игрались под конец вечера. Фарс назывался "Байки мистера Тули", и
единственным человеком, получавшим от него удовольствие - ибо несчастный
Спрэгг пребывал в полном отчаянии, - была Дженни: она смеялась и изредка
хлопала в ладоши, но никто из присутствующих ее не видел и не слышал.
Отчаянно пережимая, как всякий потерявший надежду автор, Спрэгг гнал к
заключительному занавесу:
- "*Мистер Тули*. Нет, мэм, должен признаться, у меня никогда не было
брата, а будь у меня брат, я бы с ним так не поступал.
*Миссис Тули*. Тетя Джемайма, это просто еще одна байка мистера Тули.
Снова комическая игра с зонтиком".
Спрэгг обвел слушателей взглядом утопающего, но все же, еще на что-то
надеясь, прибавил:
- Очень эффектно.
- Да, - закричала Дженни, - я себе представляю! Продолжайте, мистер
Спрэгг! Скоро занавес?
Спрэгг попытался найти на лицах актеров хоть какой-нибудь признак
одобрения, но поиски были тщетны, и он торопливо продолжал:
- "*Тетя Джемайма*. А я, милочка моя, могу только возблагодарить бога,
что это ты замужем за ним, а не я. Но теперь уж я не вычеркну тебя из
завещания: ведь мне тебя и вправду жалко. Подумать только: вышла замуж за
такого олуха! Боже, что там еще?"
И снова Дженни, у которой это чудовищное произведение вызывало самый
неподдельный интерес, воскликнула:
- Неужели опять фермер Джайлс?
- "Из камина вываливается фермер Джайлс, покрытый сажей", - объявил
Спрэгг и добавил, бросив на актеров последний отчаянный взгляд: - Это очень
смешно, как раз под занавес. - Ответа не было, и, глубоко вздохнув, он
продолжал:
- "*Миссис Тули*. Ну и ну, это же бедный фермер Джайлс!
*Фермер Джайлс*. Да, и, как видите, весь почернел, понаслушавшись баек
мистера Тули.
Оглушительно чихает. Все становятся в позы. Немая сцена. Занавес. Конец
фарса 'Байки мистера Тули'".
Спрэгг отбросил рукопись, поднял бровь и попытался сделать вид, будто
он находится за тысячу миль от угрюмой труппы, сидевшей перед ним.
- Мне очень понравилось, мистер Спрэгг, - воскликнула Дженни. Но
услышал ее один Чиверел.
- Благодарю вас, мистер Спрэгг, - мрачно сказал Ладлоу. - Это очень
забавно.
Несчастный автор убито взглянул на него.
- Мистер Ладлоу, - безнадежно, со слезами в голосе, начал он, - не
знаю, может быть, я плохо читал, но, клянусь честью, фарс имел большой успех
и в Йорке и в Норидже, где публике не так легко угодить. Понятно, его надо
_видеть_.
- Да, - сказал Сэм Мун печально, - там есть хорошие комические сцены...
особенно у фермера Джайлса...
- Но, черт возьми, вы даже не улыбнулись - ни один из вас...
- Ой, какой стыд! - воскликнула Дженни. - Бедняжка! Позволили ему
прочесть все это, и никто, кроме меня, ни разу не засмеялся.
И теперь Чиверел начал задумываться, не к нему ли она обращается.
Несомненно, он один слышал ее и знал, что она тут.
- Скажите ему, мистер Ладлоу, - произнесла миссис Ладлоу печальным
тоном.
- Что "скажите"? - вскричал Спрэгг, все еще рассерженный.
Мистер Ладлоу был мрачен, и голос его звучал торжественно.
- Я должен признаться вам кое в чем, мистер Спрэгг. Недели две назад я
пригласил вас прочесть нам свою новую пьесу, вы помните. Я позабыл отменить
ваш приезд, а когда вы прибыли, у меня не хватило духу сказать...
- Что сказать? Вы же не закрываетесь?
Мистер Ладлоу даже испугался:
- Нет, нет, что вы, друг мой!
- Мы были закрыты вчера, мистер Спрэгг, - сказала миссис Ладлоу своим
густым контральто, - потому что мы все присутствовали на похоронах нашей
героини, которой мы все восхищались и которую нежно любили, - нашей бедной
милой Дженни Вильерс...
