следовательно, за неизбежный кризис ляжет на вас. Вы должны чувствовать
эту ответственность и в дальнейшем, когда кризис наступит, использовать
ваши способности для защиты Земли.
- Я сделаю все, что смогу, сэр.
- И если вам удастся это, Амадейро или его коллеги могут кинуться на
Глэдию. Не забывайте защищать и ее.
- Ни Дэниел, ни я не забудем.
- Спасибо, Жискар.
И они расстались.
Когда Жискар, сопровождая Фастольфа, входил в модуль, чтобы начать
обратное путешествие на Аврору, он еще раз увидел Бейли. Но на этот раз у
них не было возможности поговорить. Бейли помахал им и беззвучно, одними
губами выговорил: "Помните!".
Жискар понял слово и почувствовал за ним эмоции.
После этого Жискар не видел Бейли. Никогда.
8.
Жискар никогда не находил возможным пробегать по резким образам этого
единственного визита на Землю, не задевая, последующих за этим, образов
ключевого визита к Амадейро в Институт Роботехники.
Такую встречу нелегко было устроить. Амадейро, чувствуя горечь
давившего на него поражения, противился унижению идти в дом Фастольфа.
Тогда Фастольф сказал Жискару:
- Я могу позволить себе великодушие победителя. Я сам пойду к нему.
В конце концов, должен же я с ним увидеться.
Фастольф стал членом Института Роботехники с тех пор, как Бейли
сделал возможным крушение Амадейро и его политических амбиций. В ответ
Фастольф передал Институту все сведения о создании человекообразных
роботов. Сколько-то их было сделано, а затем проект накрылся, и Фастольф
злился.
Сначала Фастольф решил прибыть в Институт без сопровождения роботов.
Он хотел выставить себя без какой-либо защиты, так сказать, голым в центре
все еще сильного вражеского лагеря. Это могло быть признаком человечности
и доверия, но также полнейшей самоуверенностью, и Амадейро должен был
понять это. Фастольф совершенно один, продемонстрировал бы убежденность,
что Амадейро со всеми ресурсами Института в его штате не посмеет коснуться
своего единственного врага, явившегося беспечно и без защиты прямо в
волчью пасть.
Но затем Фастольф, сам не зная почему, велел Жискару сопровождать
его.
Амадейро, похоже, несколько потерял в весе с тех пор, как Фастольф
последний раз видел его, но все равно остался могучим типом, высоким и
плотно сложенным. Он утратил свою самоуверенную улыбку, всегда отличавшую его;
когда он при появлении Фастольфа пытался изобразить ее, она больше напоминала
звериный оскал, сливающийся со взглядом мрачной неудовлетворенности.
- Ну, Келдин, - сказал Фастольф, - мы не часто видимся друг с другом,
несмотря на то, что мы уже четыре года коллеги.
- Бросьте это показное добродушие, Фастольф, - сказал, явно
раздраженный Амадейро низким рыком, - и называйте меня Амадейро. Мы
коллеги только по названию, и я не скрываю и никогда не скрывал своей
уверенности, что ваша иностранная политика самоубийственна для нас.
Три робота Амадейро, крупные, сверкающие, присутствовали здесь, и
Фастольф посмотрел на них, подняв брови.
- У вас хорошая защита, Амадейро, от одного мирного человека с его
единственным роботом.
- Вы прекрасно знаете, что они не нападут на вас. А почему вы пришли
с Жискаром, а не с вашим шедевром Дэниелем?
- Не безопаснее ли держать Дэниела подальше от вас, Амадейро?
- Шутить изволите. Я больше не нуждаюсь в Дэниеле. Мы делаем
собственных человекообразных роботов.
- На базе моих чертежей.
- С улучшениями.
- Однако, вы их не используете. Вот поэтому я и пришел к вам. Я знаю,
что мое положение в институте чисто номинальное, что даже мое присутствие
нежелательно, не говоря уже о моих мнениях и рекомендациях. Однако я, как
член Института, протестую против вашего нежелания использовать
человекообразных роботов.
- А как по-вашему, мы должны их использовать?
