закрыл глаза, изобразив слепого, управляющего автомобилем, обреченного на жуткую
кровавую катастрофу, а потом снова их открыл, весело ухмыльнувшись, словно
девочка, правильно выполнившая все упражнения игры в веревочку. Он вытащил левую
ногу и положил ее на дверцу, скособочившись при этом, будто неумелый ученик
циркового училища, и через какое-то время поставил ее обратно рядом с педалью
тормоза, загадочно улыбнувшись, как находящийся при исполнении своих
обязанностей натренированный тайный агент разведки, или гангстер. Он увеличил
скорость.
- Эй, - сказал Софрон сзади, - может быть, немножко потише?
Павел Амадей Саха громко тормознул, пропуская старушку в розовых шортах, которую
он чуть не сшиб, и ничего не отвечая, поехал дальше. К Жукаускасу повернулся
Головко. Софрон наклонился к нему, но Абрам ничего не сказал и отвернулся.
- Эй! - крикнул Софрон. - Почему вы так едете?!
Тут машина резко остановилась у тротуара, и мотор смолк. Наступила пауза, ничего
не произошло, трое существ сидели в этом механизме для более быстрого
перемещения в пространстве и не произносили ни слога. Наконец Павел Амадей Саха
медленно открыл дверцу, неспеша вышел из машины и подошел к сидящему Софрону
Жукаускасу. В глазах его виднелись слезы, мерцающие желтым светом из-за фонарей
авениды Гвоздей.
- Вы что!.. - жалобно воскликнул он. - Какой же якутянин не любит быстрой
езды?!..
И он так напряженно и укорительно посмотрел в центр лба Софрона, что тот
подумал, что сейчас взорвется череп и его мозги выстрелят вверх. Софрон
кашлянул, слегка ударил ладонью по своему бедру, сделал виноватое лицо и мягко
сказал:
- Простите... Извините... Я не думал... Я с вами!
Павел Амадей Саха отошел и снова сел за руль.
- До свидания, обиды! - крикнул он, поворачивая ключ зажигания. - Жизнь так
легка.
- А я там был, - неожиданно сказал Головко.
И они опять помчались вперед по веселой бешеной дороге, наполненной
автомобилями, мотоциклами, троллейбусами и автобусами, и ветер опять обвевал их
лица, шеи и грудь, принося с собой нежную свежесть, дух ласкового ночного
воздуха, и благоухающую насыщенную палитру запахов прекрасного города Мирного,
существующего в густоте цветущих деревьев, в брызгах озерной, речной, океанской,
дождевой чистой алмазной влаги, и в окружении своей загадочной нереальности,
возникающей вдруг среди остальной действительности, как подлинно явленная
сладкая греза. Все слилось в проносящемся мимо пестром мельтешений; кончились
проспекты и улицы, и начались темные поля и новые уютные дома; бананы сменялись
баобабами, и пальмы уступали свое место тальнику; бульвар превращался в
стремительное шоссе, ведущее неизвестно куда; и когда наконец желтая, в
коричневую полоску, машина с Павлом Амадеем Саха, Жукаускасом и Головко доехала
почти до того самого места, где совершил недавно посадку вертолет, работающий на
службу <зу-зу>, она вдруг свернула направо в узенький проезд, и, проехав пять
домов, остановилась напротив шестого, напоминающего увеличенный в четыре раза
якутский четырехугольный балаган. Бесшумно раздвинулись бежевые ворота,
раскрывая въезд, Павел Амадей Саха радостно поднял руки вверх.
- Ну что, приятели, вот мы и здесь! Как вам нравится мой чудесный дом?!
Жукаускас весело вздохнул, радуясь концу езды. Головко тут же открыл дверцу и
выскочил из машины. Он подошел к низенькому зеленому дощатому забору, посмотрел
на темное верхнее правое окно в доме и щелкнул пальцами.
- А вот сейчас я - вжик, хрясь - загоню свой чудный автомобиль в гараж, и мы -
бум, дрюк - войдем внутрь, чтобы там действовать.
Сказав это, Павел Амадей Саха нажал какую-то черную кнопку в машине, и в левой
стороне дома раздвинулись незаметные раньше, белые, как и весь дом, ворота.
- Ауа! - крикнул он, нажимая на газ.
Машина с ревом поехала туда.
- Подождите, я выйду! - крикнул Софрон, хватаясь за дверную ручку.
- Не блюй! У меня там вход в дом, в гараже, эй вы, прекрасный парень, идите
сюда!
Абрам Головко медленно и гордо пошел за ними и вошел в гараж, как только въехала
машина. Немедленно задвинулись ворота, и наступила полная тьма.