Спрэгг обескураженно и в то же время укоризненно воскликнул:
- О, в самом деле? Право, сударыня...
- И сейчас мы в первый раз собрались после того, как простились с нею
навсегда...
- Нет, нет, дорогая, - сказала Дженни настойчиво, - ничего подобного.
- Мы переживаем это, мистер Спрэгг, - всхлипнула миссис Ладлоу, - мы
так глубоко переживаем это... - И молодые актрисы тоже всхлипнули, а мужчины
громко засопели и принялись угрюмо рассматривать свою обувь.
- Да нет же, - сказала Дженни, - это ровно ничего не значит. Ну,
пожалуйста!
Вся эта сцена, ее персонажи, их лица и голоса теперь начали быстро
таять и уже напоминали старый и совсем стершийся фильм, который прокручивали
слишком часто.
- Вы должны были предупредить меня, знаете ли, - сказал Спрэгг. - Не
очень-то это честно, ей-богу!
- Я знаю, что должны были, - отвечала готовая расплакаться миссис
Ладлоу. - Но мы надеялись, что вы поможете нам забыть.
- Да тут нечего забывать! - закричала Дженни.
- Это бесполезно, Дженни, - неожиданно для себя сказал ей Чиверел. -
Теперь ты призрак даже для призраков.
Она посмотрела на него и ответила:
- Нет, я не призрак.
Действительно, ее лицо по-прежнему оставалось ясным и светлым, а прочие
превратились в скопление шепчущих и бормочущих теней в наплывавшем сумраке.
- Мы не можем ее забыть... - говорила маленькая актриса Сара.
- Должно быть, пройдет немало времени... - говорил старый Джон Стоукс.
- Прямо сердце разрывается... - говорил шут Сэм Мун.
Дженни запротестовала:
- Нет, Сэм, Джон, Сара, все. То, что случилось со мной, не так уж
важно. Ничто не потеряно. И важно только одно - чтобы пламя оставалось
чистым.
- Даже лучшие из них - только тени, - пробормотал Чиверел.
- Они уходят! - горестно воскликнула Дженни. - Опять они уходят!
И в самом деле, актеры были теперь всего лишь сгустками мрака, вокруг
которых слышалось тихое бормотание.
Он стоял совсем близко от нее, хотя и не помнил, чтобы вставал со
своего кресла. Он смотрел поверх бормочущего сумрака на ее лицо, на которое
не падал свет из комнаты и которое он все же по-прежнему видел ясно, как
прозрачную маску на ярко освещенном фоне. Может быть, теперь оно и походило
больше на маску, чем на живое лицо. Однако голос ее был, как прежде,
взволнованным, теплым и мелодичным - то был женский голос, а не фальшивое
гулкое эхо его собственных мыслей.
- Вы скажите им: то, что случилось со мной или с любым другим, не так
уж важно, - проговорила она, - пока пламя остается чистым. Вы-то это знаете.
- Как я могу знать?
- Вы поняли это однажды. Скажите им.
- Поздно, они уже ушли, - сказал он. - И все это было давным-давно. -
Едва он успел произнести эти слова, как с ужасом увидел, что сумрак
подкрадывается теперь к самой Дженни.
- Нет, не давным-давно. - Ее голос слабел и остывал с каждым словом. -
И теперь тоже, если очень захотеть.
- Ты видишь меня на этот раз?
- Да, - донесся шепот, - вижу.
- Потому что мы оба призраки.
- Нет, ничего подобного. Зачем вы притворяетесь, что не понимаете?
- Почему я должен понимать? - спросил он тихо. - И почему ты сказала,
что однажды я понял?
Он все еще видел ее лицо, хоть оно и было покрыто тенью, но едва уловил
чуть слышный ответ:
- Потому что... мы говорили с вами. Вы разве не помните?
Он сделал шаг вперед, еще один, но она нисколько не приблизилась.
- И не старайтесь найти меня... теперь.
Он с мучительной болью крикнул исчезающему призраку:
- Дженни! Дженни Вильерс!
Откуда-то из безмерной дали донесся ее голос:
- Нет... не теперь... не теперь...
В последний раз он увидел мерцание ее лица, едва заметное, словно
светлячок осветил маску слоновой кости; и затем - тьма. Но он закричал в эту
тьму:
- Дженни, дай мне увидеть тебя еще раз, еще только раз, и тогда я буду
знать! Только раз, Дженни!
