приходили к славянам "из-за моря". Именем "варягов" ("варангов", "вэрингов")
не только славяне, но и другие народы (греки, арабы, скандинавы) называли
норманнов, выходивших из Скандинавии в другие страны. Такие выходцы стали
появляться с IX в. среди славянских племен на Волхове и Днепре, на Черном
море и в Греции в виде военных или торговых дружин. Они торговали или
нанимались на русскую и византийскую военную службу или же просто искали
добычи и грабили, где могли. Трудно сказать, что именно заставляло варягов
так часто покидать свою родину и бродить по чужбине; в ту эпоху вообще было
очень велико выселение номаннов из Скандинавских стран в среднюю и даже
южную Европу: они нападали на Англию, Францию, Испанию, даже Италию. Среди
же русских славян с середины IX столетия варягов было так много и к ним
славяне так привыкли, что варягов можно назвать прямыми сожителями русских
славян. Они вместе торговали с греками и арабами, вместе воевали против
общих врагов, иногда ссорились и враждовали, причем то варяги подчиняли себе
славян, то славяне прогоняли варягов "за море" на их родину. При тесном
общении славян с варягами можно было бы ожидать большого влияния варягов на
славянский быт. Но такого влияния вообще незаметно -- знак, что в культурном
отношении варяги не были выше славянского населения той эпохи.
Первоначальный быт русских славян
Мы познакомились с теми известиями о славянах, которые позволяют нам
сказать, что русские до начала самобытного политического существования имели
несколько веков примитивной жизни. Древние писатели византийские (Прокопий и
Маврикий) и германские (гот Иордан) раскрывают нам и черты первоначального
быта славян, с которыми интересно познакомиться, чтобы уяснить себе, в каком
положении, на какой степени общественного развития застает славян история.
Придя в пределы теперешней России, в Поднепровье, славяне не нашли здесь
такой культуры и цивилизации, как германские племена, вторгшиеся в
Западно-Римскую империю. Последние сами должны были подняться до той высоты,
на которой стояли туземцы; славяне же предстают перед нами в достаточной
чистоте примитивного быта. Об этом быте еще в XVIII в. сложились два
воззрения. Представителем первого был известный Шлецер; другая же теория
получила окончательное развитие в "Истории русской жизни" недавно умершего
ученого И. Е. Забелина. Шлецер представлял себе первоначальный быт славян не
выше быта дикарей ирокезцев. Еще летописец говорил, что славяне "живяху
звериньским образом"; так думал и Шлецер. Первые семена гражданственности и
культуры, по его мнению, были брошены варягами, которые вызвали славян за
собой на историческую арену. Это взгляд, очевидно, крайний. Забелин же
("История русской жизни", 2 тома. М., 1876-- 1879) рисует нам быт славян
русских в IX--Х вв. очень сложным и высоко развитым и впадает поэтому в иную
крайность. Отрешимся от этих двух точек зрения и рассмотрим, какие
несомненные данные для выяснения этого вопроса можем мы найти у древних
источников.
Прежде всего -- славяне народ не кочевой, а оседлый. Уже Тацит, который
сближает их с сарматами, отмечает, что они были диким народом, но отличались
от сарматов тем, что жили оседло и строили дома. Оседлость славян надо
понимать в том смысле, что главный капитал их состоял не в стадах и табунах,
а в земле, и хозяйство было основано на эксплуатации земли. Но эта оседлость
была не прочна, так как, итощив пашню на одном месте, славяне легко покидали
свое жилище и искали другого. Таким образом, поселки славян имели
первоначально очень подвижный характер. Об этом согласно свидетельствуют и
греческие писатели и летописец, который говорит о древлянах и вятичах так,
что можно понять, что они только что принялись за обработку земли. Древляне,
которые, по словам летописца, "живяху звериньским образом", уже ко времени
летописца "делают нивы своя и земля своя". Области, в которых приходилось
жить и пахать славянам, были лесные, поэтому рядом с земледелием возникла и
эксплуатация лесов, развиты лесные промыслы, бортничество и охота с целью
промышленною. Воск, мед и шкуры были искони предметами торговли, которыми
славилась Русь на Дунае. Святослав, например, желая остаться на Дунае,
говорит:
"Хочу жити в Переяславце на Дунае, яко то есть середа в земли моей, яко
ту вся благая сходятся"; и далее он перечисляет, что привозят туда из Греции
и Рима, а о Руси говорит: "Из Руси же скора и мед, воск и челядь". Охота на
пушного зверя составляла один из основных промыслов славян, точно так же,
как изделия из дерева (лодки и т. п.).
В оборот хозяйственной жизни славян издавна входила и торговля. На
пространстве от южного побережья Балтийского моря до Урала и Волги находят
клады с арабскими (куфическими) монетами, относящимися к VIII, даже и к VII
в. Если принять во внимание, что у арабов был обычай при каждом халифе
перечеканивать монеты, то можно приблизительно точно определить время, по
крайней мере, век, в котором зарыт клад. На основании этого и делают вывод,
что в VIII, IX и Х вв. те народы, которые жили на Руси, вели торговлю с
арабами. Эти археологические предположения совпадают с рассказами арабских
писателей, которые передают нам, что арабы торговали в пределах нынешней
России и, между прочим, с народом Росс. Велась торговля, вероятно, речными
путями, по крайней мере, клады своим местонахождением намекают на это. О
размерах торговых оборотов мы можем судить, напр., по тому, что у Великих
Лук и недавно у Твери найдены клады в несколько тысяч рублей. Возможность
зарыть в одном кладе столько ценностей показывает, что торговля велась
большими капиталами. В торговле с Востоком для славян, как мы уже видели,
большое значение имели хазары, открывшие им безопасный путь к Каспийскому
морю. Под покровительством этих же хазар славяне проникли и в Азию. Это было
одно направление торговли славян-русских. Второе вело в Грецию на юг.
