Эрих Мария Ремарк. Триумфальная арка
Перевод с нем. Б.Кремнева и И.Шрайбера.
Изд: М., Аст, 1999
OCR: Проект "Общий Текст" (textshare.da.ru)
В фигурных скобках {} текст, выделенный курсивом.
В круглых скобках () номер подстраничных примечаний переводчиков.
I
Женщина шла наискосок через мост прямо на Равика. Она шла быстро, но
каким-то нетвердым шагом. Равик заметил ее лишь тогда, когда она оказалась
почти рядом. Он увидел бледное лицо с высокими скулами и широко
поставленными глазами. Это лицо оцепенело и походило на маску, в тусклом
свете фонаря оно казалось безжизненным, а в глазах застыло выражение такой
стеклянной пустоты, что Равик невольно насторожился.
Женщина прошла так близко, что едва не задела его. Он протянул руку и
схватил ее за локоть. Она пошатнулась и, вероятно, упала бы, если бы он ее
не удержал.
Равик крепко сжал руку женщины.
- Куда вы? - спросил он, немного помедлив. Женщина смотрела на него в
упор.
- Пустите! - прошептала она.
Равик ничего не ответил. Он по-прежнему крепко держал ее за руку.
- Пустите меня! Что это? - Женщина едва шевелила губами.
Равику казалось, что она даже не видит его. Она смотрела сквозь него,
куда-то в пустоту ночи. Просто что-то помешало ей, и она повторяла одно и то
же:
- Пустите меня!
Он сразу понял, что она не проститутка и не пьяна. Он слегка разжал
пальцы. Она даже не заметила этого, хотя при желании могла бы легко
вырваться.
Равик немного подождал.
- Куда же вы, в самом деле? Ночью, одна, в Париже? - спокойно спросил
он еще раз и отпустил
ее руку.
Женщина молчала, но с места не сдвинулась. Раз остановившись, она,
казалось, уже не могла идти дальше.
Равик прислонился к парапету моста. Он ощутил под руками сырой и
пористый камень.
- Уж не туда ли? - Он указал вниз, где, беспокойно поблескивая в
сероватой мгле, текла Сена, набегая на тени моста Альма.
Женщина не ответила.
- Слишком рано, - сказал Равик. - Слишком рано, да и слишком холодно.
Ноябрь.
Он достал пачку сигарет, затем нашарил в кармане спички. На картонке их
оказалось всего две. Слегка наклонившись, он прикрыл ладонями пламя от
легкого ветра с реки.
- Дайте и мне сигарету, - бесцветным голосом произнесла женщина.
Равик выпрямился и показал пачку.
- Алжирские. Черный табак. Его курят солдаты Иностранного легиона.
Пожалуй, для вас слишком крепок. Других нет.
Женщина покачала головой и взяла сигарету. Равик поднес ей горящую
спичку. Она сделала несколько глубоких затяжек. Равик бросил спичку через
парапет. Словно маленькая падающая звезда, спичка пролетела сквозь тьму и
погасла, достигнув воды.
На мост медленно въехало такси. Шофер остановил машину, посмотрел на
них, немного выждал и двинулся дальше, вверх по мокрой, поблескивающей в
темноте авеню Георга Пятого.
Внезапно Равик почувствовал, как сильно он устал. Весь день напролет он
работал и, придя домой, не мог уснуть. Тогда он вышел на улицу - хотелось
выпить. И теперь, в промозглой сырости глубокой ночи, он чувствовал
неодолимую усталость.
Равик посмотрел на женщину. Почему, собственно, он ее остановил? С ней
что-то стряслось, это было ясно. Но ему-то какое дело? Мало ли он встречал
женщин, с которыми что-то случалось, особенно ночью, особенно в Париже.
Сейчас это ему было безразлично, он хотел лишь одного - спать.
- Ступайте домой, - сказал Равик. - Что вам здесь делать в такое время?
Еще, чего доброго, не оберетесь неприятностей.
Он поднял воротник, намереваясь уйти. Женщина смотрела на него
непонимающими глазами.
- Домой? - повторила она.
Равик пожал плечами.
- Домой, к себе на квартиру, в отель - куда угодно. Неужели вам хочется
попасть в полицию?
