- Это лучший выход, если вы невиновны, - ответил он, улыбаясь. -
Увы, я сделал именно то, в чем меня подозревают.
Он сделал паузу.
- Мне в самом деле очень не хочется причинять вам такие неудобства,
Леонардо, но это всего на несколько часов. Как только снаружи стемнеет,
я от них без труда ускользну.
- Вы кого-нибудь убили? - спросил я, отодвигаясь от него.
- Ну что вы, нет! Я не убийца, я всего лишь предприимчивый человек.
Неожиданно мне в голову пришла новая мысль.
- А картина - она краденая?
- Никогда не стал бы красть такую ординарную вещь, - ответил он. -
Весьма банально написана, знаете ли.
- Но вы крадете картины?
Он отхлебнул из бокала и взглянул на меня так, словно я его забавлял.
- Я уже начинаю чувствовать себя музейным вором, Леонардо.
- А на самом деле?
- Нет.
- Постойте, - сказал я с некоторым облегчением, но все еще готовый
броситься наутек, если понадобится. - Мне показалось, что вы в некотором
роде несете ответственность за закрытие художественного музея.
- Несу, - спокойно ответил он.
- И вы еще говорите, что вы не музейный вор!
- Музейный вор - слишком узкое определение. Я краду и
драгоценности, и прочие красивые вещи.
Он помолчал.
- Я предпочитаю считать себя мастером преступных дел. Звучит
гораздо профессиональнее.
- Почему вы мне это рассказываете? - спросил я.
- Потому что я навязался к вам в гости, - ответил он. - И потому,
что на Шарлемане инопланетянин не может свидетельствовать против
человека.
- Но я могу сообщить полиции то, что знаю.
Он пожал плечами.
- Они и так знают, что я сделал. А доказать - совсем другой вопрос,
- тут он мне улыбнулся. - Кроме того, мы ведь собираемся стать друзьями,
а поступить так было бы решительно не по-дружески.
- Я не могу стать другом вора, - твердо сказал я.
- Еще как можете. Я, в общем-то, очень симпатичный парень. Более
того, это мой капитал. Без этого мне было бы гораздо труднее работать по
профессии.
- Но зачем вообще быть вором?
- В этом виноваты мои родители. Я лично считаю себя не столько
вором, сколько ограбленным.
- И какое отношение имеют к этому ваши родители?
- Они растратили слишком много денег.
Он осушил бокал и откинулся в кресле.
- Видите ли, семья Хитов была богатой на протяжении стольких
поколений, что даже трудно себе представить, и конечно, никто из Хитов
не опустится до того, чтобы работать ради куска хлеба. Мое воспитание
научило меня только одному - как промотать семейное состояние, и
представьте мое разочарование, когда оказалось, что из-за папиных
увлечений женщинами и маминой страсти к азартным играм проматывать мне
уже нечего.
Он сделал паузу.
- Я был совершенно неприспособлен даже для самой непритязательной
работы - но у меня прекрасно развитый и изысканно воспитанный вкус, если
позволите... и поскольку меня научили ожидать от жизни определенных
удовольствий, то вполне естественно, что судьба привела меня в
профессию, к которой я подхожу по характеру.
- Что же в вашем характере подходит к занятию вора? - спросил я.
- Как всех испорченных детей, меня, естественно, научили не
заботиться ни о ком, кроме себя, - ответил он. - Если бы я уважал права
других, я бы каждый раз, занимаясь своим ремеслом, переживал чудовищный
моральный конфликт. К счастью, я не страдаю от подобных приступов.
Кстати, не будь таких, как я, в страховой отрасли вскоре наступил бы
серьезный спад, так что в некотором роде я даже способствую развитию
экономики.
- Я слыхал, что в некоторых инопланетных мирах есть воры, - сказал
я, - но никогда не ожидал встретить вора, который бы так гордился своей
работой.
- Почему же не гордиться тем, что делаешь? Это тоже форма
искусства, и вор из меня безусловно лучший, чем художник из Серджио
Маллаки.
- Мне кажется, стоит уведомить вас, что у меня нет при себе
наличных денег, - сказал я.