Древний договор Олега с греками показывает, что подобные торговые договоры
писались уже и раньше и что в Х в. сложились уже определенные формы и
традиции торговых сношений. Указывают и еще торговый путь, который шел из
Руси в Западную Европу. Профессор Васильевский, основываясь на хороших
данных, говорит, что славяне в глубокой древности под именем "ругов"
постоянно торговали на верхнем Дунае. Таким образом, сведения, которые мы
имеем от древнейшей поры, показывают, что рядом с земледелием славяне
занимались и торговлею; а при таком условии мы можем предположить у славян
раннее существование городов как торгово-промышленных центров. Этот вывод --
вывод несомненный -- проливает яркий свет на некоторые явления древней
киевской жизни. Хотя Иордан и утверждал, что у славян не было городов, тем
не менее с первого же времени исторической жизни славян мы видим у них
признаки развития городской жизни. Скандинавские саги, знакомые с Русью,
зовут ее "Гардарик", т.е. страна городов. Летопись уже не помнит времени
возникновения на Руси многих городов, они были "изначала". Главнейшие города
древней Руси (Новгород, Полоцк, Ростов, Смоленск, Киев, Чернигов) все
расположены на речных торговых путях и имели значение именно торговое, а не
были только пунктами племенной обороны.
Вот те несомненные данные о первоначальном быте славян, которые
показывают, что последние были далеко не диким народом, что летописец впал в
неточность, говоря, что в большинстве своем они "живяху звериньским
образом"; но, с другой стороны, у нас нет никакой возможности доказать, что
этот быт достигал высоких степеней общественной культуры.
Какую же внутреннюю организацию имели славяне? Разрешение этого вопроса
вводит нас в интересную полемику.
Быт славян вначале был несомненно племенной. На первых страницах
летописец постоянно называет их по племенам; но, читая летопись далее, мы
видим, что имена полян, древлян, вятичей и т. п. постепенно исчезают и
заменяются рассказами о волостях: "Новгородци бо изначала и Смоляне и Кыяне
и Полочане и вся власти (то есть волости), якоже на думу, на веча сходятся",
-- говорит летописец и под именем этих "властей" разумеет не членов
какого-либо племени, а жителей городов и волостей. Таким образом, быт
племенной, очевидно, перешел в быт волостной. Это не подлежит сомнению,
нужно только понять, какое общественное устройство действовало внутри
крупных племен и волостей. Из каких мелких союзов состояли сперва племена, а
затем волости? Какая связь скрепляла людей: родовая, или соседственная,
территориальная? Дерптский профессор Эверс в 1826 г. издал книгу "Das
aelteste Recht der Russen", в которой впервые попробовал дать научный ответ
на эти вопросы (его книга переведена и на русский язык). Во-первых, он
отмечает у славян факт общего владения при отсутствии личной собственности;
во-вторых, в летописи постоянно упоминается о роде: "живяху родом", "возста
род на род". Святослав "имаше за убиенные глаголы: яко род его возьмет"; и
в-третьих, "Русская правда" умалчивает о личной поземельной собственности.
На основании этих данных и возникла теория, по которой славяне, на первых
ступенях жизни, жили родом, по образцу рода римского, т.е. жили обществами,
построенными на родовых началах; во главе рода стояла власть родовладыки --
авторитет патриархальный. Со смертью родовладыки родовая собственность не
делилась, а движимое и недвижимое имущество все находилось во владении рода.
Родовой быт действительно исключал возможность личного владения. Теория
Эверса была принята нашей "школой родового быта": Соловьев и Кавелин развили
ее и перенесли в сферу политической истории. Но когда родовая теория легла в
основание всей нашей истории, она встретила беспощадного критика в лице
известного славянофила К. С. Аксакова, выступившею со статьею "О древнем
быте у Славян вообще и у Русских и особенности", и историков-юристов Беляева
и Лешкова. Они утверждают, что слово "род" в летописи употребляется не как
римское "genus", что оно имеет несколько значений, так как иногда под ним
подразумевается семья (в сказаниях о Кие, Щеке и Хориве), иногда род (в
призвании князей); стало быть, народ, а с ним и летописец под этим словом
понимали различные вещи. Общее же владение и отсутствие личного
землевладения могут доказывать не родовые формы быта, а общинную
организацию. Под ударами критики родовое учение потеряло свою непреложность;
стали говорить, что родовой быт существовал лишь во времена глубокой
древности. быть может, доисторические, а затем заменился общинным. Учение об
общине было развито Аксаковым и Беляевым. По их мнению, славяне жили общиною
не на основании физиологических, кровных начал, а в силу совместного
жительства на одних и тех же местах и единства хозяйственных, материальных
интересов. Общины управлялись властью избранных старшин, так называемым
вечем. Мелкие общины или верви сливались в волости, которые уже были
общинами политическими. В первоначальных рассуждениях об общине было много
неопределенного. Гораздо удачнее, конкретнее поставил вопрос о
первоначальном быте славян профессор Леонтович (его поддержал
Бестужев-Рюмин). Взгляды Леонтовича известны под названием теории
задружно-общинного быта. По этой теории родственные славянские семьи не
принимали строгой родовой организации, но жили, не забывая своего
физического родства, уже на началах территориальных, соседственных. Образцом
подобного рода общин была сербская задруга. В трудах позднейших этнографов
