает венецианское семейное товарищество как одну из форм организации
предприятия в гл. "Family Partnerships and Joint Ventures in the Venetian
Republic". См.: Frederic C. Lane and Jelle C. Riemersma, eds., Enterprise and
Secular Change (Homewood, Ill.: Richard D. Irwin, 1953), pp. 86--101. Как
инструмент сохранения целостности семейного состояния венецианское партнерство
наследников сравнимо с английским установлением о праве старшего сына на
наследование земли.]
В средние века семья была единственной удовлетворительной моделью торгового
предприятия. Сами по себе феодальная система и церковь являли собой громадные
иерархические системы, в которых подчиненные приносили вышестоящим ритуальные
клятвы в верности и послушании. Как свидетельствует практика позднего
средневековья, при всей торжественности клятв и ритуалов их оказывалось
недостаточно для выработки той атмосферы доверия и надежности, без которых
невозможны длительные хозяйственные начинания.
Однако в тех случаях, когда потребности торговли превосходили возможности
семейных фирм и случайных партнерств, частные фирмы могли торговать и
инвестировать только при наличии какой-то иной базы для взаимного доверия.
Расширение после XVI века неправительственной торговли и инвестиций было бы
просто невозможно без создания чисто экономической формы организации,
способной сформировать эквивалентные семейным связи. Без этого для всех
проектов, слишком крупных для семейных фирм, стали бы неизбежными решения в
духе венецианской олигархии, где финансирование брало на себя государство.
Мы не можем знать наверняка, как возникла новая лояльность, каковы
психологические источники верности новым институтам, которые были совершенно
чужды моральным и религиозным структурам уходящей эпохи. Даже сегодня в каждой
западной стране некоторые люди не способны ощутить свою принадлежность к
ориентированным на продажу и прибыль экономическим предприятиям, и эта
отчужденность есть только остаток тех чувств, которые должны были
господствовать непосредственно по следам феодализма. Создание в XVII веке
новой модели организации было не малым достижением. Позднее, когда
коммерческие предприятия стали обычным делом, появилась возможность объяснить
лояльность к организации личными связями, формируемыми долгими годами
ученичества и подчиненного положения. Но при своем появлении несемейные
предприятия непременно должны были использовать другие источники верности и
доверия.
Идея верности предприятию предполагает само предприятие. По утверждению
Зомбарта, капиталистическое предприятие включает:
...возникновение над хозяйствующими индивидами и вне их отдельного
хозяйственного организма: все деловые трансакции, которые прежде совершались
более или менее изолированно -- по очереди или одновременно -- теперь
оказались объединены рамками одной хозяйственной единицы -- предприятия. Эта
единица представляет собой непрерывное дело, длящееся дольше, чем жизнь
участвующих в нем индивидов, служащее "носителем" экономического действия. В
прежние времена также бывали надындивидуальные организации, особенно в сфере
хозяйственной жизни, но те организмы связывали воедино все аспекты жизни
естественных человеческих групп. Длительность существования таких общин или
тотальных ассоциаций обеспечивалась естественной сменой поколений. Племя,
клан, семья, даже деревенская община и гильдия были примерами такого рода
надындивидуальных организмов, и хозяйственная деятельность составляла только
часть их существования, имела смысл только относительно всего остального.
[Wemer Sombart, "Medieval and Modem Commercial Enterprise", в кн. Lane and
Riemersma eds., Enterprise and Secular Change, p. 36. Данная глава
представляет собой выборки из главного произведения Зомбарта Der modeme
Kapitalismus.]
Верность по отношению к группе, взаимное доверие и поддержка по необходимости
культивировались среди тех, кто разделял опасности военной жизни и
мореплавания, и, может быть, не случайно, что в бурные годы XVI и XVII
столетий английские и датские торговцы были воинами или моряками. Легко
представить себе создание делового предприятия компаньонами, которые научились
доверять друг другу на войне или на море, поскольку такое часто случается и в
наше время. (Например, поколение, которое в свои двадцать лет участвовало в
гражданской войне в США, когда ему стало сорок, изобрело схему предприятий, не
базирующихся на родственных связях, -- современную промышленную корпорацию.)
Но существовали и другие значимые источники такого рода связей. Группы
торговцев в Англии и в датских городах были относительно небольшими, нередко
организованными в гильдии, и сплочены страстным участием в борьбе датчан
против испанцев или английских торговцев против Стюартов. Личный статус внутри
группы зависел от верности своим обязательствам и готовности их поддерживать,
то есть от привычек, которые хорошо вписываются в схему поведения человека,
преданного своему предприятию.
В ранних корпорациях необходимое доверие должно было связывать довольно
посторонних друг другу людей. Речь шла не о доверии к близким деловым
сотрудникам, но о готовности множества инвесторов положиться на честность и
умение директоров и менеджеров корпорации. Каким-то образом значительное число
имеющих деньги людей (тех, кто вкладывали в корпорации) должны были уверовать
в то, что другие (те, кто управляли корпорацией) являются людьми честными и
прилежными, что им можно верить. Такое доверие предполагает общее чувство
деловой этики, и это последнее вряд ли могло быть заимствовано из учения
католической церкви или у старой аристократии. Источники этой общей
нравственности следовало отчасти искать в союзах торговцев, и не исключено,
что в Англии и Голландии -- в ведущих торговых странах того времени -- эта
солидарность усиливалась движением Реформации и сопутствовавшим ей
нравственным порывом (подробнее мы обсудим это ниже). Само презрение церкви и
старой аристократии к торговцам могло только усиливать их стремление к
выработке кодекса чести, основанного на своевременной уплате долгов и верности
к вышестоящим, -- чего сильно не хватало в кодексе аристократической чести.
Может быть, историки, изумляющиеся возникновению не имеющих родственной основы
организационных связей, тем самым выдают некую часть собственного феодального
наследия: аристократическое презрение к моральным ценностям буржуа. Явно
полезнее подчеркивать агрессивность и алчность постфеодальных торговцев, чем
их способность к созиданию нравственных норм. Но бесспорен тот факт, что
именно торговцы развили пригодную для жизни в высокоорганизованном предприятии
систему нравственных норм. Никаким другим образом несемейные предприятия,
осуществившие такие грандиозные проекты, как колонизация, развитие внешней
торговли, строительство каналов (а позднее и железных дорог), не смогли бы
снискать верность и преданность к организации, без которых реализация этих
целей была бы недостижимой -- а они таки нашли источники этого.
Двойная запись в бухгалтерии
Для создания отличного от семьи делового предприятия было необходимо,
во-первых, вообразить такое предприятие, а во-вторых, найти способ отличать
дела предприятия от семейных дел его владельцев. Это было нелегко в эпоху,
когда члены семьи и работники предприятия были одно и то же, когда
собственники предприятия и оно само располагались в одном строении, а все
члены семьи работали на общий котел. [Говоря о развитии в Италии, Вебер