- В отель! О Боже! - проговорила женщина. Равик остановился. Опять
кому-то некуда идти, подумал он. Это следовало предвидеть. Всегда одно и то
же. Ночью не знают, куда деваться, а утром исчезают прежде, чем успеешь
проснуться. По утрам они почему-то знают, куда идти. Вечное дешевое отчаяние
- отчаяние ночной темноты. Приходит с темнотой и исчезает вместе с нею. Он
бросил окурок. Да разве он сам не сыт всем этим по горло?
- Пойдемте куда-нибудь, выпьем рюмку водки, - сказал он.
Так проще всего - расплатиться и уйти, а там пусть сама позаботится о
себе.
Женщина сделала неверное движение и споткнулась. Равик снова поддержал
ее.
- Устали? - спросил он.
- Не знаю. Наверно.
- Настолько, что не можете спать?
Она кивнула.
- Это бывает. Пойдемте. Я провожу вас.
Они пошли вверх по авеню Марсо. Женщина тяжело опиралась на Равика -
опиралась так, будто каждую минуту боялась упасть.
Они пересекли авеню Петра Сербского. За перекрестком улицы Шайо, вдали,
на фоне дождли- вого неба возникла зыбкая и темная громада Триумфальной
арки.
Равик указал на освещенный узкий вход, ведущий в маленький погребок.
- Сюда... Тут что-нибудь да найдется.
Это был шоферский кабачок. За столиком сидело несколько шоферов такси и
две проститутки. Шоферы играли в карты. Проститутки пили абсент. Они смерили
женщину быстрым взглядом и равнодушно отвернулись. Одна, постарше, громко
зевнула, другая принялась лениво подкрашивать губы. В глубине зала совсем
еще юный кельнер, с лицом обозленной крысы, посыпал опилками каменные плитки
и подметал пол. Равик выбрал столик у входа. Так было удобнее: скорее
удастся уйти. Он даже не снял пальто.
- Что будете пить? - спросил он.
- Не знаю. Все равно.
- Два кальвадоса, - сказал Равик кельнеру в жилетке и рубашке с
засученными рукавами. - И пачку сигарет "Честерфилд".
- У нас только французские.
- Что ж. Тогда пачку "Лоран", зеленых.
- Зеленых нет. Только синие.
Равик разглядывал руку кельнера, на ней была вытатуирована голая
женщина, шагающая по облакам. Перехватив его взгляд, кельнер сжал кулак и
напряг мускулы. Женщина непристойно задвигала животом.
- Значит, синие, - сказал Равик.
Кельнер осклабился.
- Может, еще найдется пачка зеленых. - И удалился, шаркая туфлями.
Равик посмотрел ему вслед.
- Красные шлепанцы, - проговорил он, - и красотка, исполняющая танец
живота! Похоже, он служил в турецком флоте.
Женщина положила руки на стол. Казалось, ей больше никогда их не
поднять. Руки были холе- ные, но это еще ни о чем не говорило. Впрочем, не
такие уж они были холеные. Равик заметил, что ноготь на среднем пальце
правой руки, по-видимому, надломился и был оторван, не подпилен. Лак местами
сошел.
Кельнер принес рюмки и пачку сигарет.
- "Лоран", зеленые. Все-таки нашлась одна пачка.
- Так я и думал. Вы служили на флоте?
- Нет. В цирке.
- Еще лучше. - Равик подал женщине рюмку. - Вот, выпейте. Ночью
кальвадос - самое подходящее. А может, хотите кофе?
- Нет.
- Выпейте залпом.
Женщина кивнула и выпила. Равик разглядывал ее. Потухшее лицо, блеклое
и почти без всякого выражения. Полные, но бледные губы, их очертания словно
стерлись, и только волосы естественно-золотистого цвета были очень хороши.
Она носила берет. А из-под плаща виднелся синий английский костюм, сшитый у
хорошего портного. Но зеленый камень в перстне был слишком велик, чтобы не
быть фальшивым.
- Еще рюмку? - спросил Равик.
Женщина кивнула.
Он подозвал кельнера.
- Еще два кальвадоса. Только рюмки побольше.
- И налить побольше?
- Да.
- Значит, два двойных кальвадоса.
- Угадали.
