смертью узнать, в какое дерьмо вляпался!
- А что с тобой?!
- Ты совсем дура! Неужто не слышала, я сто раз тебе говорю - тут
паутина, я погибаю уже, понятно! А еще болото! Ну да неважно, говори! Мне
все равно не поможешь.
Иван был уже опутан по рукам и ногам, не мог пошевельнуть даже
крайним пальцем, кончиком пальца.
Лана отозвалась сразу:
- Стой спокойно, дурень! Это же самый обычный фильтр! Не соображаешь,
что ли?!
- Ты много соображаешь! - выкрикнул Иван. - Чем ругаться, лучше
напоследок скажи мне что-нибудь ласковое, доброе, ведь я же тебя... люблю,
нет уже, любил, точно, любил, все прощай!
Лана опять долго молчала. Потом сказала тихо, голос ее дрожал:
- Ладно уж, нужна мне любовь эдакой трехглазой образины! Много о себе
думаешь! - слова были недобрыми, а голос нежным и взволнованным, видно,
думала она совсем иное, чем говорила.
- Прощай!
- Да помолчи немного! Пойми, под ногами у тебя не болото никакое, не
трясина, а фильтр - к нам нельзя без фильтра, инфекцию занесешь! А через
этот фильтр тебя протянет и все будет в порядочке, стерильным станешь, все
сам увидишь.
У Ивана слабеньким птенчиком трепыхнулась в груди надежда.
- Правда-а? - жалобно взмолил он.
- Так говорят, вон и Марта...
- Да хватит уже про нее!
Иван чувствовал, что его затягивает все глубже, но и не пытался
сопротивляться. Теперь он верил, точнее, он был готов верить во что
угодно, хоть в чудо, хоть в сказки.
- Вот ты перебиваешь все время, а сам не слушаешь, - рассерженно
продолжила русоволосая. - У них очень мало земных женщин, понял! Потому и
делают все, что только можно, потому и в эти ярусы специально подвешивают,
вечную жизнь дают, берегут как зеницу ока, понял? Потому и ублажают, и
кормят, и поят, и все, чего душе-потребуется...
- Да не потому! - взвыл Иван. - Ты же сама знаешь, не потому!
- Ну и что, - вдруг резко ответила Лана, - ну и что?! у них народ
древнейший, миллионы, лет цивилизаций, многие вырождаются, перестают
давать потомство, да почти все, чего там! А ты бы чего стал на их месте
делать, а? Вымирать, что ли? Нет уж, не захотел бы вымирать! Вот и они не
хотят! Они наших подвешивают, чего-то там делают - и только давай, в
ускоренном режиме, сотнями, тысячами зародышей выдают, успевай выносить да
в инкубаторы помещать для выращивания! Вот так! Ивана захлестнуло мутной
волной ярости.
- И ты-ы?! - прохрипел он, погрузившись в вязкое болото по плечи.
- А что я - особенная?! Тут все одинаковые! И все говорят, совсем не
больно, даже не чувствуешь ничего, наоборот, висишь и наслаждаешься вечной
житухой, а там все само собой идет. Вот так, они умеют!
- Ты спятила! Ты с ума сошла на этой чертовой планете или как ее там,
ты просто ненормальная! - Ивана прорвало. Вязкая трясина подступала к
подбородку, и он задирал его вверх, чтобы не захлебнуться. - Неужели и
ты...
- Меня пока готовят только. Тут много всяких стадий, понял? И там в
садике - это тоже стадия, им надо, чтоб каждая сама созрела, вот ведь как!
И Марту не силком увели, эта толстуха все врала, Марта сама напросилась,
вот и увели, она созрела, и я сама к ним приползла, сама, хоть и с твоей
помощью... А теперь чего же, я не знаю! И мне хочется жить вечно! Какая
разница - здесь, там, еще где... Тут я всех переживу, тут просто рай, так
все приятно и хорошо, будто все время в теплой ванне с чемто нежным,
ароматным. И совсем не скучно, ни капельки! Вот меня подготовят, и я тоже
начну испытывать блаженство, как Марта, как все они!
- Молчи!
Это было последнее слово Ивана. Его затянуло с головой. Он начал
задыхаться. Но по-настоящему испугаться не успел - его вдруг выдернуло
непонятной силой из трясины и бросило на что-то мягкое и раскачивающееся,
напоминавшее гамак.
