крикнул я.
Это было худшее из всех известных мне слов.
Я увидел, как они нагнулись и стали что-то подбирать с земли. Мгновение
спустя на нас обрушился град камней и гальки. Собака взвизгнула, когда в
неё попали. Я закрыл голову руками до тех пор, пока этот град не
прекратился, но ни один из них в меня не попал.
Тогда я снова посмотрел вверх.
- Я вам покажу, - крикнул я.
Они нахально рассмеялись. - Еврей, сукин сын, - крикнул Пол.
Я подхватил камень и бросил в них, но он не долетел, и снова на меня
посыпался град камней и гальки. На этот раз я не успел прикрыть лицо, и
один камень поранил мне щеку. Я бросил в них еще один камень, но он тоже
не долетел. Они нагнулись и снова стали собирать камни.
Я развернулся и побежал в центр котлована, куда их камни не долетали.
Рядом со мной бежала собака. В центре котлована я сел на большой камень.
Собачка подошла ко мне , и я погладил ее по голове. Я вытер лицо рукавом и
снова посмотрел на братьев.
Они кричали и грозили мне кулаками, но я не мог разобрать ничего.
Собака сидела у меня на ноге, помахивая хвостом и глядя мне в лицо. Я
наклонился и прижался щекой к ее морде. - Ну ничего, собачка, - прошептал
я. - Когда они уйдут, мы выберемся отсюда. - Затем я выпрямился и показал
им нос. Они взбеленились и снова стали кидаться камнями, но я только
смеялся в ответ. Оттуда они не могли достать меня.
Когда они, наконец, ушли, солнце стало клониться к западу. Я ещё
посидел на камне с полчаса, подождал, прежде чем решил, что они все-таки
ушли. К этому времени почти стемнело. Я снова вернулся к откосу котлована
и посмотрел вверх.
Склон был довольно высокий и крутой, но я полагал, что выбраться наверх
будет не так уж трудно. Там было много камней и кустиков, за которые можно
будет ухватиться. Я вцепился в огромный камень и стал медленно
подниматься, становясь на четвереньки, чтобы не сползти вниз. Взобрался
было футов на пять, как услышал, что внизу заскулили. Я обернулся.
Собачонка сидела в котловане и следила за мной своими светлыми сияющими
глазами. Когда она увидела, что я обернулся, она резко и счастливо
взвизгнула. - Ну, давай, - сказал я. -Чего ты лаешь? - Она прыгнула на
склон и стала подползать ко мне. Она тоже ползла на пузе. Не доходя до
меня с фут, она стала сползать вниз. Я протянул руку, схватил ее за
шиворот и подтащил к себе. Она радостно замотала хвостом, - Давай, -
сказал я. - Надо выбираться отсюда.
Я снова двинулся вверх и прополз несколько футов, но когда посмотрел,
что делает собака, то увидел, что ее нет рядом. Она скорчилась там, где я
ее оставил, с опущенным хвостом. Я позвал ее. Она помахала хвостом, но не
сдвинулась с места.
- В чем дело? -спросил я. - Ты что, боишься? - Она лишь пошевелила
хвостом в ответ. Она не собиралась двигаться, и я полез опять вверх. Я
продвинулся еще на несколько футов, и тут она снова заскулила на высоких
жалобных тонах. Я остановился и посмотрел вниз. Она сразу перестала
скулить и начала опять махать хвостом. - Ну хорошо, -сказал я. - Сейчас
спущусь и помогу тебе.
Я осторожно соскользнул туда, где была собака и снова ухватил ее за
шиворот.
Придерживая ее одной рукой, я стал опять медленно продвигаться вверх. У
меня ушло почти пятнадцать минут на то, чтобы добраться до половины пути.
При этом приходилось подтягивать ее за собой после каждого шага. Затем я
остановился передохнуть. Руки и лицо у меня были измазаны грязью, а
рубашка и штаны были замызганы и изорваны. Мы с собачкой прижались к
откосу котлована, страшась пошевельнуться, чтобы не сползти вниз.
Некоторое время спустя мы снова двинулись вверх. Мы уже почти добрались
доверху, когда камень подался у меня под ногой, и я поехал. В отчаянии я
отпустил собаку и стал хвататься за землю, пытаясь удержаться от падения.
Я спустился на несколько футов и затем пальцами ухватился и удержался за
землю. Собачка начала скулить. Когда я обернулся, чтобы посмотреть , ее
уже не было. Я посмотрел вниз, в котлован. Она только начала подниматься.