Она стояла там, как в самом начале, в лучистом золоте своего
зачарованного мая, и ему показалось, что губы ее шевельнулись, чтобы
произнести его имя. Он простер руки и бросился вперед, и имя ее вырвалось у
него громким ликующим криком; но в тот же миг сияющий образ погас, и Чиверел
ударился о мертвое холодное стекло.
- Стеклянная Дверь! - воскликнул он. - Только Стеклянная Дверь!
17
...Горели огни, слишком много огней; и все они раздражающе быстро
мигали, то тускнея, то разгораясь. Тут всегда было множество спокойных,
устойчивых огней - куда они вдруг пропали? Черт знает что такое! Он хотел
было спросить, в чем дело, но не смог, и тут ему пришло в голову, что все
это очень смешно, и страшно захотелось хихикнуть. Потом он увидел две
склонившиеся над ним огромные человеческие фигуры; лица их напоминали
мотающиеся на ветру розовые воздушные шары.
Одна из фигур произнесла:
- Ничего, мистер Чиверел. Доктор здесь, - и тут же превратилась в
славного коротышку Отли. Но надо было подумать о чем-то более важном, нежели
Отли. Ах да, конечно!
- Стеклянная Дверь, - сказал он, обращаясь к ним. - Стеклянная Дверь.
- Что он говорит? - Это был доктор. Да, доктор Кейв.
- "Стеклянная дверь", - сказал Отли. - Это название его пьесы.
- Ясно. Он постоянно думает о ней, - сказал доктор Кейв. - Для людей
такого типа это обычное явление. Поэтому с ними надо быть готовыми ко всему.
Они не поняли самого главного о Стеклянной Двери. А что самое главное?
Он старался вспомнить, но не мог.
- Ну, мистер Чиверел, теперь вам лучше? - Доктор говорил громким,
профессионально-бодрым голосом.
- Да, спасибо, - ответил Чиверел медленно и осторожно. - Мне очень
жаль... - Он попытался сесть. - Но я чувствовал себя хорошо... а потом,
когда я шагнул к ней, она исчезла...
Он заметил взгляд, который Отли бросил на доктора Кейва, и увидел, как
доктор покачал головой. Теперь оба они обрели обычные, разумные размеры, и
хотя ему все еще казалось, что Зеленая Комната освещена слишком ярко, в ней
больше не было ничего странного.
- Это то самое зеркало? - спросил он.
- Там мы вас нашли, - сказал Отли. - Я услышал, как вы что-то кричали
насчет стеклянной двери.
- Что ж, зеркало - это и есть что-то вроде стеклянной двери, разве не
так? - сказал Чиверел. Но он понимал теперь, что говорить с ними
бессмысленно.
- У вас была полная потеря сознания, мистер Чиверел, - сказал доктор
Кейв. - Что если мы снова посадим вас в это удобное кресло? Вы сейчас можете
двигаться?
Он кивнул и с некоторой их помощью снова оказался в глубоком кресле. Он
улыбнулся им.
- Я не стану объяснять: вы мне все равно не поверите. Но я очень
сожалею, что причинил вам столько беспокойства.
- Не думайте об этом, - сказал доктор Кейв. - К счастью, мистер Отли
зашел проведать вас с полчаса назад, и ему показалось, что у вас вид
какой-то странный; вот он и позвонил мне, что с его стороны было весьма
разумно.
- Очень вам признателен, - сказал Чиверел.
- Не за что, мистер Чиверел. Но я с вашего разрешения пойду к себе.
Если я вам понадоблюсь, вы можете позвонить мне по внутреннему телефону - он
здесь, на столе.
Когда Отли ушел, доктор Кейв закурил сигарету, плюхнулся на стул,
который был для него маловат, и принялся разглядывать Чиверела.
- Я сделал вам укол корамина. Пульс у вас никуда не годился. Знаете,
вначале я ведь пошел на некоторый риск, но когда имеешь дело с людьми вашего
типа, надо и о голове подумать. Какой смысл заставлять вас отдыхать, если вы
не готовы к отдыху: это только усилит раздражение и вам станет еще хуже. А
на корамине вы продержитесь несколько часов, если вам срочно требуется
что-то сделать; но уж потом придется либо отдохнуть как следует, либо искать
себе другого врача.