- Никогда не краду наличности, - произнес он презрительно. -
Слишком легко проследить номера серий.
- Еще легче выследить украденный портрет, - заметил я.
- А! - улыбнулся он. - Но люди тратят наличность. А сокровища
искусств держат под семью замками. Фокус в том, чтобы украсть вещь
настолько знаменитую, чтобы ее новый владелец никогда не выставил ее на
публику. Поэтому я работаю только с коллекционерами и не имею никаких
дел с публичными аукционами.
Он замолчал и задумался.
- Конечно, в моем бизнесе я поставляю коллекционерам все, что они
хотят, включая честно добытые произведения, и часто действую, как
посредник. А иногда, - закончил он, - даже выступаю консультантом, если
у клиента слишком много денег и слишком мало вкуса. В таких случаях я
обычно устраиваю им покупку вот таких картин.
Он указал на чрезвычайно плохое абстрактное полотно, висевшее над
кушеткой.
- Но если вы честно приобрели портрет Маллаки, вы могли бы
выставить его на аукцион, - намекнул я.
- Тогда другие заинтересовались бы, почему я не выставляю на
аукцион все остальное. Может быть, постоянство - пугало для мелких
умишек, но непостоянство имеет тенденцию привлекать внимание полицейских
компьютеров.
- Я даже не знаю, стоит ли вообще с вами разговаривать, - сказал я,
чувствуя неловкость от того, что покорен его обаянием, и что мои страхи
и опасения улетучились. - Вы воплощенная аморальность, распущенность и
бесчестье.
- Вы мне льстите, Леонардо, - небрежно заметил он. - Я всего лишь
человек, который пользуется подвернувшимся случаем, не более. Если уж на
то пошло, вы должны были бы мне посочувствовать - я работаю больше, чем
любой Хит за прошедшие пятьсот лет, изо всех сил стараясь восполнить
опустошенную семейную казну.
Он замолчал и, как мне показалось, впервые обвел взглядом то, что нас
окружало.
- Бог мой, какой ужасный вкус у оформителя! Голые стены были бы
лучше этого уродливого металлопокрытия! - он покачал головой. - Держу
пари, что в спальне они повесили фривольные гравюры.
- А что вы украли из музея? - спросил я.
- Всего одну работу, - сказал он, пожав плечами. - Подумать только,
что полиция так разъярилась из-за одной-единственной вещи!
- Смотря, какая вещь, - сказал я.
- Скульптура Мориты, - ответил он.
- Произведение Мориты! - воскликнул я.
Он кивнул, весьма довольный собой.
- Одно из самых модернистских.
- Но ведь полиция наверняка найдет его, обыскав ваш дом!
- Все зависит от того, какой дом они обыщут, - сказал Хит,
совершенно не выказывая озабоченности. - У меня их одиннадцать, все
оформлены на разные имена, и только три - на Шарлемане. Вы разрешите, я
себе еще налью?
Он встал и пошел к бару.
- Вы действительно не хотите со мной выпить?
- Нет.
- Как хотите, - он снова улыбнулся. - Но я забыл о хороших манерах.
Может быть, заказать для вас какой-нибудь национальный бъйорннский
напиток? В обслуживании предусмотрен приличный выбор.
- Спасибо, я не хочу пить.
В этот момент в дверь постучал носильщик.
- Войдите, - громко сказал Хит, и через мгновение дверь открылась.
- Поставьте все это в спальне, - приказал он, направив носильщика в
спальню, а когда тот вышел, дал ему чаевые.
- Спасибо, мистер Леонардо, - произнес носильщик. - Желаю приятно
провести время в Океане.
- Непременно, - ответил Хит и приказал двери закрыться.
- Но Леонардо - это я! - возмутился я.
- Верно, - согласился Хит. - Но алиби нужно мне.
- Зачем?
- Кто знает? День еще не кончился.
- Вы достойны всяческого порицания.
Он улыбнулся.
- Зато я обаятелен. Папаша Хит всегда утверждал: если нельзя
создать состояние, надо создать хотя бы иллюзию такового - а для этого,
конечно, требуется обаяние.
- У Малькольма Аберкромби есть состояние, но он, наверное, самый
необаятельный человек из тех, кого я знаю, - сказал я.