Она глянула на меня и отрывисто гавкнула, но когда я отвернулся и начал
взбираться вверх, снова начала скулить. Я старался не слушать ее тихие
жалобные стоны, исходящие из глубины души. Она бегала взад и вперед,
поминутно останавливаясь, взывая ко мне. Казалось, что она хромает. Я
позвал ее. Она остановилась и поглядела на меня со склоненной набок
головой.
- Ну давай, пёсик, - позвал я.
Он прыгнул на откос и попробовал вскарабкаться ко мне, но свалился
назад. Я позвал его еще раз, он сделал еще одну попытку и упал. В конце
концов он сел, подняв одну лапу ко мне и залаял. Я сел и сполз вниз до
конца. Он бросился мне на руки, болтая хвостом. У меня на рубашке от его
лапы оставались кровавые следы, когда я поднял его, чтобы лучше
рассмотреть. Подушечки у него на лапах были порезаны и исцарапаны о камень.
- Ну хорошо, песик, - тихо сказал я, - мы выберемся отсюда вместе Я не
оставлю тебя. Казалось, он понял меня, так как хвост его радостно описывал
круги, а сам он своим мягким влажным языком обтирал мне лицо. Я положил
его на землю и пошагал к другому краю котлована, чтобы найти место
попроще, где было легче выбраться. А он бежал рядом со мной, заглядывая
мне в глаза. Только бы мама разрешила мне оставить его себе!
Уже почти совсем стемнело. Мы снова начали карабкаться, но толку из
этого не вышло. Не добравшись и до половины обрыва , я соскользнул и снова
очутился на дне. Я очень устал, мне страшно хотелось есть. Ничего из этого
не выйдет. До тех пор, пока не взойдет луна, бесполезно даже пытаться.
Я уселся на камень в центре котлована и попытался придумать, что мне
теперь делать. Мама будет сердиться, потому что я не пришел вовремя
ужинать. Стадо холодать. Я задрожал и попробовал застегнуть ворот рубашки,
но пуговица оторвалась. Какая-то серовато-черная тень промелькнула в
темноте. Собака зарычала и щелкнула зубами вдогонку. Я вдруг испугался - в
котловане были крысы.
Я обнял собаку и заплакал. Никогда мы отсюда не выберемся. Ещё одна
крыса пробежала мимо нас в темноте. Испуганно завизжав, я побежал к откосу
котлована и попытался выкарабкаться. Снова и снова старался я выбраться ,
но каждый раз сваливался назад.
Наконец я свалился на землю и так выдохся, что не мог даже
пошевелиться. Я был мокрый и несчастный. Я глубоко вздохнул и стал орать.
- Мама! Мама! - Голос мой глухим эхом отдавался в котловане. Я кричал до
тех пор, пока не охрип и просто стал пищать. Ответа не было.
Взошла луна, и её белый свет отбрасывал глубокие тени у каждого камня.
Ночь была наполнена странными звуками и какими-то особенными движениями.
Когда я стал подниматься на ноги, какая-то крыса откуда-то свалилась мне
на грудь. Я упал на спину , визжа от ужаса. Собака прыгнула вдогонку крысе
и схватила ей на лету.
Сердито мотнув головой, она перекусила ей шею и отбросила крысу прочь.
Я встал на ноги и прислонился спиной к обрыву котлована. Мне было так
холодно, и я был так напуган, что не мог ничего делать, кроме как смотреть
в темноту.
Собака стояла передо мной и шерсть у ней вздымалась дыбом, когда она
лаяла. Эхо звучало так, как будто сотня собак будила ночь.
Не знаю, сколько я простоял так. Глаза у меня слипались, я старался
удержать их открытыми, но не мог. Наконец я устало опустился на землю.
Теперь я уже не отдавал себе отчета, будет ли мать сердиться на меня
или нет. Я ведь не виноват. Если бы я не был евреем, Пол с Эдди не
спихнули бы меня в котлован. Когда я выберусь, я попрошу маму, нельзя ли
нам быть кем-либо другим.
Может быть, тогда они не будут больше сердиться на меня. Но в глубине
души я чувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Если бы даже
мать и согласилась, отец не изменится. Это-то я знал точно. Если уж он
что-нибудь решил, то не отступится. Наверное поэтому он и оставался евреем
все эти годы.
Нет, никакого толку из этого не выйдет.
