повернувшись к комнате спиной. Он должен видеть комнату, а не показывать ей
спину. Но Полина не ушла. Она стояла уже в дверях.
- Мартин, что случилось?
Он покачал головой.
- Я принял четыре таблетки вместо двух.
- Это не все. Что-то случилось.
- Нет, дорогая, не настаивай, - сказал он, усаживаясь. - Я не смогу
тебе ответить.
- Ты мне расскажешь когда-нибудь?
- Попробую. Но это будет трудно. То, что я чувствовал, было страшно
реально - вот почему я готов рискнуть открыть эти двери; но остальное...
может быть, это был сон... или бред... или...
- Или что? Это не все.
- Может быть, и все. Ну, теперь хватит, Полина.
- Ты трус, - сказала она запальчиво. Она отошла от двери и сделала
несколько шагов к нему. - Ты почувствовал это, и это переменило тебя. Или
что - ну?
Он ответил очень медленно, не глядя на нее:
- Общение и взаимопонимание вне нашего времени, где-то по ту сторону,
где люди не так разъединены, как им представляется... нет, я не могу больше
ничего сказать, дорогая.
- Ну хорошо, - сказала она тихо, - я не буду сейчас спрашивать. - Она
быстро и грациозно подошла к нему, легко дотронулась до его плеча и
поцеловала. Потом строго прибавила: - Но что бы это ни было, не возвращайся
туда.
- Я и не хочу. Марш работать!
- Сейчас. Ты почти не смотришь на меня, - продолжала она, задумчиво
разглядывая его, - словно ты вдруг понял, что в кого-то влюблен. Я думаю,
именно это хотела сказать Энн Сьюард своей последней фразой.
- Тогда вы обе ошибаетесь. Все гораздо сложнее. Или, может быть, проще,
- добавил он. - Влюблен в жизнь, пожалуй. Выбрался из бесплодной пустыни. Я
постараюсь рассказать тебе когда-нибудь, Полина, обещаю. Если смогу
разобраться и не буду чувствовать, что дурачил самого себя.
- Почему ты должен был дурачить самого себя?
- Я не могу забыть скептической усмешки этого доктора. Он повидал людей
вроде меня на своем веку.
- Доктора не все знают. - Это было прекрасное, здравое заявление в
устах Полины, которая неслась с одного конца Харли-стрит на другой, стоило
ей почувствовать легкое щекотание в горле.
- Нет, но кое-что знают. - Потом он продолжал, понизив голос: - И у
меня нет доказательств. Сейчас их не может быть.
- Ты сам доказательство, - сказала она мягко. - Чего ты еще хочешь?
- Не знаю. Сейчас я ничего не знаю. Потому я и не хочу говорить.
- Ну, не раскисай, Мартин, и не становись снова несчастным.
Когда она вышла, Чиверел вовсе не чувствовал себя ни раскисшим, ни
несчастным, но им овладело мрачное недоумение. Он положил пачку бумаги на
колено, но не мог сосредоточиться на переделке третьего акта. Радуясь
всякому предлогу, он сказал себе, что в комнате слишком много света. С таким
же успехом можно пытаться работать в каком-нибудь сверкающем огнями
третьеразрядном музее. Он подошел к двери возле кабинета Отли и выключил
почти весь свет, оставив ярко освещенным только свой угол. Теперь это снова
та Зеленая Комната, где все произошло. Но что именно? И откуда это идиотское
чувство утраты, когда у него нет и тени доказательства, что хоть что-то
вообще произошло на самом деле. Нет, надо или принять всю эту глупую историю
на веру или забыть о ней поскорее! Но он не мог сделать ни того, ни другого
и тяжело опустился в кресло, не в силах работать, колеблясь, и недоумевая и
злясь на самого себя. Но тут что-то алое с оливково-зеленым бросилось ему в
глаза и заставило встать с кресла, и от его недоумения, сомнений, презрения
к самому себе не осталось и следа.
Перчатка снова лежала на полу.