- Ха-ха-ха-ха!!! - засмеялся Павел Амадей Саха. - А теперь я раскрою свою
мистерию, господарики, я ведь член буржуазно-социалистической партии западной
русской Якутии, и просто заманил вас сюда, чтобы покончить. Сейчас я резко
удалюсь, нажму на еще одну кнопочку, и вас раздавит огромный пресс, существующий
сейчас в виде потолка. И хрен с ней с моей машиною. Мне платят много! Куплю две!
И... Раз, два, три, четыре!
- Абрам... - с ужасом прошептал Жукаускас.
- А я там был, - сказал Головко, не меняя своего положения.
- Да я шучу, ребятоньки, что вы в самом деле!.. - воскликнул Павел Амадей. -
Такой партии нет нигде, даже на полюсе. Впрочем, я слышал, что появился Союз
Борьбы за Освобождение Полюса. Но это мотня. Да будет свет, сказал монтер, и
член засунул в полотер.
Немедленно все вокруг засияло нежно-голубым прекрасным свечением, заполнившим
весь небольшой гараж блаженной мягкостью вновь увиденного мира.
- Вы просто невозможны... - с пафосом пробормотал Софрон.
- Да я шучу! Пойдемте наверх, будем есть моржовый ус, а также моржовый уд, и
пить кумыс с тоником, или ледовитую водку. У меня есть еще кое-что...
- Необязательно, - сказал Головко.
- Я хочу тюленя и моржа! - восторженно воскликнул Жукаускас.
- Вперед! - крикнул Саха, вылезая из машины и подходя к началу дубовой лестницы
наверх. - Итак, господарики, добрэ дошлы у мою расписную якутскую хату в могучем
Мирном, что стоит рядом с Вилюем посреди лесов, песков и пальм. Истинно, истинно
говорю вам: <заелдыз>!
Замба шестая
Они сидели в мягких креслах за низким столом темного дерева в большой комнате с
белыми стенами, на которых висели яркие картины, рога каких-то животных и
всевозможные амулеты. Горел камин, пахло жареной дичью, Павел Амадей Саха в
шелковом халате бирюзового цвета, громко чавкая, ел мозг из большой вареной
кости. Жукаускас попивал <жиздру>, Головко курил кальян. В большом готическом
окне можно было видеть их отражения, поблескивающие на витраже. Абрам Головко
закрыл глаза и зевнул.
- Чудеса и небо без ливня, - сказал Саха, отложив кость. - Мне так хорошо с
вами. Ну, расскажите же подробнее, как борьба, как Дробаха...
- Нормально, - ответил Софрон, - все это нормально. Вы что, знаете Дробаху?
Откуда? Где же все-таки последний агент?
- В жопе... - засмеялся Саха. - Да, я знаю Дробаху. Он принял меня в партию. А
где агент, я в самом деле не знаю. Но как вы видите, нам вообще этого ничего и
не надо.
- Ах, да, да... - Жукаускас отхлебнул <жиздры> и пристально посмотрел в камин.
- Чего?
- Да ничего. Откуда у вас это все?! Откуда в Советской Депии вот эта вся...
вообще... ну это... западная... южная... вот прямо... жизнь. А? Прямо ведь так?
- Прямо ведь так.
- Ну?
- Не догадываетесь?
- Я - Старший инструктор.
- Алмазы.
- Алмазы?
- Алмазы.
Софрон резко допил <жиздру> и налил себе <чучу>.
- Но ведь это невозможно! Алмазы принадлежат государству! Вы не распоряжаетесь
ими! Их увозит специальный самолет - и все. И никто не знает. Оборонные дела.
- Взятки, - сказал Саха.
- Но нельзя же всех...
- Почему?
Софрон резко выпил <чучу> и налил опять <жиздру>.
- Нет, но это невозможно, ведь есть же план по алмазам, там ведь надо сколько-то
добывать, это фиксируется, куда-то складывается, там следят...
- Приписки.
- Но нельзя же все приписать!
- Почему?
- Не получится, ведь это же маразм какой-то... Ну там чуть-чуть... Немного... Но
ведь не все!
- А взятки?
- Ну хорошо, хорошо... Но я знаю, что существует план продажи алмазов в мире и
твердая цена. И больше продавать нельзя. Иначе будет скандал, снижена цена, и
там начнется уже большая политика. И вы что, ограничились это, как говорится,
дозированной продажей?
- Нет, конечно.
- Но я что-то не слышал о каком-то буме мирненских алмазов. По-моему, на мировом
рынке все спокойно.
- Взятки.
- Ну хорошо, и там взятки, но ведь алмазов-то больше! Реально больше! Куда их
девать?! Не можете же вы утверждать, что вы продали два, когда вы продаете пять!