Мама будет очень сердиться на меня. Жаль, припомнил я, начиная дремать,
жаль, что это случилось именно в тот день, который так хорошо начался.
Лай собаки стал громче, и где-то смешавшись с его хриплым эхом,
послышалось, как чей-то голос зовет меня. Я попробовал раскрыть глаза, но
не смог. Я так устал.
Но голос стал громче, настойчивей. - Дэнни! Дэнни Фишер! - Глаза у меня
раскрылись, и я увидел, как неверный белый свет луны отбрасывает
невероятные тени в котловане. Мужской голос снова позвал меня. Я с трудом
поднялся на ноги и попробовал было ответить, но у меня пропал голос.
Раздался только слабый хриплый писк. Собака снова стала неистово лаять. Я
услышал голоса наверху обрыва, а лай собаки стал еще более резким и
возбужденным.
Луч фонарика опустится в котлован и задвигался в поисках меня. Я знал,
что они меня не могут услышать, и поэтому побежал за лучом света, стараясь
попасть в него. По пятам за мной бежала собака, по-прежнему лая.
Вдруг свет попал на меня , и я остановился. Закрыл глаза руками, так
как свет резал их. Мужской голос прокричал: "Вот он!"
Другой голос раздался в темноте надо мной. -Дэнни! Дэнни! - Это был
голос отца, - Ты жив?
Затем послышался шум и шорох гальки, когда мужчина стал спускаться по
склону ко мне. Плача, я подбежал к нему. И почувствовал, как меня
подхватили на руки. Он весь дрожал. Тут я ощутил его поцелуи на своем
лице. - Дэнни, у тебя все в порядке? -спрашивал он.
Я прижался к нему лицом. Лицо у меня было исцарапано и горело, но мне
было приятно чувствовать грубое сукно его костюма. -Все в порядке, папа,
- ответил я всхлипывая. - Но мама будет сердиться, я написал в штаны.
Что-то похожее на смех булькнуло у него в горле.
- Мама не будет сердиться. -заверил он меня. Подняв голову в
направлении берега, он закричал: "У него все в порядке. Бросайте веревку и
вытащим его".
- Не забудь песика, папа, - сказал я. -Его тоже надо вытащить.
Отец нагнулся и потрепал пса за ухом. - Если бы не его лай, мы бы и не
узнали, где ты. - Вдруг он повернулся и посмотрел на меня. -Не из-за него
ли ты тут оказался?
Я покачал головой. - Пол и Эдди сбросили меня сюда, потому что я еврей.
Папа как-то странно посмотрел на меня. Веревка упала нам под ноги и он
нагнулся, чтобы поднять ее. Я с трудом расслышал слова, которые он
пробормотал:" Район новый, а люди те же самые".
Я не понял , что это значит. Он завязал веревку у себя на поясе и
подхватил меня одной рукой, а другой- собаку. Веревка натянулась и мы
начали подниматься по склону.
- Папа, ты ведь не сердишься?
- Нет, Дэнни , не сержусь.
Я некоторое время помолчал, пока мы медленно продвигались по склону, -
Тогда ничего, если я оставлю собаку себе, папа? - спросил я, - Он такой
милый пес.
-Пес, видимо, знал, что я говорю о нем, его хвост застучал по боку
отца. - Мы назовем его Рекси Фишер, - добавил я.
Папа посмотрел вниз на щенка и затем на меня. Он рассмеялся: -Ты хочешь
сказать, мы назовем ее Рекси Фишер. Это не он, а она.
В комнате было темно, но мне было тепло и уютно после ванной, когда я уже
лежал в постели. В ночи были новые звуки, новые звуки, влетающие в окно из
новой округи. Новые звуки, с ними теперь жить.
Глаза у меня были широко раскрыты от изумления, но я больше не боялся.
Бояться нечего. Я ведь у себя в доме, в своей собственной комнате. Вдруг
глаза у меня стали закрываться. Я повернулся в постели и задел рукой за
стену. Она была шершавой от свежей краски.
- Я люблю тебя, дом, - прошептал я, засыпая.
Под кроватью пошевелилась собака, и я свесил руку вниз. В ладони у себя
я почувствовал ее холодный нос. Я почесал пальцами у неё за ухом. Шерсть у
нее была влажная и прохладная. Мама заставила папу выкупать Рекси, прежде
чем разрешила пустить ее в мою комнату. Она полизала мне пальцы.
- Я люблю тебя, Рекси, -прошептал я.
Ощущение теплоты, удобства и причастности пронизывало все мое существо.
