окрестностях Москвы, тщательно разыскивая всевозможные остатки старины, и
щедро платил за каждую находку. Из его переписки видно, между прочим, что за
одну рукопись он отпустил на волю целую крестьянскую семью. Высокое
служебное положение Румянцева облегчало ему любимое дело и помогало вести
его в самых широких размерах: так, он обращался ко многим губернаторам и
архиереям, прося их указаний о местных древностях, и посылал им в
руководство свои программы для собирания памятников старины. Мало того, он
руководил изысканиями в заграничных книгохранилищах по части русской истории
и, кроме русских памятников, хотел предпринять обширное издание иностранных
писателей о России: им было отмечено до 70 иностранных сказаний о России,
был составлен и план издания, но к сожалению это дело не состоялось. Но не
одно дело собирания памятников интересовало канцлера; часто он оказывал
поддержку и исследователям старины, поощряя их труд, а часто и сам вызывал
молодые силы на исследования, ставя им научные вопросы и оказывая
материальную поддержку. Перед смертью граф Румянцев завещал для общего
пользования соотечественников свое богатое собрание книг, рукописей и других
древностей. Император Николай I открыл это собрание для публики, под
названием "Румянцевского музея", первоначально в Петербурге; но при
императоре Александре II музей переведен был в Москву, где и соединен с так
называемым публичным музеем в знаменитом Пашковом доме. Эти музеи --
драгоценные хранилища нашей древней письменности. Так широка была
деятельность графа Румянцева на поле нашей исторической науки. Стимулы ее
заключались в высоком образовании этого человека и в его патриотическом
направлении. У него было много ума и материальных средств для достижения его
научных целей, но надо сознаться, что он не сделал бы многого из того, что
сделал, если бы за ним не стояли в качестве его помощников замечательные
люди того времени. Помощниками его были деятели Архива Коллегии иностранных
дел. Начальниками Архива при Румянцеве были Н. Н. Бантыш-Каменский
(1739--1814) и Л. Ф. Малиновский, советами и трудами которых пользовался Н.
М. Карамзин и которые очень много сделали для благоустройства своего Архива.
А из молодых ученых, начавших свою деятельность в этом Архиве при Румянцеве,
упомянем только самых видных: Константина Федоровича Калайдовича и Павла
Михайловича Строева. Оба они замечательно много сделали по числу и по
значению их работ, трудясь над научным изданием памятников. собирая и
описывая рукописи во всеоружии прекрасных критических приемов.
Биография Калайдовича малоизвестна. Родился он в 1792 г., жил немного
-- всего 40 лет и кончил умопомешательством и почти нищетой. В 1829 г.
Погодин писал о нем Строеву: "Калайдовича сумасшествие прошло, но осталась
такая слабость, такая ипохондрия, что нельзя смотреть на него без горести.
Он в нужде..." В своей деятельности Калайдович почти всецело принадлежал к
Румянцевскому кружку и был любимым сотрудником Румянцева. Он участвовал в
издании "Собрания Государственных Грамот и Договоров"; вместе с Строевым
совершил в 1817 г. поездку по Московской и Калужской губерниям для
разыскания старых рукописей. Это была первая по времени научная экспедиция в
провинцию с исключительной целью -- палеографической. Создалась она по
почину гр. Румянцева и увенчалась большим успехом. Строев и Калайдович нашли
Изборник Святослава 1073 г., Илларионову Похвалу Когану Владимиру и между
прочим в Волоколамском монастыре Судебник Ивана ///.Эта была тогда полная
новинка: Княжеского Судебника не знал никто в русской редакции, и Карамзин
пользовался им в латинском переводе Герберштейна. Граф приветствовал находки
и благодарил молодых ученых за их труды. Судебник был издан на его средства
Строевым и Калайдовичем в 1819 г. ("Законы Великого Князя Иоанна Васильевича
и внука его Царя Иоанна Васильевича". Москва 1819 г., второе издание, Москва
1878 г.). -- Кроме своих издательских трудов и палеографических разысканий,
Калайдович известен и своими филологическими исследованиями ("Иоанн, Экзарх
Болгарский"). Ранняя смерть и печальная жизнь не дали этому таланту
возможности вполне развернуть свои богатые силы.
В близком общении с Калайдовичем во дни юности был П. М. Строев.
Строев, происходя из небогатой дворянской семьи, родился в Москве в 1796 г.
В 1812 г. он должен был поступить в университет, но военные события,
прервавшие ход университетского преподавания, помешали этому, так что только
в августе 1813 г. стал он студентом. Замечательнейшими из учителей его здесь
были Р. Ф. Тимковский (ум. 1820 г.), профессор римской словесности,
знаменитый изданием летописи Нестора (вышла в 1824 г., к изданию ее он
применил приемы издания древних классиков) и М. Т. Каченовский (ум. 1842 г.)