- Аберкромби? Это тот, которому нужен портрет Черной Леди, если я
не ошибаюсь?
- Да.
- Зачем он ему? Ужасное произведение. Мне было почти стыдно
предлагать его Тай Чонг, но у моих кредиторов дорогие вкусы, и на этой
неделе мне непременно нужно было сделать хоть немного денег.
- Он собирает ее портреты.
- Я не знал, что она позировала другим художникам.
- Она не позировала и для портрета, который вы предлагаете, -
сказал я. - Она умерла более шести тысяч лет назад.
- Ерунда, - фыркнул он. - Она была любовницей Маллаки. Насколько
мне известно, она и сейчас его любовница.
- Наверно, вы ошибаетесь, - сказал я. - Я видел ее фотографию, тех
времен, когда человечество еще не покидало Землю.
Он покачал головой.
- Может быть, вы видели кого-нибудь похожего на нее.
- Я не мог ошибиться. Я видел доказательства.
- А я не думаю, чтобы ошибался Маллаки, - ответил Хит. - В конце
концов, он писал с нее.
- Интересно, удастся ли мне поговорить с этим Маллаки, - сказал я.
- Не вижу причин, почему бы нет, - откликнулся Хит. - Конечно, его
придется разыскивать. Он живет не на Шарлемане.
- Я был бы очень благодарен.
- Подумаю, что можно сделать, - сказал Хит. - Между прочим, сколько
портретов Черной Леди у Аберкромби?
- Двадцать семь.
По лицу Хита скользнуло хищное выражение.
- Среди них есть работы знаменитых художников?
- Зачем вы хотите это знать? - спросил я.
Он обезоруживающе улыбнулся.
- Я просто поддерживаю наш разговор. Хотя может быть, вы
предпочитаете сидеть молча до самого вечера?
- Вы признались, что вы - музейный вор, - ответил я. - И я не знаю,
могу ли я ответить на ваш вопрос.
- Вы оскорбляете меня в лучших чувствах, Леонардо.
- Очень жаль, если так.
- Я очень ранимый человек.
- Не сомневаюсь, - ответил я.
- И тем не менее не хотите ничего сказать мне о коллекции
Аберкромби?
- Прежде чем ответить, мне потребуется этическое наставление от
Дома Крстхъонн.
- Крстхъонн? - повторил он. - Раньше вы назвали другое слово.
- Крстхъонн - это мой дом. Ранее я говорил о Доме Илстхни.
- Действительно, - вспомнил он. - Они ювелиры, а вы искусствоведы.
Он помолчал.
- Скажите мне кое-что, Леонардо.
- Если смогу.
- Почему вы так отличаетесь от тех ювелиров? Вы же, в конце концов,
одной расы.
- Физически мы так же похожи друг на друга, как и люди, - ответил
я.
- Может быть, у вас одно строение, но вы оранжевый с фиолетовым, и
у вас по всему телу широкие полосы. Другие бъйорнны были зеленые с
черным, с кругами.
- Люди бывают разных цветов, и все-таки все вы - люди. Наш Узор и
цвет определяют, в какой Дом из тридцати одного мы войдем, но все мы -
бъйорнны.
- Вы хотите сказать, что привязаны к профессии в зависимости от
узоров, с которыми рождаетесь?
- А разве вы, по собственному признанию, не были вынуждены заняться
своей аморальной профессией, неудачно родившись?
- Туше, - он усмехнулся и помедлил. - Но все же, если бы родители
не промотали мое наследство, передо мной открылся бы широкий выбор. А
перед вами, очевидно, нет.
- Вы говорите так, словно это ограничение; уверяю вас, что на самом
деле это не так. В каждой профессии множество занятий и дисциплин, с ней
связанных.
- Но вы должны работать именно в этой профессии, - настаивал он.
- Мы становимся частью Дома, - сказал я. - В этом разница.
- Я ее не вижу.
- В отличие от вас, мы происходим от стадных животных, поэтому в
нас преобладает инстинкт стада, мы должны чувствовать себя частью семьи.
Величайшая трагедия, которая может обрушиться на бъйорнна - родиться с