- Предполагалось послать человекообразных роботов открывать новые
миры, на которые космониты могли бы со временем эмигрировать, когда эти
миры будут полностью обустроены и пригодны для обитания, не так ли?
- Да, предполагалось. Но я хотел, чтобы космониты сами эмигрировали
на новые планеты и сами обустраивали их.
- Этого, однако, не произошло и, как я теперь вижу, вряд ли
произойдет. Тогда давайте пошлем человекообразных роботов, это все же
лучше, чем ничего.
- Все наши альтернативы обратились в ничто с тех пор, как в Совете
восторжествовала ваша точка зрения. Космониты не поедут на грубые,
неустроенные планеты и им, похоже, не нравятся человекообразные роботы.
- Вы вряд ли дали космонитам даже шанс полюбить их. Земляне начали
заселять новые планеты, даже грубые и неустроенные, и делают это без
помощи роботов.
- Вы прекрасно знаете разницу между землянами и нами. Их восемь
миллиардов на Земле плюс множество поселенцев.
- А нас пять с половиной миллиардов.
- Численность - не единственное различие. Они плодятся, как
насекомые.
- Нет. Земное население было стабильно несколько столетий.
- Потенциальная возможность. Если они от души кинутся в эмиграцию,
они легко могут производить по сто шестьдесят миллионов каждый год, и это
число будет расти по мере завоевания новых миров.
- У нас есть биологическая способность производить по сто миллионов
новых тел в год.
- Биологическая - да, но не социологическая. Мы - долгоживущие и не
хотим заменять себя так быстро.
- Мы можем послать большую часть новых тел на другие планеты.
- Они не поедут. Мы дорожим нашими телами, сильными, здоровыми,
способными прожить в силе и здоровье почти четыре столетия. Земляне же не
могут дорожить телами, которые изнашиваются менее, чем за столетие и
страдают от болезней и дегенерации, даже за этот короткий промежуток
времени. И для них не имеет значения, если они будут ежегодно посылать
миллионы на нищету и вероятную смерть. В сущности, даже сами эти жертвы не
боятся нищеты и смерти, поскольку ничего другого не имеют и на Земле.
Эмигрирующие земляне улетают из своего зачумленного мира, хорошо зная, что
хуже не будет. А мы, наоборот, ценим наши хорошо устроенные и уютные
планеты, и нам нелегко покинуть их.
- Сколько раз я слышал эти аргументы! Но могу ли я указать, Амадейро,
на простой факт, что Аврора была изначально грубым и неустроенным миром, а
стала удобным и приемлемым, и так было с каждым Внешним Миром.
- Мне тоже до тошноты надоели все ваши аргументы, но я не устаю
отвечать на них. Пусть Аврора была примитивной, когда ее только что
заселили, но она была заселена землянами, а другие Внешние Миры заселялись
если не землянами, то космонитами, которые еще не переросли свое земное
наследие. Но теперь не те времена. То, что сделали тогда, нельзя сделать
теперь, - он хищно оскалился. - Нет, Фастольф, вся ваша политика была
направлена к сотворению Галактики, населенной одними землянами, в то время
как космониты должны увянуть . Теперь вы видите, что так и происходит.
Ваша знаменитая поездка на Землю два года назад была поворотным пунктом.
Вы предали собственный народ, подтолкнули этих полулюдей к экспансии.
Всего за два года они заняли двадцать четыре планеты и добавляют к ним
новые.
- Не преувеличивайте. Ни один из Поселенческих Миров еще не пригоден
к человеческой оккупации и не будет пригоден еще несколько десятилетий. И
не все они окажутся подходящими, так что, когда ближайшие планеты будут
заняты, шансы на дальнейшее заселение уменьшатся и первоначальный поток
спадет. Я одобрил их экспансию, потому что рассчитывал так же на нашу. Мы
еще можем догнать их, если постараемся, и в здоровом соревновании займем
Галактику вместе.
- Нет, - сказал Амадейро. - То, что вы имеете в виду, самая
деструктивная политика из всех возможных. Дурацкий идеализм. Экспансия
односторонняя и таковой останется, что бы мы ни делали. Земляне лезут
безудержно, и их нужно остановить, пока они не стали слишком сильны.