-- основатель так называемой скептической школы. Тотчас по поступлении в
университет, т.е. 17 лет, Строев уже составил краткую Российскую Историю,
которая издана была в 1814г., стала общепринятым учебником и через пять лет
потребовала нового издания. В 1815 г. Строев выступает уже со своим
собственным журналом "Современный наблюдатель Российской Словесности",
который он думал, сделать еженедельным и который выходил только с марта по
июль. В конце того же 1815 года Павел Михайлович выходит из университета, не
окончив курса, и поступает по предложению Румянцева в Комиссию печатания
Государственных Грамот и Договоров. Румянцев высоко ценил его и, как увидим,
был прав. Кроме удачных кабинетных работ, Строев с 1817 по 1820 г. на
средства Румянцева объезжает вместе с Калайдовичем книгохранилища Московской
и Калужской епархий. Мы уже знаем, какие важные памятники были тогда
найдены. Кроме находок, было описано до 2000 рукописей, и Строев в этих
поездках приобрел большое знание рукописного материала, которым он много
помог Карамзину. И после своих экспедиций, до конца 1822 г., Строев
продолжает работать при Румянцеве. В 1828 г. Строев был избран
действительным членом Общества Истории и Древностей Российских при
Московском университете (это Общество учреждено было в 1804 г. для издания
древних летописей). В заседании Общества 14 июля 1823 г. Строев выступил с
грандиозным проектом. По поводу своего выбора он сказал блестящую речь, в
которой благодарил за избрание, указал, что цель Общества -- издание
летописей -- слишком узка, и предложил заменить ее разбором и изданием всех
вообще исторических памятников, какими Общество будет иметь возможность
располагать:
"Общество должно, -- говорил Строев, -- извлечь, привести в известность
и, если не само обработать, то доставить другим средства обрабатывать все
письменные памятники нашей истории и древней словесности..." "Пусть целая
Россия, -- говорил он, -- превратится в одну библиотеку, нам доступную. Не
сотнями известных рукописей должны мы ограничить наши занятия, но
бесчисленным множеством их в монастырях и соборных хранилищах, никем не
хранимых и никем не описанных, в архивах, кои нещадно опустошают время и
нерадивое невежество, в кладовых и подвалах, не доступных лучам солнца, куда
груды древних книг и свитков, кажется, снесены для того, чтобы грызущие
животные, черви, ржа и тля могли истребить их удобнее и скорее!.." Строев,
словом, предлагал Обществу привести в наличность всю письменную старину,
какою располагали провинциальные библиотеки, и предлагал для достижения этой
цели послать ученую экспедицию, чтобы описать провинциальные книгохранилища.
Пробная поездка этой экспедиции должна была быть совершена по проекту
Строева в Новгороде, где следовало разобрать находившуюся в Софийском соборе
библиотеку. Далее, экспедиция должна была совершить свою первую или северную
поездку, в район которой входили по плану Строева 10 губерний (Новгородская,
Петербургская, Олонецкая, Архангельская, Вологодская, Вятская, Пермская,
Костромская, Ярославская и Тверская). Эта поездка должна была занять два с
лишним года и дать, как надеялся Строев, блестящие результаты, "богатую
жатву", потому что на севере много монастырей с библиотеками; там жили и
живут старообрядцы, которые очень внимательно относятся к рукописной
старине; а затем, на севере меньше всего было неприятельских погромов.
Вторая или средняя поездка, по проекту Строева, должна была занять два года
времени и охватить среднюю полосу России (губернии: Московскую,
Владимирскую, Нижегородскую, Тамбовскую, Тульскую, Калужскую, Смоленскую и
Псковскую). Третья или западная поездка должна была направиться в
юго-западную Россию (9 губерний: Витебскую, Могилевскую, Минскую, Волынскую,
Киевскую, Харьковскую, Черниговскую, Курскую и Орловскую) и потребовала бы
год времени. Этими поездками Строев надеялся достичь систематического
описания всего исторического материала в провинции, преимущественно в
духовных библиотеках. Издержки он определял в сумме 7000 р. в год. Все
составленные экспедицией описания он предполагал слить в одну общую роспись
летописного и историко-юридического материала и предлагал Обществу издавать
потом исторические памятники по лучшим из описанных экспедицией редакциям, а
не по случайным спискам, как это делалось до того времени. Рисуя такие
привлекательные перспективы, Строев искусно доказывал возможность исполнения
своего проекта и настаивал на его принятии. Речь свою он закончил хвалой
Румянцеву, благодаря которому он мог приобрести навык и опыт в
археографическом деле. Конечно, Румянцевская экспедиция 1817--1820 гг.
заставила Строева размечтаться о той грандиозной экспедиции, какую он
предлагал.
Общество, в своем большинстве, приняло речь Строева за смелую мечту
молодого ума и дало Строеву средства для обозрения одной лишь Новгородской
Софийской библиотеки, которая и была им описана. Речь Строева даже не была
напечатана в журнале Общества, а появилась в "Северном Архиве". Ее прочли и
забыли. Сам Строев занимался в то время историей донского казачества и
составил свой известный "Ключ к истории Государства Российского" Карамзина,
писал в журналах, поступил библиотекарем к графу Ф. А. Толстому, вместе с
Калайдовичем составил и издал в свет каталог богатого собрания рукописей
графа Ф. А. Толстого, ныне находящихся в Императорской Публичной Библиотеке.
Труды Строева были замечены Академией наук, и она в 1826 г. дала ему звание
своего корреспондента. Среди своих последних трудов Строев как будто забыл о
своей речи: на самом же деле оказалось не так. По преданию, великая княгиня
Мария Павловна с большим участием отнеслась к речи Строева, которую
прочитала в "Северном Архиве", и это участие, как говорят, побудило Строева
обратиться с письмом к президенту Академии наук графу С. С. Уварову. В этом
письме он развивает те же планы, которые развивал и в Обществе, предлагает
себя, как опытного археографа, для археографических поездок и сообщает
подробный план практического исполнения предлагаемого им дела. Уваров
передал письмо Строева в Академию, Академия же -- своему члену Кругу
поручила его разбор и оценку. 21 мая 1828 г. благодаря прекрасному отзыву
Круга, важное дело было решено. Академия, признавая, что археографическая
экспедиция есть "священная обязанность, от которой первое ученое заведение
Империи не может уклониться, не подвергаясь справедливым упрекам в
равнодушии", решила отправить Строева в путешествие, ассигновав 10 тыс. руб.
ассигнациями. Археографическая экспедиция была таким образом учреждена.