Прямо леред Иваном висел огромный мохнатый шар. Шар был судя по всему
живым, он поводил боками, вздрагивал. Иван спрыгнул с гамака, задрал
голову-и не поверил глазам, своим. Шар вытягивался кверху грушей, и под
самыми сводами, на высоте пяти или шести метров, заканчивался патлатой и
неухоженной головкой с сонными покрасневшими глазками. Почти от самой
головы, из-под волос торчали тонюсенькие ручки. Они нервно теребили что-то
невидимое, поблескивающие ноготки отражали тусклый синеватый свет. И весь
этот гигантский шаргруша висел в почти совершенно прозрачной сети, которую
Иван поначалу и не приметил, висел на сложной системе крючьев-шарниров,
переплетающихся гибких шлангов, трубочек и прочих непонятных
приспособлениях. Но то, что живой шар-груша составляет единое целое с
патлатой и сонной головой, Иван сообразил сразу. Это было невероятно, но
это было фактом.
- Чего тебе - тут надо, слизняк? - вопросила женская голова как-то
вяло.
- Ничего! - огрызнулся Иван. Ему не понравилось, что и такое вот
существо называет его слизняком, будто издеваясь не только над ним, но над
самим здравым смыслом. Но все же он заставил себя выдавить два слова: - Ты
кто?
Шар-груша вздрогнул, заколыхался.
- Я - Марта, - донеслось сверху. - Вечная Марта. А ты - ничтожный и
жалкий слизняк, приползший оттуда, я тебя распознала.
- Не слушай ее! - вдруг прозвучал громкий голос русоволосой. - Не
слушай! Иди ко мне!
Иван завертел головой, но ничего не смог увидеть.
- Где ты?
Его взгляд случайно упал на какой-то морщинисто-слизистый хобот в
полметра шириной, выходивший снизу из шара. Иван пригляделся. Хобот
стлался по полу извивистыми кольцами и пропадал в стене. Иван подошел к
ней. И только тогда увидал - никакая это не стена! То, что он принял за
зеленоватую стену, было на самом деле толстенным стеклом огромного
аквариума-резервуара, заполненного зеленой жидкостью. Он даже вспомнил
аквариум в кабинете Толика Реброва, там, на Земле, вспомнил его чистую
прозрачную воду, свирепых обитателей... Но здесь все было иначе - вода
была мутной, да и вода ли это была? А в ней плавали тысячи, если не
десятки тысяч, тоже зелененьких и тоже полупрозрачных головастиков. Они
сновали и вверх и вниз, в самом беспорядочной, броуновском движении. Конец
хобота, проходившего сквозь черное упругое кольцо внутрь аквариума, лежал
на самом дне, из его отверстия при каждом содрогании шара-груши вырывалась
стайка совсем крохотных, почти не различимых головастиков.
- Убирайся отсюда, инфекция ходячая! - недовольно пробурчала огромная
Марта. - Здесь не место слизнякам!
- Иди ко мне!
Иван, не глядя, бросился на голос русоволосой. Еще немного, и его
вывернуло наизнанку, он не выдержал бы - висящая Марта и все прочее
произвело на него впечатление более жуткое, чем Хранитель да и вся эта
негуманоидная шатия-братия!
- Иду!
Он прыгнул в темноту, прорвал какую-то невидимую завесу, прорвал
словно тонкую резиновую пленку... и оказался прямо перед ней, перед Ланой.
Но в первую очередь он оглянулся, чтобы проверить себя, чтобы убедиться в
этом переходе. Но ничего позади не было. Абсолютно ничего кроме глухой
серой стены.
Русоволосая висела в трех метрах над полом в прозрачном коконе.
Висела и улыбалась. При виде Ивана скривила губки и протянула:
- Фу-у, какой же ты все-таки страшный! Прямо, смотреть не могу!
Иван отмахнулся от ее слов. Это все было цичего не стоящей ерундой!
Главное, она, она была прежней, нисколечки не изменившейся, видно, процесс
преобразования висящей в гигантскую плодоносящую матку или не начался, или
же был в самом начале, не выказывал себя. Иван не стал долго размышлять.
- А мы вот так! - выкрикнул он.
И подпрыгнув, вцепился во все эти трубки, канатики, шланги... рванул
на себя, выдирая их из стены. Упали они вместе - Иван успел поддержать
русоволосую, и она почти не ушиблась.