- Как вы предполагаете это сделать? У нас с Землей договор о дружбе,
а там особо оговорено, что мы не станем противостоять их экспансии в
космосе, пока они не трогают ни одной планеты на расстоянии в двадцать
световых лет от Внешних Миров. И они строго соблюдают это.
- О договоре всем известно. И всякий знает, что ни один договор не
станет соблюдаться, если он начинает действовать против национальных
интересов более могущественной из подписавших его сторон. Я не признаю
ценности этого договора.
- А я признаю. И он будет соблюдаться.
Амадейро покачал головой.
- У вас трогательная вера. Как он будет соблюдаться после того, как
вы отойдете от власти?
- Я пока не намерен отходить.
- Как только Земля и ее поселенцы станут сильнее, космониты
испугаются, а вы долго не удержитесь у власти.
- А если вы разорвете договор, уничтожите Поселенческие Миры и
закроете ворота на Землю, станут ли космониты эмигрировать и заселять
Галактику?
- Скорее всего, нет. Но если мы решим, что нам этого не надо, что нам
и здесь хорошо, то не все ли равно?
- В этом случае Галактика не станет человеческой империей.
- Ну и что?
- Тогда космониты сойдут на нет, дегенерируют, даже если Земля
останется в заключении и тоже сойдет на нет и дегенерирует.
- Излюбленная трескучая фраза вашей партии, Фастольф. Нет никаких
доказательств, что такая вещь может случиться. Но даже если и случится -
это будет н а ш выбор. По крайней мере, мы хоть не увидим короткоживущих
варваров, захватывающих Галактику.
- Вы всерьез намекаете, Амадейро, что желаете видеть смерть
космонитской цивилизации, лишь бы остановить Землю?
- Я не рассчитываю на вашу смерть, Фастольф, но если случится худшее,
тогда что ж, моя смерть мне менее страшна, чем триумф этих недочеловеков,
короткоживущих, пораженных болезнями существ.
- От которых мы произошли.
- И с которыми больше не имеем генетической общности. Разве мы черви
только потому, что миллиарды лет назад среди наших предков были черви?
Фастольф сжал губы и пошел к выходу. Ликующий Амадейро не остановил
его.
9.
Дэниел не мог знать точно, что Жискар погрузился в воспоминания.
Во-первых, лицо у Жискара не менялось, а во-вторых, он уходил в
воспоминания не как люди: у него это не занимало много времени.
С другой стороны, линия мыслей, которая заставила Жискара вспомнить
прошлое, заставила и Дэниела задуматься о тех же давних событиях, в свое
время поведанных ему Жискаром. И Жискар тоже не удивился задумчивости
Дэниела.
Их разговор продолжился после необычной паузы, но продолжался
по-новому, словно каждый думал о прошлом за двоих.
- Похоже, друг Жискар, что если народ Авроры теперь понимает,
насколько он слабее Земли и Поселенческих Миров, то кризис, предсказанный
Илайджем Бейли, благополучно миновал.
- Похоже, что так, друг Дэниел.
- Ты старался привести к этому.
- Старался. Я удерживал Совет в руках Фастольфа. Я делал все
возможное, чтобы убедить тех, кто формировал общественное мнение.
- Однако мне не по себе.
- Мне было не по себе на каждой стадии процесса, хотя я стремился не
делать никому вреда. Я не прикасался - мысленно - ни к одному человеку,
которому нужно что-то большее, чем самое легкое касание. На Земле я просто
смягчал страх репрессалий, в основном у тех, у кого страх был уже смягчен,
и я рвал нить, которая и так уже готова была порваться. На Авроре все было
наоборот. Политические деятели не хотели поддерживать политику, ведущую к
изгнанию их из комфортабельного мира, и я просто поддерживал это их
стремление, нежелание и укреплял нить, которая чуть сильнее удерживала их.
И это погружало меня в состояние, хотя и слабое, постоянного беспокойства.
- Почему? Ты подстрекал Землю к экспансии и не одобрял экспансии
космонитов. Так и должно было быть.
- Так ли? Подумай, друг Дэниел, разве землянин стоит больше, чем