Равик решил быстро выпить свою рюмку и уйти. Ему было скучно, и он
очень устал. Вообще же он умел терпеливо переносить превратности судьбы: за
плечами сорок лет беспокойной и переменчивой жизни. Ситуации вроде этой были
ему не в новинку. Он жил в Париже несколько лет, страдал бессонницей и
ночами часто бродил по городу - поневоле приходилось видеть всякое.
Кельнер принес заказанное. Равик осторожно поставил перед женщиной
рюмку яблочной водки, пряной и ароматной.
- Выпейте еще. Толку, конечно, будет мало, зато согревает. И что бы с
вами ни случилось - ничего не принимайте близко к сердцу. Немногое на свете
долго бывает важным.
Женщина подняла на него глаза, но к рюмке не прикоснулась.
- Нет, это и в самом деле так, - сказал Равик. - Особенно если дело
происходит ночью. Ночь многое усложняет.
Женщина по-прежнему смотрела на него.
- Незачем меня утешать, - наконец проговорила она.
- Тем лучше.
Равик поискал глазами кельнера. Хватит. Ему это надоело, он хорошо знал
таких женщин. Вероятно, из русских эмигрантов, подумал он.
Стоит им где-нибудь пристроиться и слегка захмелеть, как сразу же
переходят на категорический тон.
- Вы русская?
- Нет.
Равик расплатился и встал, собираясь проститься. Сразу же встала и
женщина. Она сделала это молча, как нечто само собой разумеющееся. Равик
нерешительно взглянул на нее. Ладно, подумал он. Проститься можно и на
улице.
Начался дождь. У входа Равик остановился.
- Вам куда?
Он решил, что пойдет в противоположном направлении.
- Не знаю. Куда-нибудь.
- Где вы живете?
Женщина вздрогнула.
- Туда я пойти не могу. Нет! Не могу! Только не туда!
В ее глазах внезапно появилось выражение дикого страха. Ссора, подумал
Равик. Разругалась с му- жем и убежала из дому. Завтра днем одумается и
вернется.
- Разве вам не к кому пойти? К какой-нибудь знакомой? Отсюда можно
позвонить.
- Нет. Не к кому.
- Но ведь надо же где-то переночевать. Нет денег на отель?
- Есть.
- Так пойдите в любой отель. Их тут много.
Женщина молчала.
- И все-таки где-то вам надо переночевать, - сказал Равик, теряя
терпение. - Нельзя же оставаться на улице, под дождем.
Женщина застегнула плащ.
- Вы правы, - сказала она, словно наконец решилась на что-то. - Вы
совершенно правы. Спасибо. Больше обо мне не беспокойтесь. Где-нибудь
устроюсь. Спасибо. - Она зажала в кулаке углы воротника. - Спасибо за все.
Женщина исподлобья смотрела на Равика глазами, полными муки, тщетно
силясь улыбнуться; затем, торопливо и неслышно ступая, ушла в дождь и туман.
С минуту Равик не двигался с места.
- Черт возьми, - растерянно и нерешительно пробормотал он.
Равик не понимал, как и почему так получилось, - горестная ли улыбка,
взгляд, или пустынная улица, или ночь... Но он понимал, что нельзя так вот
просто отпустить эту женщину; там, в тумане, она вдруг показалась ему
заблудившимся ребенком.
Равик догнал ее.
- Пойдемте со мной, - сухо сказал он. - Что-нибудь придумаем.
Они вышли на площадь Этуаль. Она раскинулась перед ними в струящейся
серой мгле, величественная и бесконечная. Туман сгустился, и улиц, лучами
расходившихся во все стороны, не было видно. Видна была только огромная
площадь с висящими тут и там тусклыми лунами фонарей и ка- менным сводом
Триумфальной арки, огромной, терявшейся в тумане; она словно подпирала
унылое небо и защищала собой сиротливое бледное пламя на могиле Неизвестного
солдата, похожей на последнюю могилу человечества, затерянную в ночи и
одиночестве.
Они пересекли площадь. Равик шел быстро. Он слишком устал, чтобы
думать. Рядом с собой он слышал неуверенные и громкие шаги женщины, она шла
молча, понурившись, засунув руки в карманы плаща, - маленький огонек чужой
жизни. И вдруг в позднем безлюдье площади она на какой-то миг показалась ему
странно близкой, хотя он ничего о ней не знал или, быть может, именно