- Дурак! - визжала она. - Ты самый настоящий дурак! Кто тебя просил?!
Но Иван ничего не слышал и не желал слышать. Он не теряя ни секунды,
грубо и властно, обдирал с нее полупрозрачную липучую сеть, выпутывал из
кокона.
- Ты не смеешь распоряжаться мной! Пусти! Пусти немедленно! Они тебя
в порошок сотрут! Дурак ненормальный!
И Иван на миг прервал свою работу и влепил русоволосой звонкую
пощечину. Та сразу же смолкла, уставилась на него удивленно-вопрошающими
глазами.
- Ну что, накричалась?
- Все равно ты не имеешь...
- Пойдем! - Иван так рванул ее за руку, что она упала на колени и
метра четыре он волочил ее волоком. - Быстрей!
Иван сунулся было в стену, через которую только что проходил, но
больно ударился сразу головой и плечом. Стена была настоящей.
- Я хочу жить вечно! Я хочу блаженства! - упиралась Лана. Из глаз ее
текли слезы, губы были искусаны в кровь.
- Щас, щас - приговаривал Иван, ощупывая стену, - щас я тебе покажу
как живут вечно! Ты хочешь вечно висеть, как эта твоя Марта?
- Да!!! Дурак чертов!
Иван не нащупал прохода в стене, зато ноги его вдруг стали
погружаться в пол - за минуту он опустился по пояс. Но руки ее не
выпустил, наоборот, сжал еще крепче.
- Тут можно пробраться! - заявил он твердо.
- Ну и лезь сам!
Иван снова дернул русоволосую на себя. И она стала утопать в этом
непостижимом материале покрытия, которое всасывало в себя тела, не
переставая казаться на глаз твердым и ровным.
- Щас!
Иван ушел вниз с головою, но тут же подался вперед, под стену. И его
рассчет оправдался - он распрямил согнутые ноги, и голова его, пройдя
сквозь пол в комнате с аквариумом-инкубатором, вышла наружу. Через секунду
он выбрался полностью, вытянул русоволосую.
- Пусти! Мне больно!! - завизжала та.
- Смотри! - зло произнес Иван. - Смотри, почем блаженство и вечность!
Лана уставилась на Вечную Марту, шарообразную и жуткую, на этот
опутанный сетью мохнатый живой шар-грушу с морщинистым слизистым хоботом.
С полминуты она молча таращила глаза. Потом из груди ее вырвался такой
крик, что у Ивана заложило уши:
- Не-е-ет!!!
Она начала падать. Но Иван успел подхватить ее тело, вскинуть на
плечо. Не мешкая, он запрыгнул в плетеный гамак, тот самый, на котором
опустился сверху, принялся дергать за стропы-канатыбеспорядочно, но
сильно.
- Вы оба - жалкие слизняки, - проговорила Марта брезгливо и
равнодушно. - Жалкие, смертные черви!
Иван не стал отвечать. Он почувствовал, что гамак пошел вверх-и это
было маленькой победой, все остальное чепуха, мелочи!
- Виси себе вечно! - крикнул он на прощание со злой веселостью. И тут
же сам удивился, почему так, откуда в нем это недоброжелательство,
злорадство, откуда?! Ведь ему бы следовало пожалеть несчастную! Даже в
висках заломило.
И уже на исходе" из комнаты-аквариума он расслышал
глуховато-надменное:
- Это вы несчастные, это вас надо жалеть...
Лана очнулась. Вцепилась в плечо рукой. И прошептала на ухо как-то
вяло, обреченно:
- Все равно мне не уйти от них. Ты, может, и убежишь, ты им не особо
нужен, а мне не уйти! - И заплакала.
- Это мы еще поглядим, - заверил ее Иван.
Они проскочили потолок - с таким ощущением, словно их протащили на
канате сквозь огромную кучу чего-то сыпучего и мелкого наподобие крупы. И
угодили прямиком в один из тех водопадов, которые Иван видел, спускаясь
сюда. Только теперь этот странный, бурлящий и пенящийся водопад падал не
наискось, как прежде, а бил могучим фонтаном вверх. В общем-то Иван и не
успел толком разобраться, что произошло, как его, мокрого и растерянного,
вышвырнуло на поверхность, прямо на плиты пустыни-свалки. Рядом сидела не
менее мокрая и напуганная Лана. Она, несмотря на все страхи и