- Почему?
- Как это почему?! Потому что вы продали пять!!!
- А приписки?
- Приписки, как я понимаю, уже в отрицательном смысле?
- А почему бы и нет?
- Но кто пойдет на такие чудовищные приписки?
- А взятки?
- Но ведь вы выходите уже на государственный уровень! Там своя система проверок!
Там... президент, там парламент, там разведка. Вы что, можете все это подкупить?
- А почему бы и нет?
- Но ведь есть честные люди! Они не будут молчать!
- А кто им поверит?
- А если у них есть факты?
- Их можно заткнуть.
- Убить, что-ли?
- Ну почему, сразу так убить.., - Павел Амадей Саха ухмыльнулся и постучал
пальцами по столу. - Можно отправить их куда-нибудь в Якутию. В тундру... Или в
город Мирный. В алмазный карьер. Или еще куда-нибудь...
- Значит, ваше благополучие стоит на костях?! - возмущенно выкрикнул Софрон.
- Нет, на алмазах. Что плохого в том, что мы выгодно продали свои алмазы и
построили здесь прекрасный город с одним из самых высоких уровней жизни в мире?
- Но остальным-то плохо! И вообще: это не ваши алмазы!
- А чьи же?
- Общие! Алмазы нашего государства!
- Советской Депии?
- Да, в конце концов! То есть, нет! Якутии! Эти алмазы принадлежат Якутии!
- Да здесь якутов-то никогда и не было. Здесь была одна тайга. Пришли геологи,
нашли алмазы. И все.
- Но это территория Якутии!
- А почему не Эвенкии?
- Блин, да потому что есть такая страна - <Якутия>, и нету такой страны -
<Эвенкия>. А в Якутию входит все.
Павел Амадей Саха вскочил и налил себе большой бокал шампанского.
- Дорогой вы мой, да ведь это ж правда!.. И я так считаю! И поэтому я вхожу в
партию! И я хочу, чтобы нашими деньгами и связями пользовала вся Якутия! Ведь мы
уже давным-давно вложили алмазные деньги в оборот, и теперь уже существуем за
счет своих банковских дел. Но можно и всю Якутию преобразовать! Чтобы везде были
пальмы и цветы! Я сам из Намцев, и знаешь, паря, как мне больно, что у нас вот
так, а у них вот так! У нас жарко, а там холодно. У нас настоящий киви, а у них
совстско-депский. И я готов бороться за это! У нас-то, ясное дело, все думают:
пошли они все!.. Но я - истинный якутянин, патриот. Давай выпьем!
Жукаускас встал, прослезившись.
- Спасибо друг, - сказал он, хлопнув Саха по плечу. - Ты - настоящий человек.
Они чокнулись и резко выпили.
- А почему вы ничего не говорили Дробахе обо всем этом? - спросил Софрон, садясь
на свое место.
- Я говорил! Я говорил! Я говорил! А он мне отвечал: иди, проспись, и так далее.
Ведь моя идея была такой: соединить наши связи. Точнее: подменить здешнюю связь
вещей. Замкнуть два конца. Чтобы никто ничего не понял. Чтобы здесь думали, что
деньги поступают в Мирный, и там думали, что отправляют в Мирный разные
штучки-дрючки-товары-машинки, а все это шло бы в ЛДРПЯ. Ну а уж там Дробаха, или
вы, друзья, внедряли бы это во всю Якутию.
- Да, но ведь у нас пока советско-депский режим... - задумчиво сказал Софрон. -
Как же это все внедрить? Вот если бы у нас была власть...
- Так ее можно взять.
- Как это? Восстание, что ли?
- Восстание организовать нетрудно. Ты читал Ленина?
- Да, но ведь, послушай, здесь-то поймут, что деньги и
штучки-дрючки-товары-машинки идут не вам. И что делать?
- А взятки?
- Но ведь реально же ничего не поступает! Как же этот человек выкрутится, даже
получив взятку?!
- А приписки?
- Но ведь есть же какой-нибудь у вас самый главный, которого не проведешь.
Иначе, как же это все функционирует?!
Павел Амадей Саха налил себе еще шампанского, и посмотрел Жукаускасу прямо в
глаза.
- Да, - сказал он просветленно. - Он есть. Его зовут Адам Купча, и он придумал и
осуществил все, что произошло. Когда-то он был Семеном Копошилко, первым
секретарем Мирненского горкома партии, но сейчас его духовное имя в Мирном -
Адам Купча. И он давно больше не секретарь. Хотя для Якутского начальства все
по-прежнему. Но я знаком с ним! - слеза умиления повисла на реснице Павла Амадея
